Лев Овалов - Двадцатые годы

Не хочется Славе отсюда уезжать. Идет он знакомой уютной улицей и только сейчас, вот в эту минуту, понимает, какой это милый городок.

Вот и дом, где живут комсомольские работники. Надо как можно быстрее закончить все дела. Навстречу метнулась Эмма Артуровна и исчезла. Знает или не знает? Хотя откуда ей знать! Впрочем, Эмма Артуровна всегда узнавала о том, что произошло, за две минуты до происшествия. А впрочем, ну ее к черту! Не знает, так узнает.

Слава прошел к себе в комнату.

На его кровати сидел Петя.

Вот уж кого Слава не ожидал!

- Откуда ты взялся?

- Мама...

- Что мама?

Слава испугался, не случилось ли чего с мамой.

- Прислала.

- Она не больна?

- Нет.

- А что же случилось?

- Да ничего...

Петя повел плечами. Он не знал, зачем нужно было его посылать. "Так дольше продолжаться не может", - сказала мама. Что продолжаться? Все шло, как и шло. "Поезжай к Славе, - сказала мама. - Попроси приехать, пусть вырвется на один день, мне необходимо с ним посоветоваться".

Слава чмокнул брата в щеку. Они дружны, но нежностей избегали мужчинам они ни к чему.

Что-то насторожило Славу, Петя был не такой, как обычно.

- Что же все-таки мама велела передать?

- Просит тебя приехать, - повторил Петя. - Иногда она плачет... потихоньку от меня.

- Так в чем же дело? - добивался Слава.

- Марья Софроновна кричит на нее... - Петя исподлобья взглянул на брата. - Ты когда приедешь?

- А ты-то сам как отсюда? - поинтересовался Слава.

- Чижов поехал за товарами для потребиловки, мама и попросила меня взять. Туда возьму, сказал, а обратно не рассчитывайте, товара много, не довезу. Обратно тебя как-нибудь Слава отправит, сказала мама.

- Да что с тобой? - перебил Слава брата. - Какой-то ты сонный. Не выспался?

- Просто болит голова, - пожаловался Петя. - И немного знобит.

Слава приложил руку ко лбу брата.

- Да у тебя жар! - воскликнул он. - Ты простудился!

- Нет, - сказал Петя. - Ехали ночью, и просто я очень замерз.

- Разденься...

Слава настоял, уложил Петю в постель, накрыл одеялом.

- Надо бы измерить температуру, да, по-моему, градусника нет ни у кого.

Он не помнил такого случая, когда кто-нибудь в общежитии измерял температуру, никто не болел, а если болел, старался этого не замечать.

- Сейчас принесу тебе чаю... Эмма Артуровна! Это мой брат...

- Знаю, знаю, он сказал, потому и пустила.

- Ему нездоровится, можно его напоить чаем?

Эмма принесла чай, у нее нашлось даже малиновое варенье, раздобыла где-то термометр, сбегала в аптеку за аспирином.

- Вы никогда еще так не хлопотали, - поблагодарил ее Слава. - Прямо как родной человек.

- В последний ведь раз...

Кажется, Эмма готова прослезиться.

- Почему в последний?

- Но вы же от нас уезжаете?

- А вам откуда известно?

Эмма потупилась.

- Франечка еще вчера сказала.

- Да, уезжаю, - подтвердил Слава и занялся братом.

Температура выше тридцати восьми, пьет с трудом, болит горло. Слава пытался выяснить, когда Петя заболел. Оказывается, ночью шел за телегой, разгорячился, напился из колодца холодной воды, замерз и вместо того, чтобы идти, залез на телегу и промерз окончательно. Ему становилось все хуже, он дремал, временами впадал в забытье...

Слава ходит по комнате, посматривает на Петю, собирает вещи. Вещей немного, верхние рубашки, смена постельного и нательного белья, куртка, валенки, валяющиеся с весны в углу, и книги; книг, правда, порядочно, то купит, то выпросит в Центропечати, набралось два свертка.

Еще одна ночь, и он покинет Малоархангельск!

И вдруг странное ощущение охватывает Славу. По вечерам он обычно работал. Читал, писал, готовился к следующему дню, а то шел в клуб или возвращался работать в укомол. А сегодня работы нет. Пустой вечер.

Можно бы посидеть и поговорить с братом, но Петя то дремлет, то постанывает.

- Прими-ка еще аспирину...

Однако Славу не оставили одного. Пришли Железнов и Ушаков. Как обычно, вошли без стука, такие церемонии у них не водились.

- Ну как ты, ничего?

- Ничего.

- А это кто? - спросил Железнов.

- Брат.

- Разве у тебя есть брат?

Мало они знали друг о друге, перебирались в Малоархангельск, отрывались от семей.

- А что с ним? - спросил Ушаков.

- Простудился. Напился холодной воды и остыл.

- Может, вызвать врача?

- Обойдется, я дал аспирина.

- Ты на меня не обижаешься? - спросил Железнов после некоторого молчания.

- Что ж на тебя обижаться, - сказал Слава. - Ни ты мне, ни я тебе не мешал.

- Я и сам только сегодня утром узнал, что тебя посылают учиться, объяснил Железнов. - Ты не думай, я вовсе не стремился в секретари.

- А я и не думаю, - сказал Слава. - Зря вы только Соснякова избрали в президиум.

- Да нет, он парень способный, - виновато сказал Железнов. - Из него будет толк.

- Толк-то будет, - согласился Слава. - Да уж больно он...

Слава не сумел найти слова, которые выразили бы то, что он думал.

- Он хотел вместе с нами зайти, да постеснялся, - сказал Ушаков. Может, пойти позвать, он внизу...

- Не надо, опять к чему-нибудь придерется.

- Напрасно, - сказал Ушаков. - Он парень неплохой, только чересчур старательный.

- Ты когда думаешь ехать-то? - поинтересовался Железнов.

Слава усмехнулся.

- Гонишь уже?

- Ну что ты? - Железнов сконфузился. - Я без всякой задней мысли.

- Завтра, чего же зря околачиваться, - сказал Слава. - Ты в мою комнату переберешься?

- Мне и у себя хорошо, - отказался Железнов. - На твою халупу Сосняков нацелился.

"Значит, был даже такой разговор, - подумал Слава. - Сосняков своего не упустит".

- Может быть, тебе чем помочь? - осведомился Железнов.

Слава отрицательно покачал головой.

- А чего помогать?

Они еще посидели, поговорили.

- Не будем беспокоить, пойдем.

"Вот и все, - подумал Слава. - Полтора года вместе, а завтра мы уже посторонние люди. Может быть, я в последний раз вижу и Железнова, и Никиту. А ведь он изменился за эти полтора года, - подумал Слава о Железнове. Такой же круглолицый и спокойный, но и не такой. Постарел за это время, румянец пропал, глаза смотрят равнодушнее, резкая складочка появилась у носа. Жениться ему пора, сильно ощутим в нем поворот к взрослости. А Никита всю жизнь останется юношей. Нежное, тонкое лицо, льняные длинные волосы, даже заикается, застенчив. С Никитой мы еще, может, встретимся в Москве. Он учиться, и я учиться. Чему-нибудь и научимся..."

Слава сходил еще раз к Эмме, получил стакан горячего молока, дал Пете аспирину, напоил молоком, глотать было еще труднее, чем днем, расхворался он не на шутку.

Лег Слава рядом с Петей, лечь больше негде, всю ночь Петя метался, горел, бредил, Слава гладил брата по голове, тот затихал, вероятно, думал, что это мама, мама не отходила от них, когда они заболевали.