Лев Овалов - Двадцатые годы

Под утро сквозь сон Петя на что-то пожаловался:

- Дай мне, ну дай, я тебя прошу...

Что дать, он так и не сказал.

Слава обнял брата, жалко было его ужасно, младший ведь брат. Слава пробовал его баюкать, даже запел: "Спи, мой маленький коток..."

Утром Слава опять измерил Пете температуру, поднялась уже до тридцати девяти градусов, - опять напоил молоком, оставил Петю на попечение Эммы, хотелось с утра покончить со всеми делами и пораньше уехать из города, он боялся остаться с больным Петей в Малоархангельске, хорошо бы поскорее вернуться к маме, мать, как наседка, пригреет его под своим крылом, и Петя сразу начнет поправляться.

Он пришел в уком, в оба укома, снялся с партийного и комсомольского учета. Селиверстов сказал, что звонил Семин, просил Ознобишина обязательно зайти, Слава подивился - зачем он Семину, надо было еще зайти на конный двор, попросить до Успенского лошадку.

Семин мил, вежлив, добродушен, щеки его не в пример Железнову по-прежнему пухлы и розовы, и улыбка не изменилась, такая же снисходительная и приветливая.

- Зачем я тебе?

- Оружие.

- Какое еще оружие.

- Верни оружие. Тебя освободили? Уезжаешь? Вот и верни оружие. Револьвер выдан был при вступлении в должность? Теперь полагается вернуть.

- Да я же давным-давно вернул! Помнишь, пришел к тебе и отдал револьвер, о чем же ты спрашиваешь?

- Все-таки тебе свойственно легкомыслие, Ознобишин! - Семин удовлетворенно засмеялся. - Вернул, вернул, отлично помню. Но ведь мы тогда так и не оформили возвращение. Я же о тебе забочусь. Переведут меня, придет другой, спохватится - где оружие, и потребует с тебя. А ты иди доказывай, что вернул. Пиши заявление: "Прошу принять обратно выданный мне револьвер системы наган, номер..." Сейчас я тебе скажу номер. - Вышел и тут же вернулся, назвал номер, дела у него в образцовом порядке. - А я тебе, в свою очередь, расписочку: такого-то числа сдан и принят...

Со стороны Семина это и предусмотрительно, и любезно, ведь и вправду могли возникнуть неприятности.

- Ну, желаю тебе, - сказал Семин. - На кого же ты едешь учиться?

- На прокурора или на судью, - сказал Слава. - На юридический факультет.

- На прокурора? - Семин захохотал. - Какой из тебя прокурор! Иди лучше в учителя, литературу преподавать.

- Считаешь, ни на что другое не пригоден?

- Почему, литература тоже приносит пользу.

- Какую же?

- Не скажи, я уважаю Достоевского, хороший криминалист, в иных тонкостях очень даже помогает разобраться.

- Спасибо за совет.

Слава протянул Семину руку, но тот не отпустил Славу, указал на стул посиди, посиди еще.

- Я тебе другой совет дам... Выжлецова не забыл?

- Что-нибудь выяснилось?

- Многое выяснилось.

- Так Выжлецов тогда врал мне или не врал?

- Тут не все ясно, дело сложное. Он не только хлеб у себя на мельнице воровал, поковарней дела творились. Следствие еще не закончено, подключился Орел. Я другой совет хочу тебе дать. Посерьезней надо жить. Людей слушай, да не всему верь, что можешь, проверь и к нам, а мы уж... Понял?

Он искренне наставлял Славу.

- Ладно, - сказал Слава. - Учту.

- Я не для твоей только пользы говорю, я беспокоюсь о государстве, серьезно произнес Семин. - Учти, классовая борьба еще впереди.

Последний визит - на конный двор.

- Мне бы лошадку.

- Далеко?

- В Успенское.

- Надолго едете?

- Насовсем.

- Это как понимать?

У заведующего маленькие, заплывшие глазки и нос в синих прожилках любит, должно быть, выпить.

- Обратно к себе, кончилась моя работа в Малоархангельске, возвращаюсь к родным пенатам.

- К пенатам?.. Это кто же они будут?

- Родственники.

Заведующий пожевал нижнюю губу.

- Не полагается.

- Что не полагается?

- Домой на казенных лошадях возвращаться.

- Не пешком же? У меня вещи, брат еще заболел...

- Не знаю, не знаю.

- Может, сходить к Афанасию Петровичу, принести от него записку?

Заведующий пожевал верхнюю губу.

- Зачем же Афанасия Петровича беспокоить? Что-нибудь найдем. Приходите часа через два, приготовлю вам экипаж, есть тут у меня одна лошаденка на примете, так ее оформить надо.

- Ладно, через два, так через два.

Слава пошел к себе. Петя лежал на кровати сонный, вялый, температура у него как будто сползла, равнодушными глазами смотрел на сборы брата.

Пришла Эмма Артуровна.

- Как, Вячеслав Николаевич, когда едете?

- Часа через два, должно быть.

- Брата вашего напоила чаем, яичко всмятку сварила, отказывался, глотать, говорит, больно, но кое-как скушал.

- Доберемся мы с тобой?

Петя утвердительно закрыл глаза.

- Не бес-по-кой-ся, - выдохнул он. - До-е-дем.

Слава обвел комнату глазами, не забыть бы чего, и Эмма тут же перехватила его взгляд.

- Не беспокойтесь, Вячеслав Николаевич, я помогу, соберу и белье, и постель.

Она вынесла в зал пачки с книгами, ушла и вернулась с креслом, с усилием втащила в комнату Славы дубовое кресло с высокой спинкой, обитое тусклым зеленым сафьяном.

- Это еще для чего? - удивился Слава.

- Для товарища Соснякова, - радостно объяснила Эмма. - Строгий, говорят, не в пример вам.

Кресло... Что-то напомнило оно Славе. Какое-то кресло проступало сквозь дымку времени. Корсунское, комсомольское собрание и Сосняков, несущий на своих плечах кресло. Другое. Но все-таки кресло. Вот когда оно вернулось к нему!

- А без кресла он не обойдется? - спросил Слава.

- Как можно, Вячеслав Николаевич, это вам все безразлично.

Сосняков вправду другой человек, Эмма ни обкрадывать его не осмелится, ни по душам он с ней никогда не поговорит. Серьезный товарищ. Ну да простится это ему, лишь бы укомол не сдавал своих позиций.

Вслед за креслом Эмма принесла ситцевые занавески на окно.

- Помогите, Вячеслав Николаевич, гвоздики приколотить.

- А это откуда?

- Франечка велела повесить.

Чудеса, да и только! Выслуживаться Франечка не любила.

- Ей это зачем?

- Поручение ей такое товарищ Сосняков дали, нежелательно, говорит, чтобы с улицы ко мне в окно засматривали, обеспечь меня, говорит, с этой стороны.

- А где она их взяла?

- Сняла со своего окна.

"Силен! - снова подумал Слава. - Сосняков им себя еще покажет".

- А как вы думаете, Вячеслав Николаевич, товарищ Сосняков не могут меня уволить?

- С чего бы?

Эмма потупилась:

- Так я же беспартийная.

- Ну и что с того?

- А они, говорят, только партийных уважают.

- Не волнуйтесь, полы можно и беспартийным мыть.

- Я к вам так привыкла, Вячеслав Николаевич...

- Пойду за лошадью, - оборвал ее Слава.

Заведующий конным двором его ждал.

- Приготовил я вам коня...

Это был тот еще одер! Старая, изнуренная кляча, и под стать ей ветхий полок, доски которого стянуты проволочками и бечевками, - толкни и тотчас рассыплется.