Лев Овалов - Двадцатые годы

Он приезжал домой, задумчиво останавливался среди комнаты, небрежно произносил:

- Что бы мне надеть?

- А я тебе куртку сшила, померь...

Он и на этот раз не оценил ее труда.

- Скоро ты, мамочка, совсем отвыкнешь от чтения, все шьешь и шьешь...

Слава не знал, как начать разговор, а начать надо, иначе все его слова, сказанные Марусе, не будут иметь никакого веса.

Он смотрел на стол, сотни раз смотрел он на этот стол и лишь впервые заметил, что поверхность его покрывает тонкий слой ссохшейся грязи, сквозь которую едва просвечивает вишневый лак.

Он все-таки решился:

- Мама, я хотел бы... Мне хотелось бы... Тебе надо сходить к Денисовым.

- Зачем это?

Вера Васильевна подняла в недоумении брови.

- Как бы это тебе объяснить? Дело в том... Дело в том, что я решил жениться.

- Что-о?

- То, что ты слышала.

Шитье валялось на полу, ни Вера Васильевна, ни Слава не заметили, как оно упало.

- На ком же это?

- У Маруси две сестры. Одной тринадцать, другой одиннадцать. Не на них же!

- Слава, тебе нет восемнадцати!

- Мы любим друг друга.

- Что же тебе нужно от меня?

- Мы не можем пожениться, пока ты не сходишь к Денисовым.

- Это с какой же целью?

- Пожалуйста, не представляйся наивной. Не забывай, что мы в деревне.

- Разве в деревне женятся иначе, чем в городе?

- Да! Традиции, обычаи, условности здесь гораздо сильнее. Пока ты не подтвердишь серьезность моих намерений, Марусе не разрешат выйти замуж.

- О господи! Не ставь меня в смешное положение...

- Так ты не пойдешь?

- Глупо все это...

Тогда Слава принялся говорить о серьезности своего чувства. Общность взглядов, сходство характеров, глубокая взаимная симпатия. Посыпались ссылки на Пушкина и Шекспира. Особенно на Пушкина. Отец сделал Пушкина советчиком Славы. На помощь подоспели герои пушкинских повестей: Бурмин, Берестов, Гринев продефилировали перед Верой Васильевной дружным строем. На подмогу появился Ромео. "И, наконец, мы с ней стоим на одной политической платформе". Перед платформой, считал Слава, устоять невозможно.

Но ни Гринев, ни Ромео, ни даже платформа не действовали на Веру Васильевну.

Тогда Слава нахмурился: если не действует добро, должно подействовать зло, благородные офицеры не произвели впечатления, призовем на помощь палача Цанкова.

- Может быть, ты и права, - мрачно сказал Слава. - Какая там любовь, когда в мире идет жестокая классовая борьба. Ты читала о фашистском перевороте в Болгарии?

Что-то Вера Васильевна слышала.

- А о войне за освобождение славян знаешь? Сколько добровольцев ехало тогда из России! Возможно, и нам придется выступить. Как ты думаешь, мама, стоит мне записаться в добровольцы?

Желаемое он выдавал за действительное, добровольцев в Болгарию не посылали, хотя откройся запись в добровольцы, Слава бы записался, в этом случае его не остановила бы и Маруся.

Но, как говорится, у страха глаза велики, а у материнского страха особенно.

- Ты это серьезно?

- Пойми, мамочка, если ты не хочешь, чтобы мы с Марусей связали свои жизни, мне остается один путь.

Нет, мама не хотела, чтобы Слава уехал, да еще в чужую страну, войны отняли у нее слишком многих близких.

Она умоляюще посмотрела на сына:

- Не впадай в крайности!

- Моя судьба в твоих руках, я или женюсь, или уеду...

Он добился своего: Вера Васильевна согласилась пойти вечером к Денисовым и... поговорить. О чем? Она и сама не знала.

Слава взял книгу, сел у окна. "Смотри, - говорил он всем своим видом матери, - меня это ничуть не волнует, все вполне естественно", но вскоре не выдержал, отложил книжку и стремглав понесся на село.

Впрочем, по селу он шел, сдерживая себя, поднялся к Денисовым на крыльцо...

Маруся тоже шила!

Перед нею лежали лоскуты холста, и она сметывала их, прежде чем сесть за швейную машинку.

- Мама сегодня придет к вам...

Маруся побледнела, даже губы у нее побелели, сделались такими же белыми, как холст на ее коленях.

- Ох, надо маме сказать...

Слава разделял ее тревогу, слишком все серьезно, Марусе тоже нужно подготовить родителей к встрече.

Только что пригнали стадо, коровы еще брели по домам, а желтые блики заката окрасили небо, когда Вера Васильевна собралась к Денисовым.

Шла она не торопясь, ее привыкли видеть на сельской улице, то навещала больных, то заходила к родителям своих учеников, никто не обратил внимания на то, что Вера Васильевна принарядилась, ее кружевная кофточка слишком проста, чтобы кто-нибудь на селе мог ее оценить.

Вера Васильевна поднялась на крыльцо, потянула на себя дверь, мать Маруси, Анна Степановна, стояла у горки с посудой, доставала лафитники.

Анна Степановна быстро повернулась на стук щеколды.

- Ой, Вера Васильевна?.. Вот не ждали! Заходьте, заходьте, гостями будете...

И тут же из-за дощатой перегородки, отделявшей тесную спаленку от горницы, вышел отец Маруси.

Он заранее принарядился, на нем чистая белая рубашка и коричневый пиджак, да и весь он выглядел приглаженным и умытым.

- Вере Васильевне!

Он легонько пожал гостье руку, чуть отодвинул от лавки стол, чтобы свободнее пройти гостье, сел сам, а Анна Степановна принялась доставать посуду.

- Неужели успели подоить? - удивилась Вера Васильевна. - Стадо только прошло...

Анна Степановна заговорщицки улыбнулась:

- Корову Маруська доит, сейчас придет...

Этими словами она хотела сказать, что Маруся у нее не бездельница, а также то, что Анна Степановна понимает, зачем пришла Вера Васильевна и что без Маруси сейчас не обойтись.

Маруся появилась с ведром в руке, и по всей горнице сладко запахло парным молоком.

Она помогла матери накрыть стол скатертью, расшитой по углам красными петухами, разложила ножи и вилки, расставила тарелки с вареным мясом, с творогом и холодной яичницей.

- Повечеряете с нами? - спросила Марусина мать, а Марусин отец помялся, вопросительно поглядел на гостью и вытянул из-под лавки зеленоватую бутылку.

- Ради такого случая...

Но о случае никто не заговаривал, никто не решался нарушить напряженное молчание.

"Ну же, ну!.." - мысленно подгонял Слава мать.

Ах, если бы сюда профессиональную сваху! Она бы в момент всех разговорила, и беседа бы потекла в нужном направлении.

- Вы знаете, о чем я пришла поговорить? - решилась наконец Вера Васильевна. - Наши дети...

На выручку поспешила Марусина мать.

- Подите-ка погуляйте, - обратилась она к Марусе и Славе. - Без вас нам способнее поговорить промежду собой.

Они вышли на крыльцо.

- Как ты думаешь, о чем они будут говорить? - спросил Слава не без тревоги.

- Как о чем? - удивилась Маруся. - Обо всем...

Из горницы доносились голоса, разговор шел негромкий, в дружелюбных тонах, это чувствовалось, иногда отец Маруси повышал голос, хотя скорее всего это происходило оттого, что он подбадривал себя стопкой самогона.