Александр Покровский - Расстрелять

- Молчи, дурак, - обиделся Демидыч, - у тебя все гнилые. Сам говорил, рви подряд. В задницу, говорил, отдает. Сейчас не отдает? Ну вот...

Когда наш экипаж очутился вместе с лодкой в порядочном городе, перед спуском на берег старпом построил офицеров и мичманов.

- Товарищи, и последнее. Сейчас наш врач, майор Демидов, проведет с вами последний летучий инструктаж по поведению в городе. Пожалуйста, Владимир Васильевич.

Демидов вышел перед строем н откашлялся:

- Во-о-избежание три-п-пера... или че-го похуже всем после этого дела помочить-ся и про-по-лос-кать. сво-е хозяйство в мор-гон-цов-ке... Голос из строя:

- А где марганцовку брать?

- Дурак! - обиделся Папа. - У бабы спроси, есть у нее моргонцовка - иди, нет - значить, нечего тебе там делать...

- Еще вопросы есть?..

Наутро к нему примчался первый и заскребся в дверь изолятора. Демидыч еще спал.

- Демидыч! - снял он штаны. - Смотри, чего это у меня от твоей марганцовки все фиолетовое стало? А? Как считаешь, может, я уже намотал на винты? А? Демидыч...

Демидов глянул в разложенные перед ним предметы и повернулся на другой бок, сонно забормотав:

- Дурак... я же говорил, в мор-гон-цов-ку... в моргонцовку, а не в чернила... Слушаете... жопой... Я же говорил: вопросы есть? Один только вопрос и был: где мюргонцовку брать, да и тот... дурацкий...

- Так кто ж знал, я ее спрашиваю: где марганцовка, а она говорит: там. Кто же знал, что это чернила? Слышь, Папа, а чего теперь будет? А?

Отведавший фиолетовых чернил наклонился к Демидову, стараясь не упустить рекомендаций, но услышал только чмоканье и бормотанье, а через минуту в изоляторе полностью восстановился мощный, архиерейский храп Папы.

Полудурок

Вас надо взять за ноги и шлепнуть об асфальт! И чтоб череп треснул! И чтоб все вытекло! А потом я бы лично опустился на карачки и замесил ваши мозги в луже! Вместе с головастиками!

Военные разговоры перед строем

Капитан третьего ранга на флоте - это вам не то, что в центральном аппарате. Это в центре каптри - как куча в углу наложена, убрать некому, а на флоте мы. извините, человек почти. Конечно, все это так, если ты уже годок и тринадцать лет отсидел в прочном корпусе.

Вот пришел я с автономки, вхожу в штабной коридор на ПКЗ и ору:

- Петровского к берегу прибило! В районе Ягельной! Срочно группу захвата! Брать только живьем! - и из своей каюты начштаба вылетает с готовыми требуками на языке, но он видит меня и, успокоившись, говорит:

- Чего орешь, как раненый бегемот? А начштаба - наш бывший командир.

- Ой, Александр Иванович, - говорю я ему, - здравия желаю. Просто не знал, что вы здесь, я думал, что штаб вымер: все на пирсе, наших встречают. Мы ведь с моря пришли, Александр Иваныч.

- Вижу, что как с дерева сорвался. Ну, здравствуй.

- Прошу разрешения к ручке подбежать, приложиться, прошу разрешения припасть.

- Я тебе припаду. Слушай, Петровский, ты когда станешь офицером?

- Никогда, Александр Иваныч, это единственное, что мне в жизни не удалось.

Начштаба у нас свой в доску. Он старше меня на пять лет, и мы с ним начинали с одного борта.

- Ладно, - говорит он, - иди к своему флагманскому и передай ему все, что я о нем думаю.

- Эй! Покажись! - кричу я и уже иду по коридору. - Где там этот мой флагманский? Где это дитя внебрачное? Тайный плод любви несчастной, выдернутый преждевременно. Покажите мне его. Дайте я его пощупаю за теплый волосатый сосок. Где этот пудель рваный? Дайте я его сделаю шиворот-навыворот. Сейчас я возьму его за уши и поцелую взасос.

Вхожу к Славе в каюту, и Слава уже улыбается затылком.

- Это ты, сокровище, - говорит Слава.

- Это я.

Мы со Славой однокашники и друзья и на этом основании можем безнаказанно обзывать друг друга.

- Ты чего орешь, полудурок? - приветствует меня Слава.

- Нет, вы посмотрите на него, - говорю я. - Что это за безобразие? Почему вы не встречаете на пирсе свой любимый личный состав? А, жабеныш? Почему вы не празднично убраны? Почему вы вообще? Почему не спрашиваете: как вы сходили, товарищ Петровский, чуча вы растребученная, козел вы этакий? Почему не падаете на грудь? Не слюнявите, схватившись за отворот? Почему такая нелюбовь?

Мои монологи всегда слушаются с интересом, но только единицы могут сказать, что же они означают. К этим единицам относится и Слава. Монолог сей означает, что я пришел с моря, автономка кончилась и мне хорошо.

- Саня, - говорит мне Слава, пребывая в великолепной флегме, - я тебя по-прежнему люблю. И каждый день я тебя люблю на пять сантиметров длиннее. А не встречал я тебя потому, что твой любимый командир в прошлом, а мой начштаба в настоящем задействовал меня сегодня не по назначению.

- Как это офицера можно задействовать не по назначению? говорю ему я. - Офицер, куда его на сунь, - он везде к месту. Главное, побольше барабанов. Больше барабанов - и успех обеспечен.

- Пока вы там плавали, Саня, у нас тут перетрубации произошли. У нас тут теперь новый командующий. Колючая проволока. Заборы у нас теперь новые. КПП еще одно строим. А ходим мы теперь гуськом, как в концлагере.

- Заборы, Слава, - говорю ему я, - мы можем строить даже на экспорт. Кстати, политуроды на месте? Зам бумажку просил им передать. (Политуроды - это инструкторы политотдельские: комсомолец и партиец.)

- На месте, - говорит мне Слава. - Держитесь прямо по коридору и в районе гальюна обнаружите это гнездо нашей непримиримости.

- Не закрывайте рот, - говорю я Славе, - держите его открытым. Я сейчас буду. Только проверю их разок на оловянность и буду.

Заменышей я нашел сидящими и творящими. Один лучше другого. Оба мне неизвестны. Боже, сколько у нас перемен. А жирные какие! Чтоб их моль сожрала! Их бы под воду на три месяца да на двухсменку, я бы из них людей сделал.

- Привет, - говорю я им, - слугам кардинала от мушкетеров короля. Наш зам вам эту бумажку передает и свой первый поцелуй.

- Слушай, - обнял я комсомольца, - с нашим комсомолом ничего не случилось, пока я плавал?

- Нет, а чего?

- Ну, заборы у вас здесь, колючая проволока, ток вроде подведут.

Чувствую, как партия напряглась затылком. Пора линять.

- Все! - говорю им. - Работайте, ребята, работайте. Комплексный план, индивидуальный подход, обмен опытами - и работа закипит. Вот увидите. Новый лозунг не слышали? "Все на борьбу за чистоту мозга!"

Я вышел и слышу, как один из этих "боевых листков" говорит другому:

- Это что за сумасшедший?

- Судя по всему, это Петровский. Они сегодня о моря пришли. Страшный обалдуй.

Штампики

Когда у нас появляется новый командующий, жизнь наша сразу же усугубляется.

Именно для этого усугубления и меняются командующие.

А как она усугубляется?

А очень просто. Например, в городок теперь в рабочее время не попадешь: граница на запоре, из зоны тебя не выпустят, а чтоб выпустили, должен быть специальный вкладыш в пропуске, который придумал новый командующий для поднятия нашего настроения. И в отпуск в очередной так просто не улизнешь, потому что на отпускном билете кроме подписи и печати командира должен быть маленький штампик бюро пропусков.