Александр Покровский - Расстрелять

Воскресенье

Воскресенье. Сегодня воскресенье. А чем оно отличается от других дней недели? Все равно с корабля схода нет. И сидят все по углам, а в кубрике идет фильм, а завтра понедельник, и опять все затянется на Неделю. Вот так вот, лейтенант Петрухин. Стук в дверь.

- Да.

Входит рассыльный:

- Товарищ лейтенант, вас к старпому. По дороге он думал: за что? Сосало под ложечкой.

Вроде бы не за что. Хотя кто его знает. Он уже год на корабле, а старпом только и делает, что дерет его нещадно за всякую ерунду, а при встрече смотрит, как удав на кролика. Может, он опять в кубрике побывал и нашел там что-нибудь?

- Разрешите?

Старпом сидел за столом, но, несмотря на массивный взгляд, лейтенант понял: драть не будут. Сразу отпустило.

Старпом пихнул через стол бумагу:

- На, лейтенант, читай и подписывай, ты у нас член комиссии.

Интересно, что это за комиссия? Акт на списание сорока литров спирта. За квартал. Из них три литра и ему, лейтенанту Петрухину, лично выдавали. Он их в глаза не видел. Ясно. Все сожрано без нас.

Стараясь не смотреть на тяжкое лицо старпома, он подписал этот акт. После этого ему подсунули еще один. О наличии продовольствия. Краем уха доходило: недостача девяноста килограммов масла, а здесь все гладко, как в сказке; а на дежурстве в прошлый раз видел: интендант в несколько заходов выносил с корабля в вещмешках что-то до боли похожее на консервы. Выносил и укладывал в "уазик". Да черт с ними! Пусть подавятся. В конце концов, что творится в службе снабжения - не нашего ума дело. По акту все сходится. Правда, матросы вторую неделю жрут только комбижир, а утренние порции масла тают, родимые; а вместо мяса давно в бачке какие-то волосатые лохмотья плавают, но на этом долбанем корабле есть, в конце концов, командир, зам и комсомольский работник (вот, кстати, и его подпись). Тебе что, больше всех надо? Да катись оно... закатись. Что там еще? Акт о списании боезапаса. За полгода сто пятьдесят сигнальных ракет! Вот это бабахнули! Куда ж столько? Друг в друга, что ли, стреляли? Старпом проявляет нетерпение:

- Давай, лейтенант, подписывай быстрей. Чего читаешь по десять раз? Не боись, я сам проверил. Сам понимаешь, времени нет вас всех собирать. Время-то горячее.

Ладно. Оружие? Так его же каждый день считают. Куда оно денется? Боезапас? Так стрельбы же были. Любой подтвердит. А случись что - всегда можно сказать, что проверяли и тогда все было на месте. Ладно.

Старпом кладет бумаги в стол и достает оттуда еще одну.

- На еще.

Нужно списать один из двух новеньких морских биноклей, позавчера полученных. По этому поводу и составлен этот акт. А вот и административное расследование, приложенное к акту: матрос Кукин, вахтенный сигнальщик, уронил его за борт. Лопнул ремешок, и все усилия по спасению военного имущества .оказались тщетны. Вахтенному офицеру - "строго указать", Кукину воткнуть по самые уши, остальным - по выговору, а бинокль предлагается списать, так как условия были, прямо скажем, штормовые, приближенные к боевым, и вообще, спасибо, что никого при этом не смыло.

Старпом находит нужным объяснить:

- Нашему адмиралу исполняется пятьдесят лет. Сам понимаешь, нужен подарок. Нам эти бинокли и давались только с тем условием, что мы один спишем. Ну, ты лейтенант, службу уже понял. Вопросы есть? Нет? Вот и молодец, - бумаги в стол. - Ну, лейтенант, тащи свою бутылку.

Он вышел от старпома и подумал: при чем здесь бутылка? И тут до него дошло: он хочет мне спирт налить.

Бутылка нашлась в рундуке.

- Разрешите? Вот, товарищ капитан второго ранга.

Старпом берет бутылку, и начинается священнодействие: он открывает дверъ платяного шкафа и извлекает оттуда канистру. На двадцать литров. Потом появляются: воронка и тонкий шланг. Один конец шланга исчезает в канистре, другой - во рту у старпома. Сейчас будет сосать. Морда у старпома напрягается, краснеет, он зажмуривается от усердия - старпомовский засос, и - тьфу, зараза! - серебристая струйка чистейшего спирта побежала в бутылку.

Старпом морщится - ему не в то горло попало, - кашляет и хрипит сифилисно:

- Вот так и травимся... ежедневно... едри его... сука... в самый корень попало, - на глазах у старпома слезы, он запивает приготовленной заранее водой и вздыхает с облегчением, - фу ты, блядь, подохнешь тут с вами. На, лейтенант, в следующий раз сам будешь сосать. А теперь давай, спрячь, чтоб никто не видел...

...Вечереет. "Звезды небесные, звезды далекие..." Город светится. Огоньки по воде. А люди сидят сейчас в теплых квартирах... От, сука...

Он вызвал рассыльного. Прислали молодого: низенький, взгляд бессмысленный, губы отвислые, руки грязнющие, сам вонючий-вонючий, шинель прожженная в десяти местах, брюки заплата на заплате, прогары разбитые, дебил какой-то: вошел и молчит.

- Чего молчишь, холера дохлая, где твое представление?

- Матрос Кукин по вашему приказанию прибыл.

- А-а, старый знакомый. Ты старый знакомый? А? Понаберут на флот...

Этот и утопил бинокль, в соответствии с расследованием. А что, такой и голову свою может потерять совершенно свободно. Как нечего делать. А бинокль завтра подарят "великому флотоводцу". "От любящих подчиненных". И он примет и даже не спросит, откуда что взялось. Все все знают. Курвы. Сидишь здесь, и рядом .ни одного человека нет, все ублюдки. И это еще, чмо, стоит. Уши оттопырены, рожа в прыщах. Чуча лаздренючая.

А ресницы белесые, как у свиньи. И бескозырка на два размера больше. Болтается на голове, как презерватив после употребления. Разве это человек?

- А ну, чмо болотное, подойти ближе. По сусалам хочешь?

Матрос подходит ближе, останавливается в нерешительности. Боится. Хоть кто-то тебя на этом корабле боится. Боится значит уважает.

- В глаза надо смотреть при получении приказания! В глаза! За подбородок вверх его.

- Может, ты чем-нибудь недоволен? А? Чем ты можешь быть недоволен, вирус гнойный. А ну, шнурок, пулей, разыскать мне комсомольца корабельного, и скажешь ему, чтоб оставил на мгновение свой комсомол и зашел ко мне. Пять минут даю.

Через пятнадцать минут в каюте рядом уже сидел самый младший и самый несчастный из корабельных политработников комсомолец - тот самый, которому доверяют все, кроме собственной жены.

Каюта заперта, иллюминатор задраен и занавешен; на столе бутылка (та самая), хлеб, пара консервов, тяжелый чугунный чайник с камбуза с темным горячим чаем (на камбузе тоже свои люди есть).

- Откуда? - комсомолец покосился на бутылку.

Небрежно:

- На протирку выдают. Положено.

- Хорошо живешь, - комсомолец вздыхает, - а вот мне не выдают, протирать нечего.

- Ничего, ты у нас вырастешь, станешь замом, и тебе будут выдавать. На протирку. Протирать будешь... подчиненным...