Николай Почивалин - Летят наши годы

...В школе тихо и пусто.

На втором этаже рабочие в синих халатах вносят в учительскую столы и стулья, остро пахнет свежей краской. На лестничной площадке стоит старое трюмо с потускневшим верхом, пол здесь выложен широкими кафельными плитками, вытертыми тысячами каблуков.

Прежде всего мы идем в свой класс.

Раньше тут стояли столы, сейчас - парты, на их тусклой черной поверхности неподвижно греются солнечные зайчики.

Широким шагом Юрка подходит к доске, берет осколок мела.

- Квадрат суммы двух чисел, - громко говорит он, - равен квадрату первого числа плюс удвоенное произведение...

Все по-прежнему, и все, однако, не так.

Несколько минут разговариваем в коридоре с довольно молодой "техничкой". Прежних педагогов она не знает, нынешних не знаем мы; директор школы оказывается на месте, в кабинете. Фамилия его нам ничего не говорит - Цветков.

Кабинет находится на первом этаже, в самом углу коридора. Когда-то это была святая святых, в которую редко кто заглядывал по своей воле. Сейчас, постучавшись, переступаем порог без былого трепета: чуточку любопытства пополам с легкой грустцой.

У директора посетитель - немолодой широкоплечий человек, смешно, по-ученически сложивший на коленях руки.

- Садитесь, товарищи, - приглашает директор. - Я сейчас освобожусь...

У него внимательные серые глаза, пытливо глянувшие на нас из-под стекол роговых очков, большой загорелый лоб и белесые густые волосы, - приметы, по которым с одинаковым основанием можно дать и сорок лет и пятьдесят пять.

- Вот так, товарищ Максимов, - говорит директор, делая какую-то пометку в тетради. - Вашего сына мы зачислили в десятый "А".

По широкому грубоватому лицу посетителя пробегает мягкая улыбка, он поднимается.

- Спасибо, товарищ директор! Я ведь, сказать вам, тоже этот класс кончал. В 1934-м...

- Да ну? - Озабоченный взгляд директора меняется, теплеет. - Приятно, очень приятно! Дело в том, что и я кончал девятый "А". В двадцать восьмом, тогда еще девятилетка была.

Мы с Юркой переглядываемся; директор провожает Максимова до дверей, долго прощается с ним.

- Прошу извинить, - вернувшись, разводит он руками. - Видите, как получилось?

Мы делаем шаг вперед, докладываем:

- Десятый "А" выпуска тысяча девятьсот тридцать девятого!

Секунду-другую серые глаза из-под очков недоверчиво окидывают наши торжественно-напряженные лица и молодо вспыхивают.

- Вот это праздник! - Директор протягивает нам обе руки. - Ну спасибо, товарищи, спасибо!..

Уходим мы через час, если не позже, вдоволь навспоминавшись и договорившись провести летом будущего года, если, конечно, будем живы-здоровы, съезд бывших учеников нашего десятого "А".

- Только помните об условии, - напоминает директор, - у нас! Старички вон до сих пор при каждом выпуске вспоминают: хорош, мол, класс, да в 1939 лучше был. Так что помните: школа в вашем полном распоряжении!

Он провожает нас сначала до дверей, потом выходит на .

крыльцо и, когда мы оглядываемся, снова принимается махать рукой. Человек, которого мы прежде не знали, которому по виду можно дать и сорок и пятьдесят пять и которому сейчас по душевному порыву столько же, сколько в эти минуты и нам с Юркой, - по восемнадцати.

...Обойдя полгорода, мы сидим в Пионерском парке, вытянув усталые гудящие ноги.

Разбитый комсомольцами и пионерами в тридцатые годы на пустыре, где когда-то стоял приземистый с жирно блестящими куполами собор, парк разросся, давно стал излюбленным местом отдыха горожан, но благодарно сохранил свое крылатое молодое имя - Пионерский. Мы бегали сюда едва ли не всем классом, готовились к экзаменам, дурачились, назначали в тенистых, пронизанных солнцем аллеях свои первые свидания... В безветренном синем воздухе чуть слышно шумят кроны деревьев, благоухают в клумбах цветы, стеклянно разбиваются струи фонтана.

Рядом с нами на скамейку присаживаются две девчушки с одинаковыми кокетливыми челочками и оживленно говорят о каком-то Лешке. Юрий мельком смотрит на них, улыбается.

- Сейчас и наша девушка придет.

Девчата недвусмысленно фыркают - два пожилых, в их представлении, дяди говорят о девушке - и, смущенные взглядом Юрия, отворачиваются, щебечут.

Наша девушка - это Шура Храмкова, единственная, не считая Вовки Серегина, кого нам удалось найти в Кузнецке.

Серегину мы позвонили на фабрику еще утром и договорились о встрече; Шуры не было ни дома, ни на работе, оставили ей записку с требованием быть в три часа дня на центральной аллее - сегодня суббота, освободиться пораньше имеет право даже такой руководящий товарищ, как начальник жилищно-ремонтной конторы.

- Очень уж она себе не женскую профессию выбрала, - удивляюсь я.

- Почему? По характеру. Помнишь, она какая боевая? Ого! - Юрий сжимает кулак, многозначительно покачивает им. - В наше время не разберешь, какая работа мужская, какая женская...

- По-моему, идет, - не очень уверенно говорю я.

Ну, конечно же, Шура! Разве что чуть пополневшая, она идет прежним стремительным шагом; еще издали глаза ее, под разлетевшимися бровями, неудержимо улыбаются; не слушаясь, расплываются в улыбке полные губы.

Девчонки на скамейке фыркают и поднимаются. Эх, челочки, челочки, ничего-то вы еще не понимаете!

- Ох, молодцы! Ну, молодцы! - чуть запыхавшись, вместо приветствия говорит Шура и обнимает нас обоих сразу. Сейчас, вблизи, видно, что и она далеко не молоденькая. Густые каштановые волосы прострочены серебряной нитью, золотистый пушок по краешкам губ, который в юности тянуло поцеловать, теперь, увы, скорее напоминает о возрасте...

- Где ты сейчас? Как живешь? - Шура засыпает Юрия вопросами, то дотрагиваясь до него рукой, то дергая за пуговицу пиджака, и не сводит с него заблестевших, не тронутых временем глаз.

Все понятно. Юрка всегда пользовался у наших девчат большим вниманием, нежели я, смешно только, что это задевает до сих пор.

- Так чего мы стоим? - удивляется Шура. - Пошли ко мне.

- Нельзя. - Юрий, улыбаясь, смотрит на все такую же подвижную, энергичную Шуру. - Сейчас Вовка Серегин подойдет.

- Он такой толстый стал! - смеется Шура и не договаривает.

- Это кто толстый? - раздается грозный бас; розовощекий и круглый, как шарик, Вовка Серегин выкатывается откуда-то из-за деревьев. - Я толстый?

Облапив, он стукает всех нас троих лбами, озабоченно спрашивает Шуру:

- Ну как ты? Я тебя давно что-то не встречал.

- А что мне делается? - беспечно отвечает Шура и снова радостно оглядывает нас. - Здорово, что мы собрались, ребята!

Она подхватывает нас под руки, мы идем плечо в плечо, перегородив тротуар и явно мешая прохожим, весело болтаем, - почти совсем так, как ходили по Кузнецку много лет тому назад...

- Одну минуту, ребята. - Наш энергичный верховод останавливается возле небольшого, не законченного ремонтом дома и, выскользнув из рук, ныряет в покосившуюся калитку.