Михаил Кузмин - Стихи
- Название:Стихи
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Современник
- Год:1989
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Михаил Кузмин - Стихи краткое содержание
Художественная манера Михаила Алексеевича Кузмина (1872–1936) своеобразна, артистична, а творчество пронизано искренним поэтическим чувством, глубоко гуманистично: искусство, по мнению художника, «должно создаваться во имя любви, человечности и частного случая». Его яркое, солнечное, жизнеутверждающее творчество многочисленными и прочными нитями так связано с «серебряным веком» русской поэзии, что наше знание об этом периоде будет неполным и обедненным без ясного представления о месте в нем Кузмина.
В книгу вошли стихи из сборников: «Сети» (1908), «Осенние озера» (1912), «Вожатый» (1918), «Нездешние вечера» (1921), «Эхо» (1921), «Параболы» (1923), «Форель разбивает лед» (1929), а также избранные прозаические произведения.
Стихи - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Блеснула лаком ложка, —
И лакомка-лучок
Сквозь мерзлое окошко
Совсем, совсем немножко
Отведал алых щек.
Не метена избенка,
Не вытоплена печь.
Звенит легко и звонко,
Умильнее ребенка,
Неслышимая речь.
Кто в небе мост поставил,
Взрастил кругом леса.
Кто, обращенный Павел,
Наставил и прославил
Простые чудеса.
Намеков мне не надо.
О, голос, не пророчь!
Повеяла прохлада,
Пастух загонит стадо,
Когда настанет ночь.
Хрустальная лачуга.
Благословенный дом,
Ни скорби, ни испуга, —
Я вижу рядом друга
За тесаным столом.
В этом жутком граде теней.
Снов, несбывшихся стремлений,
ветров, льда,
жизнь текла без изменений,
как всегда.
Вечно юная столица,
словно в сказке, веселится,
блеск балов,
только изредка приснится
Пугачев.
Вдруг зловещий гул набата,
и затрясся от раскатов
град Петра,
и гремела канонада
до утра.
Реет Занда дух над нами,
лучше смерть, чем жить рабами,
братья, в бой!
Вольности подымем знамя
огневой!
В полумгле мертвеют лица,
сердце – пойманная птица.
Сон иль бред?
Ах, с тираном бы сразиться!
Силы нет.
Словно крылья подрубили,
словно были и не были,
душно вновь.
Все, что грезилось, уплыло,
только кровь…
Но ужели столь мгновенно
все, что свято и нетленно,
унесла
этой черной ночи пена,
ночи мгла?
Мир ушедшим без возврата,
тем, кто отдал в час расплаты
кровь свою
и на площади Сената
пал в бою.
Завет, воспоминание, испуг?
Зачем опять трепещут тополя?
В безветрии истаял томный звук,
Тепло и жизнь покинули поля.
А грезилась волшебная страна,
Фонтаны скрипок, серебристый тюль.
И не гадала милая весна,
Что встретить ей не суждено июль.
Исчезла. Пауза. Безмолвна гладь.
Лишь эхо отвечает на вопрос.
И в легком духе можем отгадать
Мы веянье уже нездешних роз…
О. В. Черемшановой [81]
Был бы я художник – написал бы
Скит девичий за высоким тыном,
А вдали хребет павлиний дремлет,
Сторожит сибирское раздолье.
И сидит кремневая девица,
Лебедь черная окаменела,
Не глядит, не молвит, не внимает,
Песня новая уста замкнула,
Лишь воронкою со дна вскипает.
По кремню ударь, ударь, сударик,
Ты по печени ударь, по сердцу,
То-то искры, поломя, безумье.
Грозная вспорхнула голубица,
Табуны забыла кобылица,
Разметала гриву на просторе,
Засинело греческое море.
Черное вихрит богомоленье,
Стародавнее воскресло пенье,
Перекинулся пожар по крышам,
Что увидим, други, что услышим?
Дикий зной сухой гитаны,
В кастаньетах треск цикады,
Бахрома ресниц и шалей,
Роза алая в зубах.
Ничего, что юбки рваны!
Много ли цыганке надо?
Бубны враз заворковали,
Будто горлицы в горах.
Вспомнили? О-лэ!
Вздрогнули? О-лэ!
Подземная память как нож
В дымную дыню дней!
И когда на оживленный дансинг
Где-нибудь в Берлине или Вене
Вы войдете в скромном туалете,
Праздные зеваки и вивёры
Девушку кремневую увидят
И смутятся плоскодонным сердцем,
Отчего так чуждо и знакомо
Это пламя, скрытое под спудом,
Эта дикая, глухая воля,
Эти волны черного раденья.
На глазах как будто ночи ставни,
На устах замок висит заветный,
А коснетесь – передернет тело,
Будто мокрою рукой взялся за провод.
И твердят насупленные брови
О древнейшей, небывалой нови.
Чужое солнце за чужим болотом
Неистово садится на насест.
А завтра вновь самодержавно встанет,
Не наказуя, не благоволя.
Как ваши руки, Молли, погрубели,
Как опустился ваш веселый Дик,
Что так забавно толковал о боксе,
Когда вы ехали на пакетботе.
Скорей в барак! Дыханье малярии
С сиреневыми сумерками входит
В законопаченные плохо стены.
Коптит экономическая лампа
И бабушкина Библия раскрыта.
Как ваши руки, Молли, похудели,
Как выветрилась ваша красота,
А ждете вы четвертого ребенка.
Те трое худосочны, малокровны,
Обречены костями осушать
К жилью неприспособленную местность
О Боже, Боже, Боже, Боже, Боже.
К чему нам просыпаться, если завтра
Увидим те же кочки и дорогу,
Где палка с надписью: «Проспект побед»,
Лавчонку и кабак на перекрестке,
Да огороженную лужу: Капитолий.
А дети вырастут, как свинопасы,
Разучатся читать, писать, молиться,
Скупую землю будут ковырять,
Да приговаривать, что время – деньги.
Бессмысленно толпиться в Пантеоне,
Тесовый мрамор жвачкой заплевав,
Выдумывать машинки для сапог,
Плодить детей и тупо умирать,
Почти не сознавая скучной славы
Обманчивого слова: пионеры.
Проспите лучше, Молли, до полудня,
Быть может, вам приснится берег Темзы
И хмелем увитой родимый дом.
Комментарии
Стихотворения Кузмина печатаются по текстам первых (они же чаще всего и единственные) изданий его сборников, в порядке их выхода в свет. Это не означает, что преследовалась цель отразить его творчество непременно во всей полноте: так, некоторые – слабейшие, по общему мнению, – сборники вовсе не попали в эту книгу (например, «Куранты любви», «Глиняные голубки» и др.). Не вошли и многие стихи из отобранных сборников – те, на которых, при всем их бесспорном изяществе, лежит печать чрезмерной «манерности» или «пряности». Однако те же мотивы, то же изящество и виртуозная легкость (на грани «легкомысленного порхания по строчкам») есть и в ряде стихов, вошедших в эту книгу. Думается, что полнота представления о поэтическом облике Кузмина, таким образом, не нарушается.
Вместе с тем ставилась задача обратить внимание читателя на те стороны творчества Кузмина, которые часто оставались в тени, что как раз и обедняло наше представление о нем: это, условно говоря, «Ярославль» – волжские и заволжские корни и мотивы его поэзии, это смирение и как будто неожиданная в нем крепость духа, позволившие Кузмину не бояться бедности и смерти и сохранить в трудные годы поэтическую силу и свежесть.
Сложно было решить вопрос о расположении стихов внутри сборников. У Кузмина они объединены в циклы, порой пронизанные сквозным движением (так, отмечалось исследователями, в циклах «Осенних озер» содержится движение от «плотского» к «духовному»). Для него самого цикличность играла, несомненно, большую роль. «Нам кажется явлением специально наших дней стремление объединять лирические стихотворения в циклы, а эти последние в к н и г и», – писал Кузмин в рецензии 1912 г. на сборник стихов Вяч. Иванова. Но самый принцип «избранного» неизбежно разрушает циклическую цельность: два-три, а то и одно оставшееся от цикла стихотворение не могут претендовать на то, чтобы нести в себе всю полноту лирического содержания цикла. Это вынуждает, к сожалению, отойти от принципа цикличности и соблюдать внутри сборников приблизительную хронологическую последователыюсть. О принадлежности же стихотворения к тому или другому циклу сообщается в примечаниях.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка:
