Александр Попов - Мальтинская мадонна

Иван представился журналистом, но своей фамилии не назвал. От пива и ста грамм отказался. Повалялся в одежде на скрипучей железной кровати, с необъяснимой отрадой чувствуя затылком свежую сыроватую наволочку, обоняя запахи беленых стен, проклеенных газетами оконных рам, всматриваясь сквозь сверкающее окошко на лоскут чистого - все еще чистого! - неба. Закрывал на минуту глаза, чтобы объятнее почувствовать нежное томление, зачем-то и без видимых причин охватившее его душу. Хотелось радости, простоты и легкости.

Поговорили о том, о сем. Садовников и Конопаткин наперебой хвалили местные лечебные грязи и солевые ванны: обезноживших-де ставят на ноги, просто чудотворно омолаживают, приехал согнутым и злым, уедешь гоголем, жизнелюбцем, а женщин от бесплодия излечивают. Валит сюда народ, хотя место, мягко говоря, неудобное.

Делать в комнате, маленькой и тесной, было совершенно нечего, вышли на улицу. Солнце ярче сияло в ветвях высоких сосен, по тропкам, заваленным листвой, хвоей и шишечками, гуськом бродили курортники, чаще - пожилые. Иван приметил молодую, одетую в стильное, но не броское сиреневое пальто женщину. Она скромно сидела на краю обшелушившейся лавочки в тени бордово угасающей черемухи и вежливо, но все же с притворным вниманием слушала двух укутанных козьими шалями дам, которые щебечуще, как птицы, что-то ей рассказывали, перебивая друг дружку. Она ласково, молчаливо улыбалась женщинам, а те, показалось Ивану, словно бы старались изо всех сил рассказывать интереснее, чтобы заслужить еще и еще ее внимание и такую очаровательную улыбку.

Странное чувство посетило Ивана - ему показалось, что он знает, причем весьма хорошо знает эту молодую привлекательную женщину. Ей не было, кажется, тридцати, но морщинки слегка тронули ее утомленное смуглое лицо. Выделялись ее большие глаза - черные, блестящие, внимательные. Непривычное в современном мире - ее коса, перекинутая через плечо, - толстая длинная настоящая коса!

"Где же я мог ее видеть? Знакома, так знакома..."

Но он не вспомнил.

- Видать, от бесплодия приехала полечиться, - шепнул Ивану юркий Конопаткин, выныривая у него возле левого плеча. - Эх, будь я таким же молодым, как вы, Иван Данилыч, я б ее полечил, голубоньку! - по-жеребячьи загигикал он, потирая свои маленькие мозолистые ладони.

Иван нахмурился, сверху вниз взглянул на Конопаткина, приметил волоски на кончике его остренького носа. Промолчал, отвернулся.

Все трое поклонились этим женщинам. Завязался скучный разговор - о погоде, о процедурах, о железной дороге, о пьяном дворнике, который блаженно спал на куче сгребенной им листвы. Познакомились. Молодую женщину звали Марией, а двух ее соседок по комнате... впрочем, Иван не запомнил. Процедуры начнутся лишь завтра, а до обеда еще три часа. Садовников предложил прогуляться на берег Белой.

Как-то незаметно разбились дорогой на пары. Иван оказался рядом с Марией. Робел посмотреть в ее лицо, однако, исподволь, краем глаза любовался ею. Ему хотелось побольше узнать о ней, и она, не таясь, не лукавя, отвечала на его осторожные вопросы. Жила она с мужем в Иркутске, работала продавцом парфюмерии; не утаила, что приехала сюда лечиться от бесплодия. Он слушал ее, но ему казалось, что он слышит что-то большее, чем ее тихий, надтреснутый голос. И слова-то простые, а все ему представлялось - что-то другое, более значимое и высокое, должны они обозначать, если произносит их такое милое, умное, светлое, но, кажется, глубоко опечаленное существо.

"Значит, видел я Марию где-то в магазине, а откуда еще я могу ее знать?"

Однако Ивана не оставляло чувство, что он знал Марию раньше как-то иначе, не как продавщицу.

Миновали поселок, сонноватый, безлюдный. Прошли мимо вытянутой огурцом запруды, запущенной, густо поросшей камышом и осокой, перебежками пересекли оживленное шоссе и вскоре оказались на высоком, травянистом берегу Белой невдалеке от длинного железобетонного моста, по которому, подчиняясь предупреждающему знаку, медленно тянулись в обоих направлениях вереницы автомобилей. Река текла широко и напряженно. Замутненные воды поднялись высоко, скоблили обширно подтопленные берега, скрыли островки, оставив над стремниной дрожащие, все еще густо-зеленые ветви берез и тополей. На противоположной стороне лежали холмистые, порыжевшие луга, по которым мелкими гуртами бродил скот. В самой дали ломали горизонт таежные леса. Воздух - чистый, свежий, наполнен запахами сырого суглинка, истлевающей листвы, дымящейся на огородах прелой ботвы. Примешивались запахи бензина и выхлопных газов, но не раздражали. За спинами в привычном урбанистическом мареве дымили гигантские трубы химических производств Усолья-Сибирского. Но эти мощные создания рук человеческих показались Ивану чем-то естественным, нужным: он был уверен, что трубы и дым не нарушали жизни этих лугов и холмов, лесов и перелесков, реки и неба. Весь мир представился Ивану гармоничным, великим и - правильным. Иван начинал чувствовать себя свободно и спокойно, словно бы не было за его плечами большой, неровной жизни, раздражения последнего времени, тяжелых мыслей.

С нараставшим волнением он смотрел на тихую, строгую Марию, и ему хотелось понять, каково ее настроение, угадать ее мысли. Ему отчего-то захотелось, чтобы ее внутренняя жизнь была созвучна его чувствам и ощущениям.

"Что, втюрился, дурачина?" - мысленно одернул он себя, но одновременно рассердился на свой, несомненно, неискренний тон.

- А вы знаете, товарищи, - с уже забываемым советским словом обратился ко всем Садовников, - где мы с вами находимся? О, не гадайте! Не отгадаете ни за что! Мы находимся с вами на том самом месте, где много тысячелетий назад изготавливались великие произведения искусства - так называемые Мальтинские мадонны или Венеры. Теперь они являются украшением знаменитых музеев мира, например, Лувра и Эрмитажа.

- Лувра? Эрмитажа? - удивились все. - Что же в них необычного?

- О-о-о! - поднял и развел руки учитель истории.

Он помолчал: казалось, подыскивал какие-то важные слова. Однако начал просто, даже несколько суховато:

- Я вам сейчас прочитаю маленькую лекцию о палеолите и палеолитических Венерах. Надеюсь, вам не будет скучно. Во-первых, здесь, в Мальте, и чуть поодаль, на берегу Ангары, в Нижней Бурети, процветала величайшая на земле, хотя, следует оговориться, по сути своей изначальная художественная культура человечества. Эта культура, отмечу, забегая вперед, в неолите попала на американский континент и повлияла на обитателей и Северной и Южной Америки самым решительным образом. Во-вторых, в Мальте и Бурети оказалась половина всех найденных в мире костяных женских статуэток палеолита - чуть более двадцати. В-третьих, равных по художественной значимости произведений, относящихся именно к каменному веку, к палеолиту, более не найдено нигде на планете Земля. Вы меня понимаете, уважаемые товарищи?! Вы понимаете, на какой земле вы сейчас стоите? - Садовников смахнул с ресницы выбившуюся слезку. - Впрочем, слушайте! Слушайте и наматывайте на ус, потом передайте своим детям и внукам, чтобы помнили и гордились. Так вот, все происходило 15-18 тысячелетий назад... Батюшки, батюшки, ажно дух захватывает!.. Палеолитическая культура Мальты и Бурети оригинальна, свидетельствует о высоких духовных запросах здешнего человека. Но в то же время стилистика найденных здесь изделий родственна той, которая бытовала в палеолите западной и восточной Европы, особенно долины Дона. Промежуточных этапов развития этой культуры на пространстве от Европы до Байкала учеными не найдено. То есть получается что? Культура как бы перенесена сюда из Европы каким-то необычным способом. Загадка! Фантастика! Но не буду ударяться в подробности - они могут быть понятны только ученому, узкому специалисту археологу. Итак, мальтинская культура палеолита дошла до нас в виде женских статуэток, бусинок из рыбьих позвонков, фигурок летящих уток, подвесок из бивня мамонта и многого чего еще. Представляете: жесточайшая ледниковая эпоха, трескучие морозы свирепствуют чуть ли не круглогодично и круглосуточно, куда не кинь взгляд - чахлые тундровые леса, топкие вонючие болота, вымороженные степи, а рядом с утлым, состоящим из костей крупных животных жилищем бродят кровожадные животные, например, так называемый пещерный лев. Я уж не говорю о мамонтах, которые могли не заметить человеческого жилища и раздавить его, молчу о шерстистых носорогах, саблезубых тиграх, огромных быках, волках, которые денно и нощно готовы были покалечить, разодрать и сожрать человека. Представьте: люди, редко когда сытые, часто болеющие, не дотягивающие до тридцати лет, сидят в своих маленьких убогих шалашах, в углублении бьется огонь костра, который, если погаснет, то не миновать страшных бед и лишений, - казалось бы: ну, какие мысли могли бы быть в голове этих несчастных существ, кроме одного - как выжить, спастись, прокормиться, обогреться? Ан нет! Уже тогда человек задумался о высоком. О нравственном! Удивлены? А вот послушайте-ка, послушайте! Найденные фигурки изображают обнаженных женщин, - что, несомненно, воплощает мысль о материнстве, о плодородии и так далее и так далее. Обычное явление для примитивных цивилизаций. Таких голеньких, пардон за вульгарность, всюду находили, на всех материках. Но вот нигде в мире еще пока не нашлись палеолитические скульптурки женщин в одежде. А вот здесь, в Мальте, нашлись! Нашлись, голубушки! Нашлись Венеры, что называется, в мехах. Спрашивается, почему, например, в той же ледниковой Европе - а там климат был, скажу я вам, не сахаром, чрезвычайственно суровым - нет ни одной женской статуэтки из палеолита в одежде, а здесь нате вам - приодетые, в парках? Таких фигурок, надо отметить, всего три в мире, и все - отсюда! Ученое сообщество планеты не может понять этого феномена. И единственное объяснение дают такое - у сибиряка-де уже в те дикие, доисторические времена нравы были построже. Душой, дескать, он был почище, натурой погормоничнее, если можно так выразиться. Вот на какой земле вы сейчас изволите стоять.