Александр Покровский - Расстрелять

- Идите. Только без лирики там. Туда и сразу же взад...

Целых три часа весь корабль ходил и изучал сей предмет. Последним узнал, как всегда, командир.

- Не может быть! - придвинулся он к старпому.

- Может, - сказал старпом и развел при этом руками на целый метр, - вот такое!

- Помощника сюда, - потребовал командир.

- Сергей Васильич! - обратился он к помощнику, когда тот появился в центральном, - что у нас происходит в первом отсеке?

- В первом без замечаний, - улыбнулся помощник.

- Сочувствую вашей игривости, следуйте за мной. Я - в первом, - повернулся он к старпому.

Помощник, сопровождая командира, все старался забежать вперед.

- Вот, товарищ командир! - сказал он, открывая дверь гальюна, - вот!

- Так! - сказал командир, досконально изучив предмет общей заботы. - Хорошо! Это разрубите и уничтожьте по частям. Надеюсь, уже все насладились?

- Так точно! Есть, товарищ командир, сделаем!

- Да уж, постарайтесь. А где у нас медик?

- Спит, наверное, товарищ командир.

- Ах, спят они... Командир вызвал к себе медика.

- Вы спите и не знаете...

- Я - в курсе, товарищ командир!..

- Ну и что, что вы в курсе?

- Это может быть!

- Я сам видел, что это может быть. И вы - медик, а не трюмный. Не следует об этом забывать. Вы заместителя осмотрели или нет? Может он нуждается в вашей помощи? Ну как, осмотрели, или еще нет?

- Нет... еще...

- Ах, еще нет?! Значит, дерьмо - успели, а зама - нет? Я пока не нахожу что вам сказать...

- Товарищ командир, так ведь... - мялся медик

- Не знаю я. Найдите способ.

- Есть... найти способ...

...В тот же день вечером, увидев входящего в каюткомпанию расцветающего зама, командир улыбнулся в сторону и кротко вздохнул. Под замом жалобно пискнуло кресло.

- Вы знаете, товарищ командир, - сразу же заговорил он, в бытность мою на шестьсот тринадцатом проекте, в море, сложилась следующая интересная ситуация...

Командир слушал зама в пол-уха. Кают-компания ждала. У всех на тарелках лежало по пол-котлеты.

- ...и все сам, своими руками! - передохнул зам, закончив очередную повесть из жизни.

- Тяжело вам наверное было... одному, Иван Фомич, безразлично вставил командир в притихшей кают-компании.

- Не то слово! - бодро отреагировал зам и быстро и умело намазал себе очередную булку.

* YELLOW SUBMARINE *

Биографию составляют впечатления. Впечатления нам готовит судьба. Как она это делает - неизвестно; никогда не знаешь, что она выкинет.

Вот если б мне в отрочестве кто-нибудь сказал, что я буду служить на подводных лодках, я бы очень хохотал, но так захотелось судьбе, и судьба взяла меня за тонкошкурное образование в районе холки и повела меня на подводную лодку путем крутым и извилистым.

Чтоб впечатления от дороги оказались наиболее полными, судьба привела меня сначала в военно-морское училище, где она и оставила меня на пять лет набираться впечатлений на химическом факультете.

На химическом факультете нас учили, как стать военными химиками. И все-таки самые яркие впечатления этого периода моей биографии я вынес не из химии - я вынес их с камбуза, из этого царства тележек, мисок, тарелок, лагунов, котлов, поварих, поваров, кладовых, душевых, официанток, раздевалок, с непременным подглядыванием в поисках пищи неокрепшему воображению; с бесчисленных столов кормильных рядов с алюминиевыми бачками - один бачок на четверых.

Когда сидели за столами, кто-то всегда бачковал, то есть разливал по тарелкам варево, а остальные в этот момент следили за ним, сделав себе равнодушные взоры, чтоб он случайно мясо себе из бачка не выловил.

Мясо делилось по справедливости. Все помнили, кто его ел в последний раз.

Неважно, что то мясо напоминало разваренную мыльную ветошь, - это никого не интересовало, интересовало другое, интересовал сам факт: есть мясо или его нет.

Мясо на камбуз попадало из морозных закромов Родины, а по синей отметке на ляжке мы, стоя в камбузном наряде, узнавали год закладки и, если он совпадал с годом нашего рождения, говорили, что едим ровесника.

И ели мы его с удовольствием, потому что очень есть хотели.

Когда мы обедали, в зале играла музыка. Она помогала вырабатывать желудочный сок.

Шли мы на камбуз строями, молодцевато, чеканили ножку, и все говорило о том, что мы служим и эти годы зачтутся нам в пенсию.

Перед камбузом на табуретках - по-морскому, на баночках стояли лагуны с хлоркой, куда мы на ходу ныряли руками вперед.

И потом очень долгое время запах хлорки не позволял разделить впечатления от пребывания на камбузе и в туалете.

А еще я вынес впечатление, как мы ели сгущенку. В государстве тогда было много сгущенки, и мы ее ели: покупали банку, делали в крышке две дырки и, припаявшись к одной из них непорочными дрожащими губами, запрокидываясь, делали могучий всос, и сгущенка в один миг наполняла рот сладкой мукой. И хотелось в тот миг, чтоб она никогда не кончалась.

Общение со сгущенкой требует известного интима; если же интима не получалось, то хорошим тоном считалось оставить другу последний глоток.

Только один раз в месяц - в день курсантской получки - мы ели до отвала; мы ели сгущенку банками, колбасу - метрами, а пиво пили пожарными ведрами, для чего носили его тайком через забор; на младших курсах мы носили его тайком ночью, а на старших - тайком днем, и во время экзаменационных сессий мы носили его тайком в класс через плац.

Однажды один наш, идущий через плац с двумя ведрами, попался дежурному по училищу. Военно-пожарное ведро отличается тем, что его нельзя поставить: оно сделано конусом.

Когда дежурный по училищу увидел, как тот, несущий, с превеликими муками пытается поставить конусное ведро на плац, чтоб отдать воинскую честь ему, дежурному по училищу, он милостиво кивнул, даже не полюбопытствовав, что за пенообразующий огнегаситель тот волочет изгибаясь.

Во время экзаменов пиво наливалось только демократичным преподавателям, и они его выпивали, удивляясь, торопливо.

Недемократичных преподавателей пытались выводить из строя, подсовывая им лимонад в запотевшем графине, с предварительно растворенным в нем химическим веществом - пургеном.

А Барону, преподавателю вычислительной техники, кроме заветного графина в карман тужурки удалось впрыснуть органическую кислоту, запах которой по своей сложности мог бы соперничать только с ее названием.

Вообще-то кислота была аварийным средством. Барон должен был опоздать к началу экзамена: специально посланная группа должна была еще ночью заклеить эпоксидкой замок бароновского гаража, чтоб он утром не вывел из него свою машину.

Группа заклеила, перепутав, замок соседу, Барон появился вовремя, и пришлось обратиться к кислоте.

Пахло сильно и хорошо. Барон не знал, куда деваться, от смущения он непрестанно пил настойку пургена в лимонаде, говорил, что в аудитории спертый воздух, и бледнел. Вскоре он надолго вышел, и мы одним махом сдали экзамен.