Лев Овалов - Двадцатые годы

Слава посмотрел в мутные, унылые глаза...

- Да вы не смотрите, что конь неказист, довезет как миленький, поспешил заведующий утешить Ознобишина. - Дай я коня получше, надо посылать кучера, гнать лошадь обратно, а кучеров лишних у меня нет. А этого можете не возвращать, я его только что актировал. Доставит вас до Успенского!

- А дальше что с ним делать?

- Отдадите кому-нибудь, обдерут, шкура в хозяйстве всегда сгодится.

"Сходить к Шабунину, пожаловаться, - подумал Слава и махнул рукой. Все равно..."

На полок навалили соломы, Слава взгромоздился на грядку, ухватился за вожжи.

- Счастливо! - закричал заведующий. - Доедете, разлюбезное дело.

Петя, уже одетый, сидел на стуле. Слава помог ему выйти, поправил солому, расстелил одеяло, подложил ему под голову подушку, уложил пачки с книгами.

Эмма вынесла сверток с носильными вещами.

- Простыни с постели я не положила, - честно предупредила она Славу. Зачем везти грязное белье? Вашей маме лишняя стирка...

- Поехали? - спросил Слава брата.

- Поехали, - шепотом согласился Петя.

Слава пожал руку Эмме.

- Эмма Артуровна!

- Вячеслав Николаевич, я вас никогда-никогда не буду забывать, проникновенно сказала Эмма. - Вы были хороший человек.

Слава сел рядом с Петей, дернул вожжами, ветеран конной тяги переступил с ноги на ногу и медленно побрел по залитой солнцем улице, мимо яблоневого сада...

- Вячеслав Николаевич! Вячеслав Николаевич!

Слава обернулся. По улице бежала Эмма Артуровна. Она протянула мельхиоровый подстаканник.

- Возьмите, Вячеслав Николаевич, это вам за все хорошее, что имело место между нами.

И Слава взял, нельзя было обидеть Эмму.

Потихоньку выехали за околицу.

И - долго-недолго - пропал наконец за холмом городок, потянулись нескончаемые поля, и как последний привет Малоархангельска порыв теплого летнего ветра донес до Славы сладковатый запах торфа, тлеющего во всех печах покинутого города.

А конь шел и шел, все медленнее и медленнее...

Петя тронул брата за рукав.

- Не жалей меня, - прошептал Петя. - Подгони, а то мы и к завтрему не дотащимся.

Пете было плохо, его томила не только болезнь, но и дорога, он все чаще поднимал голову.

- Да что там у тебя? - с раздражением спросил Петя. - Лошадь тебя совсем не слушается!

- А тебя послушается?

- Ты вожжи держать не умеешь, - рассердился Петя и с трудом сел. Дай-ка...

- Лежи! Языком еле ворочает, а туда же...

Кнута не было.

Слава спрыгнул, сорвал с придорожной ракиты ветку, подал Пете, к удивлению Славы, скорость их Росинанта заметно возросла.

Шаг за шагом уходила в прошлое малоархангельская жизнь.

- Мало тебя уважают... - вырвалось у Пети. - Порядочному человеку не дадут такого одра.

Слава только сейчас сообразил, Петя ведь не знает, что он уже не секретарь укомола.

- А ты знаешь, я уже не работаю в укомоле, - сказал он возможно равнодушнее. - Подал заявление, хочу учиться, мою просьбу уважили.

- Так ты насовсем к нам!

К вечеру Петю опять стало клонить в сон, и Слава взял вожжи.

- Давай нигде не останавливаться? - предложил он Пете. - Все будет ближе к дому.

- Как хочешь, - безучастно пробормотал Петя, температура у него опять поднялась. Слава не мог понять, спит он или теряет сознание.

Над головами у них неслись сизые свинцовые облака, порывы ветра налетали все чаще, ночь обещала быть знобкой, гнулись придорожные кусты. Слава выпростал из-под Пети одеяло, укрыл, сверху еще укутал курткой, поежился сам и плотнее застегнул пиджачок. Наступила ночь. Птицы свиристели за придорожными канавами, брехали вдалеке собаки, и все время казалось, будто кто-то плачет, а кто и где - не понять.

Поднялись на взгорок, миновали редкий лесок, потянулись опять поля, налево посевы, в темноте не разобрать чего, направо поросшие травой пары. Конь точно почуял корм и остановился, Слава задергал вожжами, хлестнул - ни с места.

- Дьявол!

Дьявол встал намертво.

Пришлось будить Петю, он лучше разбирался в лошадях.

- Что делать?

Петя схватил себя за горло.

- Не могу дышать.

- Встал этот черт!

- Распряги, - с трудом произнес Петя. - Пусть пасется.

Слава стреножил коня, и тот, мягко шлепая губами, побрел в поле.

- Будешь есть?

Петя покачал головой, выпил несколько глотков воды. Слава стал взбивать на полке солому.

- Под телегу, - прохрипел Петя. - Там теплее, и на случай дождя.

Легли под повозку, солому застелили попонкой, сверху накрылись одеялом, Слава прижался к брату, обнял, тот опять впал в забытье.

Ветер усиливался. Слава выглянул из-под повозки - небо черное, нигде ни проблеска, ни одной звездочки, по земле полз тускло-серый туман, летели и шуршали сорванные с деревьев листья. Вдали грохотал гром. "Дождь, - подумал Слава. - Только бы не над нами". Вспыхнул свет и погас, и опять гром. Молния. Это уж совсем близко. Молнии сверкали одна за другой, гром громыхал не переставая. Славе становилось все страшнее от непрерывных ослепительных вспышек.

В свете молнии он увидел старую раскидистую ветлу.

Растолкал Петю.

- Укроемся!

Потащил Петю за руку.

Ветер несся с бешеной скоростью, швырял в лицо листья, молнии ослепляли.

Слава прижался к стволу ветлы и прижал к себе брата.

- Петенька...

- Где мы? - хрипло спросил Петя.

- Под ветлой! - крикнул Слава. - Здесь поспокойнее!

- Дурак! - вдруг выкрикнул Петя и теперь уже сам потащил Славу в открытое поле.

- Что ты делаешь? - закричал Слава. - Ты сошел с ума!

Петя бежал и тащил за собой брата.

Какая-то сумасшедшая молния еще раз прорезала небо, грохнул гром, и на них обрушился неистовый ливень.

- Видишь, что наделал! - закричал Слава, дергая Петю за рукав.

А Петя в ответ закашлялся, на мгновение подавился и неожиданно произнес обычным своим голосом:

- Что за черт, во рту какая-то дрянь!

Петя плевался, а сверху лило и лило.

- Петенька! - радостно закричал Слава. - У тебя же ангина! Прорвало, прорвало!

- Кого прорвало? - громко спросил Петя.

- Да нарыв, нарыв! У тебя уже было так...

Петя часто болел ангинами, Слава сообразил, что нарыв в горле мешал ему говорить.

- Бежим под телегу, - сказал Петя, и они побрели под дождем к своему укрытию, черневшему в нескольких шагах.

И едва залезли под полок, как дождь сразу прекратился.

- Тебе не будет хуже? - с тревогой спросил Слава.

- Нет, мне лучше.

Они закутались в одеяло и стали ждать рассвета, и рассвет не замедлил окрасить землю сперва в серые, потом в лиловые, а потом в розовые и, наконец, в лимонно-золотистые тона.

Братья выползли из-под своего укрытия, мокрые, жалкие, замерзшие, только солнце могло их обогреть и обсушить. Неподалеку пасся их пепельный конь. Ветлы не было - на ее месте торчал обугленный пень. Молния угодила прямо в это несчастное дерево.