Юзеф Принцев - Там вдали, за рекой

- Ну?! - всплеснула руками Настя. - Пахать тебя сюда звали?

Федор присел на корточки, потрогал пальцем белые бороздки на замысловатом узоре паркета и уважительно произнес:

- Фасонные половицы положены. Фигурные!

- И чего ты, Чижик, с этим темным элементом связался? - не глядя на Федора, спросил Степан.

- Это кто темный? - обернулся к нему Федор. - Я, что ли?

- Факт, ты! - бросил кисть в ведерко с мелом Степан. - Раз в Союз не вступаешь, нечего тебе здесь делать.

- И без Союза вашего проживу, - буркнул Федор. - А ты мне не указ.

- Брось, Степа... - миролюбиво заметил Санька. - Мешает он тебе? Чего ты взъелся?

Степан промолчал. Он и сам толком не знал, за что так невзлюбил Федора. Ну, в тот первый раз, на дворе, он полез с ним в драку за дело. Голодуха, а этот куркуль сало наворачивает! Да еще сундук свой открыть боится, тянет из-под крышки. Крохобор! Потом, когда услышал, что у Федора отца на фронте убило, а мать умерла, ему вроде стало его жалко, и он готов был пойти на мировую. Подрались и подрались. Делов-то! Но Федор всех сторонился, промышлял случайными заработками, где и сколько заработал, помалкивал, всегда украдкой жевал что-то, а когда жевал, торопился так, что чуть не давился. Боялся, что отнимут у него жратву, что ли? И потом был он какой-то уж очень услужливый. Как половой в трактире! И боялся всего. Ресницами моргает, за треух свой хватается, чуть ли не кланяется. Любой контре услужить готов, лишь бы пузо свое набить. И чего с ним Колыванов нянчится? Добренькие все больно стали!

Степан взялся за край кумачовой полоски, чуть встряхнул, проверяя, не осыпается ли краска, и приказал Саньке:

- Давай гвозди!

Санька покорно поплелся за гвоздями и молотком, принес их Степану, поднял один конец лозунга. Степан взялся за другой, приложил к стене, крикнул Глаше:

- Глаха, посмотри!.. Прямо?

Глаша прищурилась и скомандовала:

- Повыше!.. Пониже!.. Все. Прибивайте!

- Раскомандовались... - фыркнул Федор.

- Чего, чего? - переспросила Глаша.

- Проехало... - пробурчал Федор.

- Я ведь сейчас слезу, - сказала сверху Глаша.

- И чего будет? - поинтересовался Федор.

- Вот по спине и проедусь! - пообещала Глаша.

- На тебя похоже! - отошел подальше Федор, посмотрел оттуда на плакат, долго шевелил губами, потом повторил вслух: - "Трепещите, тираны!!" - Подумал и мрачно спросил: - Про тебя сочинили?

- Не про тебя же! - отозвался Степан.

- Ясное дело, не про меня, - согласился Федор. - Кто здесь тиран? Ты!

Степан от удивления раскрыл рот и забыл его закрыть. Хотел, видно, что-то ответить, но не нашел подходящих слов. Санька поглядел на него и прыснул. Потом засмеялась Настя. Дольше всех крепилась Глаша, но лицо у Степана было такое, что она не выдержала, рассмеялась, выронила палку, пуфик грохнулся на пол, Глаша села на стол и сказала:

- Как он тебя? А, Степа?!.

Степан выждал, когда они отсмеются, поиграл скулами и жестко сказал:

- Такие смехи контрой пахнут.

- Да ты что, Степан? - нахмурилась Настя. - Шуток не понимаешь?

- Мерин ржет, кобылка рада! - загадочно ответил Степан, поглядел на насупившегося Федора и добавил: - Темный, темный, а глянешь на просвет, белый! Чека по нему плачет!

- Загнул! - испуганно присвистнул Санька.

- Не в данный текущий момент, - снисходительно объяснил Степан. - Но загремит как миленький!

- Самому бы тебе не загреметь... - не очень уверенно отбивался Федор.

- Я - член Союза рабочей молодежи! - рубил наотмашь Степан. - А ты деклассированный элемент!

- Ты в Союзе своем без работы сидишь, а я без него на бирже околачиваюсь, - нашелся Федор. - Вот и выходит: оба мы элементы!

Степан презрительно прищурился, но промолчал: крыть было нечем.

- Такие, браток, дела... - неожиданно тоскливо сказал Федор и отошел к окну.

Одинокие деревца на улицах забраны решетками, будто провинились в чем-то. Вокруг булыжник и брусчатка мостовых. И ни одной полосочки обыкновенной землицы, с лопухами, с желтыми одуванчиками, с мохнатым шмелем над клеверным цветом.

А в деревне сейчас самая сенокосная пора, только косить некому, и травы стоят выше пояса, и не убран хлеб, и не мычит в хлеву скотина, потому что стоят хлева пустые, и даже дух навозный выветрился из них.

После замирения с немцами кинулись было по своим деревням мужики в солдатских шинелях, истосковавшиеся по крестьянской работе, по плугу, по косе, по вилам да топорам, но опять недальним сухим громом раскатились орудийные залпы, и снова стали солдатами мужики, так и не успев надышаться запахом свежескошенных трав и черной, нагретой солнцем земли.

- Думал, кому дров наколоть... - не оборачиваясь от окна, сказал Федор. - Или вещички на вокзал поднести...

- Опоздал ты с вещичками... - поглядела на его унылую спину Настя. Снег еще не сошел, когда буржуи из города драпали. Ночами в очередях за пропусками стояли. Кто в Харьков, кто в Киев... К немчуре да к гетману... Вот чемоданов бы натаскался!

- Медом им там намазано? - спросил Федор.

- Медом не медом... - вздохнула Настя. - А сала и хлеба ситного вдоволь!

- И Чека нет! - угрюмо вставил Степан.

Помолчали, а потом Санька сказал:

- Мамка голубя моего последнего изжарить грозится... Хлеб, говорит, перевожу... А я ему от своей осьмушки крошу...

- Не она, так другой кто изжарит, - заметил Степан и вдруг разозлился: - Хватит про жратву!

- Так есть охота все время! - вырвалось у Саньки. - Хожу и про еду думаю.

- И до чего додумался? - прищурился Степан. - А то давай, как Кузьма! Они тебе подадут Христа ради!

- Я тебе кто?! - вскочил Санька. - Контрик? Кадет недорезанный?!

- Во как заворковал! - обрадовался Степан и подразнил Саньку: - Гули, гули, гули!

- Степа... - в упор глянула на него Глаша. - Ты нарочно ко всем цепляешься или характер у тебя такой?

- Тиран и есть тиран! - глубокомысленно заявил Федор.

Глаша посмотрела на него и засмеялась. Степан буркнул:

- Подумаешь... Сказать ничего нельзя...

А Настя расстелила на круглом столе газету, выложила на нее три вареных картошки, щепотку ржавой соли на бумажке и виновато сказала:

- Хлеба нету...

- Вот... - Глаша вынула ломоть хлеба и положила на стол.

- Три котлеты! - торжественно объявил Санька.

- Ого! - обрадовался Степан. - Живут же люди!

- Пшенные! - скромно добавил Санька.

- За такие шутки, знаешь, что полагается? - пригрозил ему Степан, пошарил по карманам, выложил на стол луковицу и мрачно сказал: - Хотел на махорку сменять... Да ладно!

- Откуда, Степа? - охнула Настя.

- От верблюда! - отмахнулся Степан. - Мешочнице подсоблял корзины таскать.

- Луком расплачивалась? - удивилась Настя.

- Держи карман шире! - сказал Степан. - Медяков сыпанула. Сквалыга!

- А лук-то откуда? - допытывалась Настя.

- Откуда, откуда! - рассердился Степан. - Спер!