Евгений Попов - Подлинная история Зеленых музыкантов

(583, 584, 585, 586, 587) [...]

(588) Скоро, скоро Иван Иваныч на колени встанет, а поднявшись с них, окажется "новым русским", который всех нас с вами, вместе взятых, купит и продаст. Если захочет. Но он не захочет.

(589) [...]

(590) Комментировать или не комментировать? Уж так подмывает прокомментировать, но не буду.

(591) , и какая-то романтическая мелодия зазвучала в его ушах и мозгах: не то Чюрленис, не то Сибелиус, не то оба-два, вместе взятых плюс Альфред Шнитке да Шостакович с Прокофьевым. Короче, сумбур вместо музыки.

(592) "А вот ... и я!" - с такими словами русский цирковой клоун начала века Дуров выезжал к зрителям на свинье.

"А вот ... вам всем!" - говорил злобный кулак Ферапонт, поджигая ночью амбар с колхозным зерном, которое еще вчера было его собственностью, реквизированной коммунистами.

"А вот ... не хотите ли вложить в наш банк рубль, а завтра получить за него доллар?" - поди, скажет Иван Иваныч, как только поднимется на ноги.

(593) Это такой, знаете ли, стилистический прием, подчеркивающий важность момента. И восходит там, и заходит, и т.д. И-и-и-и-и... А что касается "зеленой массы", то я лишь сейчас вспомнил, что так называлась никогда не вызревающая хрущевская кукуруза, которой по приказу КПСС в одночасье засеяли всю страну чуть не до Северного полюса. Эту "зеленую массу" "силосовали" в силосных ямах и башнях, после чего кормили ею бедных российских коров. Некоей, впрочем, и наркотой сшибает от этой "зелени". "Зеленью" и доллар на жаргоне именуют, тот самый доллар, который нынче, согласно анекдоту, всего лишь "русский бакс". И черти -зеленые. И "Фантомас" - зеленый. [...]

(594) Хамит, ругается, бранится! Право, будто и не "Голос" это вовсе, а какой-нибудь "мелкий бес".

(595) , прошу не забывать, что лишь вследствие выкуренной Иваном Иванычем анаши,

(596) Это - как в детстве те самые истории, которые нынче именуют "ужастиками". [...]

(597) Так грязью все-таки или говном? Давайте, товарищи, прямо ставить вопрос. Давайте наконец определимся, товарищи, что все-таки грязью, а то уж больно вонючей выйдет последующая патетическая картина. Площадь, товарищи, была залита обыкновенной театральной грязью, как в "Бесах" Достоевского, поставленных Анджеем Вайдой, кумиром нашей юности. "Бесов" Иван Иваныч, в отличие от "Евангелия", читал. А Вайду мы все сразу же полюбили за его решительно антисоветский фильм "Пепел и алмаз", который почему-то сдуру крутили в советских кинотеатрах. Помните, там это... спирт пьют за погибших товарищей... Збигнев Цибульский мочит коммуниста Щуку ... Потом сам погибает... Такова была, как говорится, абсурдная логика классовой борьбы, товарищи!

(598) Намек на то, что эти два мира существуют в разных измерениях. Нет, это гораздо слабее фантастики. Ни стереоскопичности, ни геометрической продуманности не хватает у "молодого писателя", чтобы создать полноценный муляж виртуальной реальности.

(599) Сгущенное концентрированное пространство? Да, что-то есть в этом описании правильное.

(600) Это и есть, что ли, СОБОРНОСТЬ?

(601) Некомментируемо.

(602) Это явно из песни с забытым мною названием. Там есть сходная строчка, где молодой человек вспоминает "отца, погибшего под городом Берлином", как раз перед припевом, который звучит примерно так:

Та-ра-ра-ра-ра-ра-ра.

Бойцов не редеет строй.

Должен и сын гером стать,

Если отец герой.

И не знаю, как там у Ивана Иваныча, а мой отец погиб от водки, коньяка и советской власти. (См. комментарии 28, 171.) Я не могу однозначно слышать опереточное:

Мой папаша пил, как бочка,

И погиб он от вина.

Я одна осталась дочка

И зовут мамзель - Нана.

Как, повторяю, не люблю анекдоты "про заик". Я в школе одно время заикался так, что, вызванный к доске прочитать гоголевское "Русь, куда ж несешься ты?", не смог одолеть и первого слова. Это, очевидно, выглядело столь жутко, что даже хулиганы не смеялись. Зато у меня никогда не было диуреза. Знаете, что это такое?

(603) И здесь автор подловато смягчает жизненные реалии. Сам я уже лет в пятнадцать знал, что моего дедушку убили "красные" за то, что он был священником в большом сибирском селе К. на юге К-ского края, и что отец всю жизнь скрывал этот губительный для него факт биографии, числясь по анкетам "сыном учителя". Проверить бы все это по архивам, да их, говорят, опять закрыли ввиду окончательной победы демократии в нашей стране.

(604) О многих "других родственниках" см. (если интересно) мой роман "Душа патриота", М., "Текст", 1994, рисунки В. Сысоева.

(605) Cм. комментарий 600. [...]

(606) Слово "народ", на котором "заторчали" "революционные демократы" ХIХ века, стало для всех мастей советских идеологических жуликов ХХ века высшим предметом глобальных спекуляций. СТРАШНО ДАЛЕКИ ОТ НАРОДА. НАРОД НАС НЕ ПОЙМЕТ, ТОВАРИЩИ. ПОСОВЕТОВАТЬСЯ С НАРОДОМ. МОЖНО СМЕЯТЬСЯ НАД ЧЕМ УГОДНО, НО ТОЛЬКО НЕ НАД НАРОДОМ. НАРОД НИКОГДА НЕ ПРОСТИТ. ПРОТИВОПОСТАВИЛ СЕБЯ НАРОДУ... И тому подобные пещерно-племенные страсти. И "Голос", видите ли, туда же! Выделяет это слово заглавными буквами, из чего следует, что связь людской популяции с дьявольскими силами не односторонняя, а взаимная. Люди и сами кой-чему научили "темные силы".

(607) Обратите внимание на инверсию, соответствующую торжественности момента. Нет чтобы просто написать: "Но потрясенный Иван Иваныч ни хрена не слышал". [...]

(608) [...] "Мертвые не кусаются". Этой фразой персонажа стивенсоновского "Острова сокровищ" я, пожалуй, назову свой следующий роман.

(609) Федор Михайлович, хороший человек, великий писатель, зря только он в карты проигрывал - ведь это лишь усугубляло его эпилепсию и в конце-концов свело его в могилу.

(610) Литое "зеркало русской революции", по удачному выражению В. И. Ленина. Тоже как мог, так и разрушал сложившийся к началу ХХ века в России порядок вещей и идей, но, к счастью, не дожил до тех дней, когда большевики непременно повесили бы его за бороду на воротах Беломорканала.

(611) Ба! Да это же не кто иной, как Солженицын, которого молодой автор "Зеленых музыкантов" поместил в эту компанию из уважения и "юношеской фронды" (прямо как на известной, хоть и будущей картине академика И. Глазунова), однако, уверенно шагая по "третьему пути" конформизма, все "затемнил для ясности". [...] Конечно же, Солженицын! Помните, его как раз выслали в том самом 1974 году, и встречал его Г. Белль? Советский НАРОД (см. комментарий 606), узнав об этом, тут же запел:

Самолет летит на Запад.

Солженицын в нем сидит.

"Вот-те, на-те, ... в томате!"

Белль, встречая, говорит.

Вынужден заметить все для той же ясности, что мое личное отношение к Солженицыну, в отличие от современного "общественного мнения" (см. комментарий 562), изменений не претерпело.

(612) Заодно и, очевидно, со страху, чтобы с Солженицыным редактор-цензор не прихватил, и Пушкина засекретил. А это, конечно же, А. Пушкин. Не И. Бродский же - у него бакенбардов отродясь не было, и он был лысый, когда я встретил его в 1992 году в городе Лондоне, где имел с поэтом продолжительную беседу о текущей русской литературе и траве "фенхель". В текущей русской литературе он ориентировался блестяще, зная самые малопопулярные, но громкие ее имена. Бродский посетовал, что начинает забывать русский, потому что никак не может вспомнить название "вот этой травки, ее здесь зовут "фенхель", рекомендовал мне не стесняться и пить больше красного вина. [...]