Александр Попов - Мальтинская мадонна

"Старею, что ли?"

Вечерами Иван приходил в свою холостяцкую квартиру. Не зажигая свет, в верхней одежде валился на диван и пялился в потолок; даже телевизор не хотелось включать - казалось ему, что отовсюду льется и сыпется грязь, ложь, труха чего-то отжившего. И на телефонные звонки назойливых подруг не отвечал, позволял им выговориться в автоответчик. В квартиру неделями и другой раз месяцами никого не впускал и не приглашал. Хотелось одиночества. Хотелось в тишине, в затворе что-то в себе услышать - такое робкое и неуверенное, но - сокровенное.

"Что такое слово? - размышлял Иван. - Говорят, словом можно убить. Предположим, выехал на магистраль с интенсивным движением неумелый, да еще к тому же выпивший водитель - и что же? Куролесит на всю ивановскую. Пешехода сбил, в машину врезался. Людям принес горе, да и свою жизнь изломал. Не то ли самое и моя работа, моя эквилибристика со словом?.."

Но такие мысли злили Ивана: словно бы некто вредный поселился у него внутри и мучает, ранит разоблачениями. Чтобы избавиться от назойливых излишних мыслей и чувств, он хватался за телефон. Звонил какой-нибудь своей легкомысленной подружке. Или спешно включал телевизор.

Вчера кто-то подкараулил Ивана в сумрачном подъезде, выскочив из потемок под лестницей, и ударил чем-то тяжелым и тупым по голове. Пока не затянуло сознание, Иван успел расслышать:

- Не лги, сученок, на порядочного человека!

Очухался Иван. На карачках добрался до своей квартиры. Долго держал голову под струей холодной воды. Не до крови разбили, но лицо отекло, почернело; выглядел, как с глубокого похмелья.

Иван не испугался, потому что прекрасно понимал: если бы намеревались убить, то убили бы сразу, а так - отомстили, по всему видно, за какой-то заказной материал, припугнули. Но в душе мутило. Всю ночь не спал. Утром, грязновато-желтый, с тенями под глазами, опухший, переговорил с главным редактором, попросился в отгулы да в отпуск без содержания недели на две-три. Чувствовал, необходимо на какое-то время скрыться от людей и дел, привести свои мысли и душу в порядок, если не поздно. В профкоме посочувствовали, предложили путевку в Мальту, назвали сумму - она была просто смешная. И в отделе трунили над Иваном:

- Не в Мальту - не верь своим ушам! - а на Мальту поедешь, счастливчик, за копейки-то.

В профкоме Ивану сказали честно, что никто, даже уборщицы и рассыльные, не желали ехать в Мальту: сам поселок сущая глухомань, а курортный комплекс находится рядом с железной дорогой с одной стороны, с другой же невдалеке пролегает шумное федеральное шоссе. Жилье убогое, обслуживание примитивное, развлечений - никаких, кроме танцев в поселковом клубе, питание наибанальнейшее, только и доброго - лечебные грязи да солевые ванны. Однако для пользования ими, оказывается, курортный автобус возит несчастных курортников в ближайший город - в Усолье, за пятнадцать километров. Что за курорт такой? Одно, по всей видимости, недоразумение! Но путевка дешевая, очень дешевая, "горящая" - надо уже завтра поутру выезжать.

Дома, побросав в сумку кое-какие вещички, в рассеянном, угрюмом настроении выехал, не сопротивляясь судьбе, может быть, впервые в своей жизни.

Электричка мчалась и свистела. Голова у Ивана еще побаливала, на затылке прощупывалась шишка, но отек с лица спал, тени под глазами пожелтели. Но главным было другое - в душе отчего-то становилось легко и светло. Солнце, быстро вызревающее, смотрело прямо в глаза Ивану. Лучи грели, ласкали. За полноводным мутным Китоем то подступят к железной дороге леса, то распахнутся поля, на которых трудились люди и техника. Медово, цветасто вспыхивали вдали рощи. Колесные пары отстукивали под сиденьем, а Ивану мерещилось - постукивали во всем его теле, особенно в висках, какие-то бойкие неутомимые молоточки, будя его мозг и душу для какой-то важной, не терпящей отлагательств умственной и душевной работы. Но ни о чем серьезном думать не хотелось. И в душе - чуть вздрогнет, но тут же утихнет.

И почувствовал ободрившийся Иван: вот сейчас выйдет из уже притормаживающей возле Мальты электрички, осмотрится и - что-то новое начнется у него, более значительное, чем до сего дня, до сей минуты.

Но он уже умел не доверять своим чувствам.

* * * * *

Мальта предстала перед Иваном сущим неумолимым захолустьем. Поселок располагался справа и слева от железнодорожных путей. Самым высоким и примечательным в эстетическом отношении строением оказалась водонапорная башня времен Великого пути, то есть начала 20 века, - с основой из крупного камня, изящно-стройная, с крышей в виде остроконечной монгольской шапки. Деревянные выцветшие домики, покосившиеся, дырявые заборы, разбитые, с глубокими колеями дороги, одичало-буйно разросшиеся вширь и вверх тополя и черемухи, пустынные улицы, пьяный, мотавший встрепанной головой мужик, прислонившийся к стене магазина, - на что смотреть? Единственно, что показалось Ивану здесь живым и интересным - разветвленный железнодорожный узел, движение по рельсам оглушительно-важно гудевших тепловозов, деловитый скрежет вагонов, вихревой шум проносившихся мимо составов, а так - тихо, патриархально, уныло. Иван не хотел зевать, но - зевнул. Ему на минутку померещилось - солнце перестало светить, и вот-вот снова хлынет дождь. Но сквозь ветви осыпающихся тополей и черемух он разглядел чистый горизонт, высокое голубое небо, и притворился перед самим собой, что вполне доволен жизнью.

Курортные корпуса располагались в сосновом бору вблизи железной дороги. Иван язвительно поморщился. "Ну, какой же может быть отдых чуть не под вагонами? А впрочем, какая разница, где спрятаться от своих мыслей?" - И он размашисто закинул за плечо сумку.

Перепрыгивал и обходил лужи. В главном корпусе оформился; поселился в длинном деревянном бараке в одной комнате с двумя пожилыми мужчинами. Один, рослый, седобровый, добродушный дядька лет пятидесяти пяти, представился гимназическим преподавателем истории Садовниковым. Второй, щупловатый, с хитренькими подголубленными глазками, но весь какой-то мятый, потертый и будто бы пропылившийся; оказался пенсионером со стажем, бывшим складским работником. Отрекомендовался своеобразно:

- Честь имею представиться: Конопаткин Илья Ильич, не бомж, сразу предупреждаю, но проживаю в "Москвиче". Уж десятый годок! Супруга, видите ли, прогнала, как пса со двора. С бабеночкой застукала. В "Москвиче" и подловила, ги-ги-ги! А сюда прибыл, чтобы по-человечьи поспать. - И наигранно зевал и потягивался, успевая отхлебывать из бутылки пива. - Налить вам? Угощайтесь, не стесняйтесь! - простодушно предложил он Ивану из своей початой бутылки. - А может, мужики, по сто грамм сообразим? Ги-ги-ги!