Алексей Писемский - Масоны

Услышав такой ответ, Катрин не стала больше говорить и, порывисто встав с своего места, ушла в спальню.

Допив все оставленное на столе вино, поднялся также и Ченцов и ушел, но только не в спальню к жене, а в свой кабинет, где и лег спать на диван.

Это была первая ночь, которую супруги со дня их брака провели врозь.

Поутру Катрин думала нежностью поправить дело и до чаю еще вышла в кабинет к мужу. Ченцов, одетый в охотничий костюм, сидел, насупившись, перед туалетным столом.

- Ты прости меня! - сказала Катрин, обнимая и целуя его.

- В чем мне тебя прощать? - возразил ей Ченцов. - Ты ни в чем не виновата, и если тут кого прощать и извинять следует, так это твою натуру!

- Но и твою натуру тоже надобно немножко прощать! - продолжала, едва владея собой, Катрин в том же кротком тоне.

- Ну, что тут толковать об этом?.. Друг друга стоим!.. Я прежде еще знал это! - проговорил Ченцов, вставая и надевая на себя через плечо ружье и прочие охотничьи принадлежности.

- Разве ты уходишь, и уходишь в такую минуту?! - спросила с ужасом Катрин.

Ченцов ничего ей не ответил и ушел. Целый день он бродил по полям и по лесу и, возвратясь довольно поздно домой, почти прокрался в кабинет, позвал потихоньку к себе своего камердинера и велел ему подать себе... не есть, нет, а одного только вина... и не шампанского, а водки. Лакей исполнил это приказание и принес огромный графин с ерофеичем, который держался в доме для угощения церковного причта. Ченцов отослал камердинера спать и, по уходе того, взял графин и через горлышко вытянул его почти до дна. Глаза у него сразу осовели. Он хотел было лечь на диван, но в то время вошла Катрин в одном белье и чулках; волосы ее были растрепаны и глаза воспалены от слез.

- Пойдем ко мне!.. Ты не должен и не смеешь тут спать! - сказала она мужу.

Тот насмешливо посмотрел на нее.

- В таком виде могу, - проговорил он совсем пьяным голосом, Катрин взяла его за руку и увела с собой.

Не для услады своей и читателя рассказывает все это автор, но по правдивости бытописателя, ибо картина человеческой жизни представляет не одни благоухающие сердечной чистотой светлые образы, а большею частию она кишит фигурами непривлекательными и отталкивающими, и в то же время кто станет отрицать, что на каждом авторе лежит неотклонимая обязанность напрягать все усилия, чтобы открыть и в неприглядной группе людей некоторые, по выражению Егора Егорыча, изящные душевные качества, каковые, например, действительно и таились в его племяннике? Ченцов, прежде всего, по натуре своей был великодушен: на дуэли, которую он имел с человеком, соблазнившим его первую жену, он мог, после промаха того, убить его наверняк, потому что имел право стрелять в своего врага на десяти шагах; но Ченцов не сделал того, а спросил противника, даст ли он клятву всю жизнь не покидать отнятой им у него женщины. Противник, струсив, поклялся ему в том, и Ченцов выстрелил на воздух. С дворовыми и крестьянами он был добр и мягок до глупости, хоть в то же время не щадил целомудрия разных молодых девушек и женщин, да те, впрочем, и сами были рады тому: очень он им нравился своей молодцеватостью и своим залихватским удальством. Ченцов, говоря дяде, что он, как Дон-Жуан, вероятно, невдолге бухнется в пропасть, - сказал не фразу: в нем, в самом деле, было несколько общих черт с испанским героем. "Ну, Ченцов еще так себе! Может быть, это и правда! - предчувствую я, что скажут мне мысленно мои читательницы. - Но ваша Катрин, согласитесь!.." А Катрин вот что такое, сударыни, отвечаю я им заранее: - Катрин прежде всего недюжинное существо и не лимфа, условливающая во многих особах прекрасного пола всевозможные их добродетели. Пылкая в своих привязанностях и гневливая в то же время, она была одной из тех женщин, у которых, как сказал Лермонтов, пищи много для добра и зла, и если бы ей попался в мужья другой человек, а не Ченцов, то очень возможно, что из нее вышла бы верная и нежная жена, но с Валерьяном Николаичем ничего нельзя было поделать; довести его до недолгого раскаяния в некоторые минуты была еще возможность, но напугать никогда и ничем. К несчастию, к последнему-то способу Катрин была более склонна, чем к первому, и не прошло еще года их свадьбе, как не оставалось уже никакого сомнения, что Ченцов механически разговаривал с женой, механически слушал ее пение, механически иногда читал ей, но уже не Боккачио и не Поль-де-Кока, а некоторые весьма скучные и бестолковые масонские сочинения из библиотеки Петра Григорьича, что он явно делал на досаду Катрин, потому что, читая, всегда имел ядовито-насмешливую улыбку и был несказанно доволен, когда супруга его, томимая скукой от такого слушания, наконец, начинала зевать. При столь натянутых отношениях к жене, Ченцов между тем сблизился с управляющим почти на дружескую ногу.

Раз вечером Катрин была больна и лежала у себя в спальне, а Ченцов в своем кабинете пил шампанское и играл с Тулузовым в шашки.

- Ах, милейший Василий Иваныч, - сказал он, - вы, вероятно, не ведаете, какое тяжелое положение для человека быть женатым!

- Почему? - спросил тот как бы совершенно наивным голосом.

- По очень простой причине: человек тут прикован и скован!

Управляющий на это молчал.

- Может быть, для других это и ничего... удобно даже, - продолжал Ченцов, - но для меня нет!

Тулузов продолжал молчать.

- Я во всю жизнь мою, - снова продолжал Ченцов, закурив при этом новую трубку табаку и хлопнув залпом стакан шампанского, - никогда не мог жить с одной женщиной, и у меня всегда их было две и три!

- Это и для всех приятнее, чем с одной, - отозвался, наконец, управляющий.

- Ну, а вы сами как по этой части поступаете? - спросил его Ченцов.

- Мне как случится... я человек занятой, - объяснил управляющий.

- Ну, а я так нет!.. Я не таков! - возразил, смеясь, Ченцов. - Не знаю, хорошее ли это качество во мне или дурное, но только для меня без препятствий, без борьбы, без некоторых опасностей, короче сказать, без того, чтобы это был запрещенный, а не разрешенный плод, женщины не существует: всякая из них мне покажется тряпкой и травою безвкусной, а с женою, вы понимаете, какие же могут быть препятствия или опасности?!.

Тулузов на это опять ничего не сказал и только усмехнулся.

- Ужасно бы мне теперь, - признаюсь вам, как другу своему, - ужасно бы хотелось найти здесь такое местечко, где бы именно можно было таинственно наслаждаться.

Говоря это, Ченцов пристально глядел в лицо управляющего; тот же держал свои глаза опущенными на шахматную доску.

- Есть здесь такие места?.. Скажите мне откровенно, и вы мне сделаете в этом случае истинное благодеяние; иначе я такой пошлой жизни, какая выпала в настоящее время мне на долю, не вынесу и застрелюсь.