Олег Постнов - Песочное время - рассказы, повести, пьесы

Ф о р ш. Смотря по тому, что считать правдой, господин Амадей. Большинство и так ходит в мундирах всю жизнь, хотя этого не подозревает. Я только мечтал навести порядок в их платье.

Г о ф м а н. Занятные мечты.

Ф о р ш. Но только мечты, герр капельмейстер, никак не больше. Я даже не стремлюсь придать им видимость реальных фигур, как это, опять-таки, делают многие. (Обводит кругом рукой.)

Г о ф м а н. А кстати, святой отец, я все хотел спросить вас: почему? Ведь вы тоже писатель, сочинитель. Так о вас мне, по крайней мере, говорили. Откуда же такое смирение?

Ф о р ш. Этого требует мой сан. Вы знаете, господин Амадей, я верю, искренне верю, что у Господа есть такой большой молоток (разводит руками, показывая.) Им Он усмиряет упорное, упрямое животное - заносчивость. Он делает это, чтобы разбитый на куски человек отчаялся в своих силах, своей справедливости и своих делах. Тогда у него еще есть шанс. Этот покров (указывает на рясу) - знак полученного удара. Он пришелся впору и вовремя.

Г о ф м а н. Вот как! А что же делать человеку со своими кусками? Он может прийти в отчаяние.

Ф о р ш. Он не должен приходить в отчаяние. Он должен не давать им воли. Мудро править ими - как сюзерен своими вассалами. А для удобства что ж, хорошо бы обрядить их в мундиры, чтобы знать, где кто. Я это уже говорил.

Г о ф м а н. Так-так. Но принц, мне кажется, отнесся к этим мечтам иначе.

Ф о р ш. Принц - другое дело. Он прежде всего августейшее лицо.

Г о ф м а н. Надо думать, святой отец, вы не включаете коронованных особ в круг человечества, не так ли?

Ф о р ш (мягко). Нет. Я лишь отрицаю их принадлежность как граждан к тому государству, во главе которого они стоят.

Г о ф м а н. Боюсь, этот разговор может нас далеко завести, и все же: может быть, вы не откажетесь, ваше преподобие, изложить мне основные пункты ваших воззрений?

Ф р а у Ш у л ь ц. Вы полагаете, господин Гофман, что это сейчас будет кстати? Уже половина седьмого.

Г о ф м а н. Мы все равно должны дождаться Лемке.

Ф о р ш. Что ж, если кратко, то... э... э... мою теорию можно назвать философией трона.

Г о ф м а н. Вот как?

Ф о р ш. Ибо трон есть вершина возможностей смертного и одновременно символ власти иной, высшей. (Одушевившись.) Монархия оттого и истинная система, что сопряжена с абсолютным центром - человеком, который хотя и принадлежит человечеству, но стоит по праву крови над ним. Каждый хочет управлять судьбой, такова суть человека. Он никогда не согласится на меньшее. Это - поэма его души, самых темных и тайных ее глубин. Потому всем суждено стать достойными трона. Такова цель, и король - средство воспитания людей для нее.

Г о ф м а н. Иными словами, наша жизнь - только лишь подготовка? Так сказать, репетиция перед главной ролью?

Ф о р ш. Если вам угодно выражаться так.

Г о ф м а н. Но из чего вы заключили, святой отец, что трон - это удел всех?

Ф о р ш. Человек - отпрыск изначального рода королей. Но мало еще носящих на себе печать своего происхождения, равно как и след образа Божьего, который тоже ведь запечатлен в каждой душе.

Г о ф м а н. Я, напротив, полагал всегда, что природа, мать всего живого, не селит своих избранников во дворцах.

Ш у л ь ц согласно кивает.

Ф о р ш. Мы не так уж расходимся в мыслях, господин Амадей. Трон шанс достичь высшей ступени, но многие упускают этот шанс, не видят истинного его назначения.

Г о ф м а н. Ах вот как! А что же есть высшая ступень?

Ф о р ш. Высшая ступень? (Тихо, словно сообщает секрет, и без того, впрочем, очевидный.) Ну как же: создать свой мир. Стать Творцом. Это и есть цель поэмы. В конце будет Бог.

Ш у л ь ц (в сторону). Я ж говорил, что он еретик!

Г о ф м а н (вскочив). Браво! Я этого от вас и ждал, дорогой отец Вальдемар! Что за удивительная страна! Тут даже батюшки говорят, как профессора философии!

Ф о р ш. Я даже полагаю, господин Гофман, что это-то и есть рай. Бог - тот Бог, которому мы молимся здесь, - только лишь первый среди равных.

Г о ф м а н (хохоча). Изумительно! Но вот я - поэт и склонен думать, что давно уже заслужил преизрядную мызу в том мире фантазии, которого стану в конце концов творцом. Однако ж я не на троне. Король, вы говорите, не гражданин. А гражданин ли поэт?

Ф о р ш. На это я отвечать не стану. Но намекну. Ступень завершает лестницу. Лестница уходит в тьму. Эта тьма - время, тьма веков. И вот вы у верха. Остается одна ступень. Кто-то - возможно ваш друг - опередил вас. На шаг. А возможно отстал. Кто знает? Вокруг темно. Не подать ли ему руку?

Г о ф м а н. Вы говорите загадками, святой отец.

Ф о р ш. И еще. Кеплер считал не без оснований небесные тела способными к доброй воле - ведь они не бросают своих орбит. Но, писал он, вблизи двойных звезд планеты сходят с ума.

М и н и с т р (входя). А мне кажется, я сойду с ума от этого мороза! (Скидывает с плеч плащ и трет уши.) Господа, почему вы все еще здесь? В замке суета, ждут гостей. Через час начнется праздник. Принц в волнении, господа!

Сцена четвертая

Ф о р ш (хлопает себя по лбу). Ведь я за этим и шел! Да увлекся беседой.

М и н и с т р (неодобрительно). А между тем о вас тоже справлялись.

Ф о р ш. Иду! Бегу!

Направляется к двери.

Ф р а у Ш у л ь ц (ему вслед). Не забудьте свой хвост!

Ф о р ш. Да... Да...

Сует хвост под мышку, скрывается.

М и н и с т р (брюзгливо). Хвост!! Это плохо вяжется с его саном.

Г о ф м а н. Нет, он ему очень идет.

М и н и с т р. Так он что ж: тоже замешан в этой затее?

Г о ф м а н. Ни в коем случае, ваша милость. Он неподходящий для этого человек.

М и н и с т р (ворчит). Положим, я тоже неподходящий для этого человек. Я старый человек... (Видит костюм Щелкунчика.) А! это и есть ваш автомат, герр Гофман?

Г о ф м а н (подхватывает). ...который я решился создать на пользу и радость всем толковым людям, которые будут нынче на балу.

М и н и с т р. Ну, пользы особенной я тут покамест не вижу. (Дергает рычаг. Маска клацает.) Уф! Как паралитик. И вы желаете, чтобы я в него влез? Внутрь?

Г о ф м а н. Точно так, ваша милость.

М и н и с т р. Нет, увольте. Мне даже странно, как вы это могли мне предложить - в мои-то лета! Вы и сами уже не молодой человек, разрешите вам это заметить, герр Гофман. Откуда же такое легкомыслие?

Г о ф м а н (невинно). Просто я сказочник, герр Лемке.

М и н и с т р. Ну да. Сказочник. Для детишек. (Обернувшись.) Ваши дети в восторге, герр Шульц?

Ш у л ь ц. Да, господин министр. Жить с господином Гофманом под одной крышей большая радость.

М и н и с т р. Вот видите! А вы не хотели. Что я вам говорил! Мы, старики, всё, всё знаем...

Ф р а у Ш у л ь ц. Я одного не пойму: зачем герру Лемке лезть в маску Щелкунчика? Ведь это костюм принца?

Г о ф м а н и Ш у л ь ц значительно переглядываются.

Г о ф м а н. В этом и состоит заговор, милейшая фрау Шульц.