Лев Толстой - Андроид Каренина

Она сделала все, что могла, — она подбежала к нему и отдалась вся, робея и радуясь. Он обнял ее и прижал губы к ее рту, искавшему его поцелуя. Она тоже не спала всю ночь и все утро ждала его. Мать и отец были бесспорно согласны и счастливы ее счастьем. Она ждала его.

— Пойдемте к мам а ! — сказала она, взяв его за руку.

Он долго не мог ничего сказать, не столько потому, что он боялся словом испортить высоту своего чувства, сколько потому, что каждый раз, как он хотел сказать что-нибудь, вместо слов он чувствовал, что у него вырвутся слезы счастья. Он взял ее руку и поцеловал.

— Неужели это правда? — сказал он наконец глухим голосом. — Я не могу верить, что ты любишь меня!

Она улыбнулась этому «ты» и той робости, с которою он взглянул на нее.

— Да! — значительно, медленно проговорила она. — Я так счастлива!

И вдруг в комнате появился Сократ. Левин был поражен — он только сейчас понял, что находясь в своем счастливом и лихорадочном состоянии, он совершенно позабыл о своем роботе и оставил его в гостинице одного. Он покраснел и опустил голову; чувство стыда за произошедшее еще более возросло, когда Сократ рассказал о своих приключениях на пути в дом Щербацких.

— Я был задержан человеком… каким-то человеком… человеком с усами… человеком… человеком, — взволнованно произнес Сократ, его глаза дико мигали, — он сказал, что из Министерства, из органов.

— Это был Смотритель? — начал Левин, но тут же растерянно остановился. Он никогда не видел своего невозмутимого робота столь взволнованным.

— Нет, не Смотритель. С ним не было 77-х. Я так и не узнал его форму. Он записал мои данные и затем… затем…

— Сократ? — спросил Левин с растущей тревогой.

— Он сказал, что отныне роботам III класса запрещено ходить без сопровождения.

— Не может быть!

Левин был поражен этой новостью, а Кити с ее детской непосредственностью возмутилась:

— Что же это такой за человек с усиками, чтобы говорить такие глупости? — весело произнесла она, и Татьяна согласно, хотя и тревожно кивнула — она как андроид чувствовала весь ужас пережитого, отражавшийся в глазах Сократа.

Тут вошли князь с княгиней и через полчаса о человеке с усиками позабыли, погрузившись в суету свадебных приготовлений.

Невольно перебирая в своем воспоминании впечатление от разговоров, веденных во время и после обеда, Алексей Александрович возвращался в свою одинокую лабораторию в подземельях Московской Башни. Слова Дарьи Александровны о прощении произвели в нем только досаду, а Лицо выказало ему полнейшее презрение. Оно постоянно напоминало ему слова глупого, доброго Туровцына: «молодецки поступил»; «вызвал на дуэль и убил». Все, очевидно, сочувствовали этому, хотя из учтивости и не высказали этого.

И ТЫ С ТАКОЙ СИЛОЙ…

— Это дело кончено, нечего думать об этом, — горько сказал Алексей Александрович.

Он сел к столу, стараясь думать только о грандиозной задаче, которую ему предстояло решить: следовало просчитать, как будет вестись идентификация роботов III класса, как их собрать в одном месте, как произвести необходимые изменения во внешнем облике и программном обеспечении…

…В РАСПОРЯЖЕНИИ…

— Два сообщения, — сказал II/Лакей/7е62 торопливо входя в комнату. — Извините, ваше превосходительство, два сообщения, два.

Алексей Александрович раздраженно приказал вывести письма на монитор, вмонтированный в его стол. Первое извещало о назначении Стремова на то самое место, которого желал Каренин, — Стремов был поставлен куратором финальной стадии Проекта. Алексей Александрович затрясся на месте.

ТЫ НЕ МОЖЕШЬ ДОПУСТИТЬ ЭТОГО.

— Я знаю.

ТОЛЬКО НЕ СЕЙЧАС.

— Я знаю! Нельзя допустить того, чтобы Стремов возглавил Проект, иначе он все погубит! Но коллеги из Министерства проголосовали за него.

Он не мог отменить это назначение…

ТЫ МОЖЕШЬ УБИТЬ СТРЕМОВА

Каренин выключил монитор и, покраснев, встал и начал ходить по комнате.

— Quos vult perdere dementat, — выкрикивал он, разумея под quos те лица, которые содействовали этому назначению.

Он был в ярости от того, что не он получил это место, что его, очевидно, обошли; ему непонятно, удивительно было, как они не видали, что болтун, фразер Стремов менее всякого другого способен к этому.

ОНИ ЗАПЛАТЯТ ЗА ЭТО

ОНИ ЗАПЛАТЯТ

МЫ ПРОСЛЕДИМ, ЧТОБЫ ОНИ ПОПЛАТИЛИСЬ ЗА ЭТО!

— Что-нибудь еще в этом роде, — сказал Каренин желчно, открывая второе сообщение. Оно было от жены.

ОНА ЗАСТАВИЛА ТЕБЯ СТРАДАТЬ…

Алексей Александрович заглушил голос Лица в своей голове, когда на экране появилось заплаканное болезненное лицо жены.

— Умираю, прошу, умоляю приехать. Умру с прощением спокойнее, — произнесло голографическое изображение.

Он презрительно улыбнулся и протянул руку, чтобы выключить сообщение, но вдруг остановился и решил просмотреть его снова. Во время второго просмотра глаза его наполнились слезами.

— Умираю, прошу, умоляю приехать. Умру…

ЭТО ОБМАН, ХИТРОСТЬ. НЕТ ОБМАНА, ПРЕД КОТОРЫМ ОНА БЫ ОСТАНОВИЛАСЬ.

— Она должна родить, — ответил Алексей Александрович, в тщетной попытке основательно и обдуманно поговорить со свирепым Лицом, — возможно, это болезнь родов… Но какая же цель обмана?

УЗАКОНИТЬ РЕБЕНКА, КОМПРОМЕТИРОВАТЬ ТЕБЯ И ПОМЕШАТЬ РАЗВОДУ.

— Но что-то там сказано: «умираю…»

Он вновь просмотрел сообщение; и вдруг прямой смысл того, что было сказано в ней, поразил его.

— А если это правда? — сказал Алексей Александрович громко, но Лицо только зло рассмеялось в ответ.

ПРАВДА? ПРАВДА ЛИ ТО, ЧТО ОНА СТРАДАЕТ И МОЖЕТ УМЕРЕТЬ? ЧТО Ж, ЕСЛИ ТАК, ТО ПОЗОР ТЕБЕ, ПОТОМУ ЧТО СМЕРТЬ ПРИДЕТ К НЕЙ НЕ ОТ РУК МУЖА!

— А если правда, что в минуту страданий и близости смерти она искренно раскаивается, и я, приняв это за обман, откажусь приехать? Это будет не только жестоко, и все осудят меня, но это будет глупо с моей стороны… Позовите кучера, — сказал он II/Лакею/7е62.

НЕТ, НЕТ, ТЫ НЕ МОЖЕШЬ, ТЫ ДОЛЖЕН ОСТАТЬСЯ В МОСКВЕ И ЗАВЕРШИТЬ ПРОЕКТ… ОСТАНОВИТЬ СТРЕМОВА… ВЕРНУТЬ ВЛАСТЬ В СВОИ РУКИ… ВЛАСТЬ… ВЛАСТЬ…

Но когда на пороге появился II/Кучер/47-Т, Алексей Александрович сказал ему:

— Я еду в Петербург.

Всю долгую дорогу до Петербурга в голове Каренина было спокойно и мирно; Лицо не издало ни звука. Когда Алексей Александрович прибыл, дверь дома открылась прежде, чем он позвонил; Лицо по-прежнему молчало.

Он спросил у открывшего II/Лакея/44:

— Как она?

— Очень больна.

— Больна? — повторил Каренин и вошел в переднюю.