Валентин Овечкин - Ошибка

Как сто бабок пошептало! Оно таки, значит, верно, неплохая эта штука политотдел".

И так у них и повелось с Павловым. Придет дед к нему в политотдел, сядет в углу, нахмурится и бормочет: "Сукины дети, агроломы, нету на вас погибели!" А сам под ноги себе глядит, будто не до Павлова речь ведет. Павлов усмехается. "Ты что там, дед, бубнишь? Подсаживайся ближе". - "Да вот, говорит, опыты у нас делают, как прямо по сорнякам озимку сеять. Привез агроном эти пшеничники, или как они там у черта называются, а они только сверху землю ковыряют, а вглубь не лезут.

Весь сорняк как был, так и стоит невредимый!" Павлов - на машину и деда с собой.

Раз как-то спрашивает Павлов у деда: "Чего ж ты не подаешь заявление, чтобы приняли тебя обратно в колхоз? Я слыхал: тебя исключили за то, что не давал бороновать озимку? Ну, это прошлое - уладим". - "А ну их к лешему! - говорит дед. - Буду сам хозяевать. За чужой головой хоть и спокойнее жить, да тошно".

Павлов на этом не остановился. Вызвал раз деда в политотдел. "Хоть ты, говорит, Силантий Федорыч, и не колхозник, но даем тебе от политотдела задание. Мы в ваш колхоз посылаем лучшую тракторную бригаду. Машины там новой марки, гусеничные, каждая по двенадцать лемехов тянет. Так надо, чтоб эти машины работали как следует. Тебя мы прикрепляем к этой бригаде наблюдать за качеством. Побудешь там хоть с неделю, пока наладится. Все равно делать тебе сейчас нечего. Соломы такой, чтобы тебе молотить, уже нет". И смеется. Дед подумал. "Это ж как я буду? Вроде как в третьей бригаде Микита Редкокаша? Инспехтором?" - "Вот, вот, так, как Никита". "А что оно, слышь, это инспехтор, ежели до старого приравнять, - десятский или же сотский?" Рассказал ему Павлов. Пошел дед в бригаду. А председатель наш носом крутит. "Зря. Раз - то, что не колхозник, а другое - с ветерком дед. Он там такого натворит, что и не расхлебаем". Павлов ему: "Ничего, поглядим".

На другой день бежит в политотдел рулевой Мишка Филатов с жалобой на деда: "Нехай рукам волю не дает! Это ему не старый режим! Ежели мер не примете - в суд подам!" Аж слезы у парня текут и шею бинтом обвязал. Приехал Павлов на место происшествия, спрашивает деда: "Что тут у тебя с ним вышло?" Дед плечами сдвигает: "Ничего не вышло. Галдел, галдел ему: держи, парень, ровнее - огрех бросаешь, подглыби середний плуг, мелко берет, - так ничего и не вышло. Пришлось ссадить с машины". - "Как же ты его ссадил, что парень жалуется - шея не ворочается?" - "Ну, а я ж то при чем? Я б, может, за рукав или за шиворот его взял, кабы он в рубашке был, а он голый, загорал против солнца. Пришлось взять его за шею". Да как вызверится на Мишку: "С-сукин сын! Весь загон испакостил -г- срамно глядеть! Небось, когда на своем тракторе пахал, так не бросал огрехов!" "Как - на своем?" - спрашивает Павлов. "Да так. Свой трактор у них с батъком был.

И молотилка. Он с Вербового хутора, я их знаю, как облупленных".

Выгнал Павлов этого тракториста из бригады. А через неделю - снова жалоба на деда. Пришел в политотдел председатель "Красных бойцов". "Что за самоуправство! - говорит. - Нашу клетку запахал!" Тут и наш председатель был. "Вот видите! - говорит. - Я же предупреждал - наделает делов". Павлов посмеялся, а потом как взял в оборот председателя "Красных бойцов": "Какой же ты руководитель, ежели земли своей не знаешь? Хозяева! Сто гектаров земли потеряли!" Вышло так:

в наш участок заходит сапогом стогектарка "Красных бойцов".

Земля там хорошая, толока, лет пять не пахалась. А у них такой ералаш в то время был: бригадиры и полеводы каждый месяц менялись, участков своих не знали, первая бригада думала, что клетка эта второй бригады, а вторая тоже за свою не признавала. Ну, у деда и разгорелся глаз на эту землю. "Загоняй, ребята, - наша будет!" Аж когда вспахали, тогда только разглядели "Красные бойцы" - ихняя земля. Ну, клетку ту им вернули, они нам за нее после отпахали. Деду Павлов сказал:

"Больше так не делай. Не к помещику за межу залез, а в такой же колхоз". А "Красным бойцам" потом проходу не давал. На каждом собрании, бывало, издевался: "Ну-ка, расскажите, хозяева премилые, как вас дед с землей объегорил?"

Вот так и пошло. Посылал Павлов деда к тракторам на неделю, а пробыл он там до конца пахоты. До Чепеля совсем дорогу забыл. Приезжает как-то Павлов, а дед суетится, мотается по полю, загонки для тракторов размечает, ругается с полеводом: почему сорняки на участке не выжег? Спрашивает Павлов деда: "Ну, а ежели так вот, как сейчас, не тошно будет в колхозе?" Дед подумал, усмехнулся: "Так-то оно вроде ничего..."

Зазвал его Павлов в вагончик, сам написал заявление, дед подписался. А как узнал Павлов в точности, за что исключили деда, про деревянную борону, рассердился, ни разу не видали его таким злым. "Шляпа! - говорит нашему председателю. - Жуликов под носом у себя держал, а деда какого выгнал!"

Так с тех пор и работает дед инспектором в нашей бригаде.

Недавно было - ячмень уже начинали косить, - приходит в степь, под глазами синяки, нос распух, будто пчелы его покусали, ухо в крови. Я перепугался: "Где это тебя угостили?" - "У Чепеля", - отвечает. "Чего ж тебя туда занесло? Опять до рюмки потянуло?" - "Пошел ты к черту! говорит. - До рюмки! Ишь догадливый какой!" Обиделся и разговаривать не стал.

Вечером уже, когда отсердился малость, рассказал: "Пришел, говорит, вчера до Чепеля, а там пир горой - человек двадцать собралось. И из нашей бригады сидят трое. "Что ж вы, говорю, делаете, бандиты? Колхоз уже косовицу начал, а вы тут саботаж разводите?" Чепель поднимается: "А что ты, говорит, за шишка такая? Тебе какое дело?" - да за грудки меня. Я не стерпел, Чепелю - в ухо! Чепель развернулся да меня! Я его - коленом в живот. Кабы один на один - умолотил бы, да вступились там за него, я и ушел от греха прочь".

Когда уезжал от нас Павлов - пришел к нам в колхоз и говорит председателю: "Этой своей ошибки до смерти не забывай". И зовет деда: "Ну, иди сюда, дед Ошибка, попрощаемся".

Так с тех пор и пошло - дед Ошибка...

1935 г.

ОВЕЧКИН Валентин Владимирович (1904 - 1968). Ошибка. Впервые опубликован в сборнике "Колхозные рассказы". Ростов-на-Дону: Азчериздат, 1935. Печатается по изданию: Овечкин Валентин. Избранное. М.: Художественная литература, 1955.