Николай Помяловский - Мещанское счастье

— Леночка, прости меня, — шептал он…

— Я знаю, отчего ты не можешь любить меня…

Молотов целовал ее руки и сам не знал, что с ним творилось. Он сознавал, что не имеет любви к ней, но Леночка была дорога ему… не как сестра, не как друг… а за то, что она любила его… Никому и дела не было до него, а она?

— Я знаю, — повторила Леночка, — ты не можешь любить меня, потому что я глупенькая…

Молотов невольно закрыл лицо руками…

— Тебе жалко меня, потому что ты добрый.

— Боже мой!.. — проговорил Молотов, и по какому-то инстинкту он прибавил: — Так женщины не говорят.

— Нас много таких девушек, — говорила Леночка, — но, Егорушка, и такие, как Лизавета Аркадьевна, не лучше нас.

— Леночка, ты ревнуешь?.. Я не могу ее любить… я уезжаю отсюда… я ненавижу их… Эти аристократы обидели, обругали меня…

Молотов, будучи рад, что нашел человека, пред которым мог высказаться, вполне открыл свою душу. Он рассказал Леночке все, что он пережил в последние дни, и как подслушал разговор Обросимовых, и что он думал, как помещик помочь ему хотел, как гадал он по Лермонтову, и о письме друга своего, и как страшна для него будущность — все, все, точно Леночка подругой его стала… Она слушала его с увлечением, положив на его плечо свою хорошенькую головку. Тогда она не сказала ему свое оригинальное: «Да этого не бывает…»

— Я их не люблю, — сказала она горячо…

Молотов поцеловал ее, но это был не страстный, а добрый поцелуй.

— Бог с ними, — сказал он…

— Никогда их не буду любить… Я тебя люблю; я не сержусь на тебя.

Они расстались добрыми друзьями, но Леночка всю ночь проплакала и все понять не могла, «отчего же нас любить нельзя?.. Отчего?». Прошли для нее хорошие, добрые дни; но ей было жалко не только добрых дней, тихих вечеров и ясных поцелуев, — она чувствовала какую-то особенную горечь на сердце и все спрашивала: «Отчего же нас любить нельзя?» У нас немало встречается таких женщин, как Леночка, и многие увлекаются их щечками, щечки целуют, и хорошо, если останавливаются только на том, на чем остановился Молотов… Иначе для них невозможна будет и бабья карьера. Что тогда?.. Молотову пришло в тот день на ум: «Обросимов не хочет меня признать полным человеком, как сам он, а я Леночку не хотел признать полной женщиной. Но дело сделано, теперь не воротишь!» Однако и Молотов эту ночь провел неспокойно, несмотря на то, что в тот день измучился и физически и нравственно.

Егор Иваныч немало услыхал добрых пожеланий от Обросимовых, когда они узнали, что он едет на службу по приглашению приятеля. Все были к нему внимательны, ласковы, добры. Вот уже в зале накрыт стол белой салфеткой, раскинут огромный дорогой ковер, из спальной комнаты принесена большая икона, свечи зажжены. Аркадий Иваныч настоял, чтобы отслужили напутственный молебен. Пришли священник и дьячок. Во время обряда, от которого Молотов хотел было уклониться, его посетили кротость и смирение. Ему представилось, что он, быть может, никогда не встретится с этими людьми, а после этого ему казалось дико и нелогично сердиться на них. Тогда возникло на душе его то чувство, которое создало афоризм: «О мертвых либо ничего, либо хорошо». «Все это прошло, — думал он, — а на прошедшее нечего сердиться. Все мертвое, все прошлое, все, что больше не встретится в жизни нашей, — не возбуждает злости».

— Ну, дай вам бог счастья на новом поприще, — сказал Обросимов, — не забывайте нас…

— Желаем вам всего хорошего; мы вас любили, — сказала Марья Павловна, — пусть все вас так любят.

Лизавета Аркадьевна подала ему руку.

— Прощайте, Егор Иваныч, — сказал Володя.

Молотов поцеловал его в голову…

Прислуга толпилась и тоже кланялась Молотову и от души желала ему всего хорошего.

Его провожали, как родного, и умилительна была эта картина, когда чужому человеку чужие люди желали всего хорошего. Ведь это редко бывает.

Но не выдумывать же автору несуществующих пока примирений! Егор Иваныч все-таки ненавидел их, хотя и говорил: «О мертвых либо ничего, либо хорошо». «Так где же счастье? — спросит читатель. — В заглавии счастье обещано?» Оно, читатели, впереди. Счастье всегда впереди — это закон природы.

1860

Марлинский — псевдоним писателя-декабриста Александра Александровича Бестужева (1797–1837), автора повестей «Испытание», «Лейтенант Беловзор» и др.

«Всех цветочков боле розу я любила» да «Стонет сизый голубочек» — песни-романсы поэта Ивана Ивановича Дмитриева (1760–1837).

Новый человек ( лат .)

Варламов Александр Егорович (1801–1848) — русский композитор, автор песен и романсов.

«В минуту жизни трудную, теснится ль в сердце грусть…» — из стихотворения М. Ю. Лермонтова «Молитва» (1839).

Фемида — в греческой мифологии богиня правосудия.

«Тряхнул кудрями — дело вмиг поспело» — из стихотворения А. В. Кольцова «Первая песня лихача Кудрявича» (1837).

Трансцендентальное — непознаваемое, сверхопытное.

Господин Арбенин — герой драмы М. Ю. Лермонтова «Странный человек» (1831).