М Пришвин - Мы с тобой (Дневник любви)

Итак, если я посмею, то через нее причащусь на эту любовь.

Свиданье у Третьяковской галереи: дома нельзя -- Аксюша... Брезгует атмосферой Аксюши и не хочет идти в мою квартиру.

16 марта. Во второй половине дня Павловна приехала "лечиться" в Москву. Остроумный выход: под предлогом болезни явиться и все расстроить. Собрались сыновья -- диккенсовская картина!

Самое страшное в том, что В. до того измучена жизнью, что боишься нагружать на нее пошлость в столь огромной дозе, боюсь, что не вынесет она пошлости. Мелькнула страшная роковая безысходность.

Лева кричал на меня в своем безумии, что "женку" мою посадят, а с меня ордена снимут. Это было так непереносимо больно и ужасно, что во мне что-то оборвалось навсегда.

Позвал к себе Петю, который мучится над тем, являться ли ему в военкомат. Я и начал с этого, и Петя мне сказал, что воевать не хочет, что его товарищ убил финна и бородка мертвого человека, торчащая из снега, осталась у него в глазах и его преследует.

-- А я бы с ума сошел от бородки,-- сказал Петя.

-- Петя,-- сказал я,-- у меня создается трудное положение. - Молчит.

-- Хочешь, расскажу?

-- Нет.

-- Может кончиться бородкой финна. - Молчит.

-- Ну?

-- Решайте сами.

Я понял, что дружба наша в этот момент окончилась. С Левой и говорить нечего. Итак, единственная опора -- В.: она как надежда.

17 марта. Чувство такое, словно с тебя живого сдирают шкуру. Зашел к Е. П., разговорились, и оказалось, что она согласна теперь на мою жизнь с В.

-- Прощай,-- сказала она.

-- Здравствуй! -- ответил я. И мы крепко поцеловались.

Однако к вечеру выяснилось, что и Аксюша имеет претензии на комнату, и Павловна, и Петя, и нам с В. надо идти вон,-- что я гол, как сокол.

18 марта. Ночь опять мало спал. Но утром почему-то встал с мирным настроением, хорошо поговорил с Аксюшей и с Павловной и почувствовал, что если в этом тоне действовать, то все можно устроить по-хорошему. В 12 встретился с В. в Третьяковке, и пошли обедать в ресторан. Историю вчерашней борьбы я ей передал, как было: то есть что я, услышав из уст Левы угрозу ей, бросился на колени умолять Е. П. о прощении, чтоб отпустила меня. Вся история потрясла ее.

Весна приостановилась -- 10В. Е. П. утром встретилась в коридоре и, увидев меня, зарыдала, и долго мы с Аксюшей не могли ее унять. От жалости В. закрывается туманом, и ее чувствуешь вроде как бы категорический императив: "Надо!" -- и больше ничего.

Жалость

Вчера она сказала:

-- Если мне придется от вас уйти, то я вернусь к мужу, для себя жизнь кончится, а он будет счастлив.

-- Какое же может быть ему счастье? -- подивился я.

-- Он иногда говорил: "Мне хорошо, плохо только, что тебе не так, как мне..." А вы куда, если мы расстанемся?

-- Не знаю,-- ответил я,-- занимался охотой, потом автомобилем... Наверно, займусь самолетом!

-- Вот вы где-то написали,-- сказала она,-- как страдает глухарь в своей любовной песне, и потом сказали, что все животные переживают любовь как страданье; только человек сделал из любви себе удовольствие. Теперь по себе можно понять, какое это "удовольствие".

-- Не все же,-- ответил я,-- не одни муки, есть и сладость.

-- Мало у нас сладости было,-- сказала она.

В сущности, она, все она платит и по моим долгам!

-- Так вот,-- сказала она,-- если мы решили жить вместе...

Я глаза вытаращил:

-- Да разве вы не решились?

-- Нет, у меня решено, я же сказала вам, что у меня решено и все кончено.

Значит, обмолвилась...

Без сомнения, она мучается, колеблется, страдает, и в то же время однажды что-то поняла (что можно перейти через долги), и это стало у нее категорическим императивом.

Ее письмо в эти дни:

"Простите меня, что я Вам, измученному, говорю о себе. Но кому же мне пожаловаться, как не Вам, когда мне больно? Я еще никогда такой боли с Вами не испытывала, как после сегодняшнего нашего расставания, и единственное облегчение -- беседа с Вами. Надо еще пережить длинную ночь и еще полдня, пока мы снова будем вместе. Я нашла несколько мыслей, на которых попробую утвердиться. Им, а может быть, и Вам это кажется сомнительным, но я люблю Вас, и сегодня больше, чем вчера, потому что еще больше Вас узнала. И так я, может быть, буду любить Вас все больше и больше и все больше буду мучиться.

Я чувствую как бы нить, идущую от меня к Вам, но она протянута в пустоту, потому что Вы далеко. И вот по этой нити непрерывно идет боль, она прекращается, только когда я принуждена отвлечься каким-нибудь делом (в школе -- забываю). Это -- от пространственной разделенности. Когда я с Вами -- мне все не кажется таким безнадежным и страшным.

Как только Вы около меня, я представляю себе, что держу Вашу голову, и вся боль прекращается. Не упрекайте себя, что Вы зажгли этот огонь-- он из сердца. Если б никогда страсть не вернулась в Ваше чувство ко мне (чего Вы так нелепо боитесь), мне довольно, поверьте, Вашего внимания, общей мысли и простой пространственной близости. Так мне кажется сейчас... Но быть вместе и в то же время врозь -- я не вынесу. Я мучаюсь от этих встреч, каких-то краденых, в ресторане, в вестибюле... Что же будет со мной, если у Вас не хватит сил и Вы сдадитесь!

Я доверяю Вам, может быть. Вы и вправду умней меня своим особым умом, но не он ли наделал все эти беды? Помните, как Вы меня убеждали, что Е. П. давно живет одна и привыкла к Вашей свободе, а что сыновья -- те все понимают и, конечно, поймут и будут друзьями. Что это было -- страх взглянуть правде в глаза и в то же время страх меня потерять или Вы правда не понимали обстановки и людей?

Может быть, эта Ваша "кривая" нас и вывезет. Но когда? И я хочу достичь временного покоя в полном полагании на Вас, а с другой стороны, готовлю себе защиту -- мысль, что мне эта любовь дана не будет, что я не достойна радости. Я готовлюсь расстаться с ней, в то же время всем существом своим надеюсь на Вас. Я хочу просить Вас не видеться со мной, потому что я не могу быть сытой беседой на улице, и душа потом болит вдвое сильней.

Не думайте, что это слова. Это правда. Я буду пока жить своей привычной жизнью, работать, заботиться о маме, считая Вашу любовь мечтой. Эта мысль будет защитой, потому что я, с тех пор как Вас люблю, стала беспомощной и мне все становится сейчас не под силу. Мне легче было бы жить на Вашем месте: у Вас в руках действие, а у меня полная зависимость и ожидание. Когда Вы освободитесь -- Вы придете за мной. Не насилуйте только себя -- мне вымученное чувство не даст радости. А я устраняю свою волю и ум.

Продолжение утром. Только ночью я поняла: Вы просто усомнились во мне под влиянием домашних, может быть, усомнились даже в своем ко мне чувстве. Вы предложили мне временно поселиться с Вами в чужой квартире, а Е. П. будет жить у вас и "охранять" Ваше имущество на случай, если Вы во мне ошибетесь (ее слова). Вдумайтесь, какое это унижение!