Юзеф Принцев - Там вдали, за рекой

- Спички давай. - Федор закурил и сказал: - Я, может, ученым хлеборобом хочу быть. Как он называется, Женя?

- Агроном.

- Во! - поднял палец Федор. - И буду! Первый агроном в нашей деревенской коммуне буду!

- Будешь, будешь! - успокоил его Степан и опять поглядел в пролом стены.

К пулеметной ячейке шел Колыванов и вел двух солдат - наверное, чтоб сменить Кузьму.

Степан видел, что Колыванов спрыгнул в воронку, потом оттуда вылез Кузьма, а за ним - Колыванов и Глаша.

Кузьма пошел к риге, а Колыванов с Глашей стояли и о чем-то разговаривали. Кузьма уже пролез в пролом и подсел к костерку, разложенному на железном листе, а Колыванов с Глашей все стояли у воронки. Потом Колыванов обнял ее за плечи и повел к риге, а Глаша сначала упиралась, потом вывернулась из рук Колыванова и пошла впереди. Влезла через проем и с независимым видом уселась рядом с Кузьмой. Колыванов, пригнувшись, влез следом за ней, поглядел на Степана и спросил:

- Кто Глаху обидел?

- Никто меня не обижал! - встрепенулась Глаша.

- А глаза почему красные? И вообще?..

- От дыма, - кивнула на костерок Глаша. - А вообще - так... Настроение.

- От дыма, говоришь?

Колыванов опять посмотрел на Степана, погрел руки у огня и сказал:

- Что-то притихли беляки. Не нравится мне это!

- Дали по зубам, вот и притихли! - отозвался Степан.

Он все смотрел на Глашу, но она упорно отворачивалась.

- Думаешь?.. - с сомнением покачал головой Колыванов, глянул на Глашу, на Степана и спросил: - О чем разговор был?

- О будущем, - усмехнулся Женька.

- Хороший разговор! - оживился Колыванов и задумался. - Кончим воевать, раскидает нас в разные стороны, постареем мы...

- Ну уж, и постареем!.. - недоверчиво сказал Степан и опять поглядел на Глашу. - Как это постареем?..

- Да так! - засмеялся Колыванов. - Постареем, и все! И будем вспоминать годы эти молодые, комсомольскую нашу юность.

- А нас? - очень тихо спросила Глаша и незаметно скосила глаза в сторону Степана.

- Что "нас"?

- Нас вспомнит кто-нибудь?

- Нас-то? - Колыванов подумал и сказал: - Должны вспомнить! Соберутся когда-нибудь комсомольцы... А будет их много! Сотни тысяч, миллион!

- Миллион! - засмеялся Федор. - Ну, ты скажешь!

- А что? Факт! - подтвердил Колыванов. - Ну, может, полмиллиона. Соберутся, вспомнят революцию, гражданскую войну... и кто-нибудь про нас скажет: "А ведь они были первыми, ребята!"

Он замолчал, подбросил соломы в костерок, она вспыхнула, померцала золотыми искорками, почернела и рассыпалась.

Колыванов чуть слышно вздохнул, оглядел притихших ребят и слишком уж оживленно сказал:

- А мы сами про себя вспомним! Встретимся лет через двадцать и вспомним.

- Через двадцать? - засомневалась Глаша. - Что ты, Леша!

- А что? Очень даже просто!.. - увлекся Колыванов. - Представляете, братва: открывается дверь, и входит известный в мировом масштабе механик-изобретатель Кузя! Здравствуйте, Кузьма Петрович! Как поживает ваша новая машина собственного изобретения? И кто это виднеется за вашей спиной? Да это же Горовский! Знаменитый поэт Евгений Сергеевич! Проходите, пожалуйста, товарищ поэт! Закурите махорочки, откушайте воблы.

- Опять вобла? - засмеялся Женька.

- Ах, вы не любите воблу? - подхватил Колыванов. - Федя, приедет кухня, возьмешь его порцию.

- Ладно, - с готовностью согласился Федор. - Может, он и пшенку не любит?

- Люблю, люблю! - поспешно сказал Женька.

- Известный поэт обожает пшено с детства! - засмеялся Колыванов. - На чем мы остановились? Ага!.. Вдруг шум, гам, дым коромыслом! Что такое?

- Степа, - улыбнулась Глаша.

- Ваша правда, Глафира Ивановна, - согласился Колыванов. - Идет Степан Барабаш! Ты кто будешь, Степа?

- Токарь он, - подсказал Федор.

- Идет наипервейший токарь Степан Алексеевич. А почему шум? Колыванов обвел всех смеющимися глазами и сам же ответил: - А потому, что встретился он на парадной мраморной лестнице со своим закадычным дружком...

- Агроном я! - успел вставить Федор.

- Извините, не знал, - приложил руку к сердцу Колыванов и спохватился: - А как догадался, что про тебя речь?

- Ну... - широко улыбнулся Федор. - Шум, драка...

- Вопросов не имею, - поклонился Колыванов. - Встретился Степан Алексеевич с агрономом полей товарищем Федей и, как всегда, поднял дискуссию по крестьянскому вопросу!

- А Глаха? - не выдержал Степан.

- Задерживается, - тут же ответил Колыванов. - Опаздывает уважаемая всеми Глафира Ивановна. Наконец стучат по ступенькам ее ботинки - и в дверях она! Ты кто, Глафира?

- Не знаю... - застенчиво сказала Глаша и быстро взглянула на Степана. - Я учиться буду.

- В дверях - всероссийский ученый Глаха! - торжественно объявил Колыванов. - Платье на ней синее... переливается, как волны! И никаких ботинок! Наврал я про ботинки... Туфли на тебе, Глаха! Самые красивые!.. Как у балерины!

Глаша посмотрела на свои заляпанные грязью ботинки, поджала под себя ноги и спросила:

- А опоздала я почему?

- Опоздала-то? - задумался Колыванов и подмигнул ей. - А глаза от дыма промывала. Чтоб красные не были!

- Может, у меня и не от дыма вовсе... - вздохнула Глаша и спохватилась: - А про себя почему ничего не сказал? И про Настю?

- Почему это про меня и про Настю?

Колыванов смешался и погрозил Глаше пальцем. Потом засмеялся:

- Насте одна дорога - в медики. Доктором будет. А я... - Помолчал и сказал: - Не знаю, Глаха... Загадывать боюсь.

В пролом стены подул ветер, слабо тлевший костерок погас, от обугленных стропил сильнее запахло угаром.

Где-то на другом краю деревни слабо постреливали - видно, тревожили белых за рекой, те отвечали редкими пулеметными очередями. Потом потянуло дымком и запахом подгорелой каши.

- Кухня приехала, - сказал Колыванов. - Степан, смени ребят у пулемета.

- Я со Степой пойду, - встала Глаша.

- Давай, - не сразу согласился Колыванов. - Кто дневалит?

- Я вроде, - поднялся Федор. - Готовь котелки, братва.

- Не снести тебе одному, - подхватил свою винтовку Кузьма. - Пошли, Женька, пособим!

Бренча котелками, они вылезли через пролом в стене риги и пошли через огороды к разбросанным в беспорядке деревенским постройкам, за которыми угадывались выстроившиеся в однорядную улицу избы самой деревни. На дальнем ее краю постреливать стали чаще, Колыванов обеспокоенно прислушался и сказал Степану:

- Давай к пулемету, Степа... Ребят посылай туда.

- Может, я тоже, Леша? - сунул за пояс две гранаты Степан. - Здесь-то не полезут.

- Приказ слышал? - нахмурился Колыванов. - И смотреть в оба.

- Было бы на что! - огрызнулся Степан и полез через пролом.

Глаша вынула из кармана шинели наган, переложила его за пазуху и пошла за Степаном.

Колыванов опять прислушался к выстрелам и, придерживая рукой коробку маузера на боку, побежал через огороды.