Александр Пушкин - Критика и публицистика

Это не юная и розовая Пери,

Сверкающие крылья которой затмили бы хвост прекрасного павлина,

Не белокрылая и голубокрылая фея,

Эти две сестры-соперницы, которые открывают миры и небеса

Ослепленному светом ребенку, лишь только он скажетда.

Она - о моя обожаемая муза!

Не дева иль плачущая вдова,

Одинокая обитательница пустынного монастыря

Или башни без вассалов, которая бродит под сводами,

Произнося чье-то имя; спускается в рыцарские гробницы;

Склоняя колени, широко покрывает плиты бархатом платья

И, приникнув челом к мрамору, изливает со слезами,

В мелодичном гимне свои благородные несчастия,

Нет. - Но, когда ваша скорбь одиноко бредет по лесу,

Видали ли вы там, в глубине, хижину

Под высохшим деревом? Рядом с нею вырыта канава;

Девушка постоянно стирает там ветхое белье.

Может быть, при виде вас, она опустила голову,

Так как, при всей своей бедности, она из хорошей семьи;

Она могла бы, как и другая, в более счастливые дни

Блистать в свете и цвести для любви;

Мчаться в экипаже; бывать на балах, на гуляньях;

Вдыхать на балконе ароматы и серенады;

Или, своей золотой арфой возбуждая сотни соперников,

Видеть лишь одну улыбку среди бесчисленных рукоплесканий.

Но небо с самого начала потемнело над нею,

И деревцо, едва родившись, было побито градом:

Она прядет, шьет и ухаживает дома

За старым, слепым и безумным отцом.

Стр. 70 .......................... раздирающий кашель

Прерывает ее песню, испускает крик со свистом

И извергает кровяные сгустки из ее больной груди.

Стр. 70-71 Я всегда знавал ее задумчивой и строгой;

Ребенком она редко принимала участие

В забавах веселого детства; она уже была рассудительна,

И когда ее маленькие сестры бегали по траве,

Она первая напоминала им о часе,

О том, что пора уже идти домой,

Что она услышала звон колокола,

Что запрещено подходить к каналу,

Пугать в роще ручную лань,

Играя, подбегать слишком близко к птичнику,

И сестры слушались ее. Скоро ей исполнилось пятнадцать лет.

И ее разум украсился очарованиями, более привлекательными:

Прикрытая грудь, ясное чело, на котором почиет спокойствие,

Розовое лицо под прекрасными темными волосами,

Скромные губы со сдержанной улыбкой.

Холодный и трезвый разговор, который, однако, нравится,

Нежный и твердый голос, никогда не дрожащий,

И черные, сходящиеся брови,

Чувство долга рождало в ней важное усердие,

Она держалась рассудительно, выдержанно, не рассеянно;

Она не мечтала, как молодая девушка,

Рассеянно роняющая из рук иглу

И думающая от вчерашнего до завтрашнего бала

О прекрасном незнакомце, пожавшем ей руку.

Никогда не видел никто, чтобы, облокотившись на окно

И позабыв работу, она следила сквозь ветви

Прерывный бег вечерних облаков,

А потом внезапно прятала бы лицо в платок,

Нет, она говорила себе, что счастливое будущее

Внезапно изменилось со смертью отца,

Что она - старшая дочь и потому должна

Принимать деятельное участие в домашних заботах.

Это юное и строгое сердце не знало власти

Тоски, от которой вздыхает и волнуется невинность.

Оно всегда подавляло разнеживающую грусть,

Возникающую бессознательно, очаровательные тревоги

И темные желания, все те смутные волнения,

Этих естественных пособников любви.

Владея вполне собой, она в самые нежные мгновения,

Обнимая свою мать, говорила ей вы.

Приторные комплименты и пылкие фразы

Праздных молодых людей для нее тратились попусту.

Но когда измученное сердце рассказывало ей свое горе,

Ее ясное чело тотчас омрачалось:

Она умела говорить о страданиях, о горькой жизни

И давала советы, как молодая мать.

Теперь она сама мать и жена,

Но это скорее по рассудку, чем по любви.

Ее мирное счастье умеряется уважением;

Ее муж, уже не молодой, мог бы быть для нее отцом;

Она не знала забвенья первого месяца,

Медового месяца, сияющего только однажды,

И чело ее, и глаза сохранили ото всех

Целомудренные тайны, о которых женщина должна молчать.

Счастливая по-прежнему, она сообразует свою жизнь

С новыми обязанностями... Отрадно видеть ее,

Когда, освободившись от хозяйства, вечером в будни,

Часов около шести, не наряжаясь, летом, она выходит погулять

И садится в тени от палящего солнца,

На траву, с своей прекрасной дочкой.

Так текут ее дни с ранних лет,

Как безыменные волны под безоблачным небом,

Медленным, однообразным, но торжественным потоком.

Ибо они знают, что стремятся к вечному берегу.

И при виде того, как тихо течет эта скромная доля,

Кротко уступая влечению долга,

Эти чистые, прозрачные, спокойные, молчаливые дни,

Которые успокаивают от шума и на которых отдыхают глаза.

Невольно, увы, я вновь впадаю в грусть;

Я думаю о моих быстро ушедших долгих днях,

Бурных, бессчастных, потерянных для долга,

И, о боже, я думаю о том, что скоро настанет вечер!

2 Остерегайтесь, как бы в слишком поспешном беге одна гласная не столкнулась на своем пути с другою (франц.)

3 будем религиозны, будем политиками... будем сумасбродами (франц.)

Торжество дружбы, или Оправданный А. А. Орлов (стр. 76). Опубликовано в журнале "Телескоп", 1831, .Э 13, с подписью: Феофилакт Косичкин. Этим же псевдонимом подписана статья "Несколько слов о мизинце г. Булгарина и о прочем" (см. стр. 492).

Орлов Александр Анфимович (1791-1840) - московский литератор, автор сатирических рассказов и повестей, издававшихся отдельными брошюрами, учебных компиляций и пр. Спекулируя на успехе "Ивана Выжигина" Булгарина, Орлов выпустил весною 1831 г. три брошюры: "Смерть Ивана Выжигина", "Хлыновские свадьбы Игната и Сидора, детей Ивана Выжигина" и "Хлыновские степняки, или Дети Ивана Выжигина". Эти публикации совпали с выходом в свет подлинного продолжения первого романа Булгарина - "Петр Иванович Выжигин". Н. И. Надеждин, литературный враг Булгарина, не упустил случая в своей рецензии ("Телескоп", 1831, Э 9) связать в полемических целях произведения Булгарина и А. А. Орлова как явления якобы одинаковой общественно-литературной значимости. Это сопоставление было особенно оскорбительно потому, что в газете Булгарина "Северная пчела" А. А. Орлов неоднократно квалифицировался как ничтожный лубочный писака "на потребу толкучего рынка". В защиту Булгарина выступил Н. И. Греч, резко протестуя против практикуемых Надеждиным методов литературной борьбы. Ответом на выступление Греча и явился критический памфлет Пушкина на страницах "Телескопа". О начале борьбы Пушкина с Булгариным см. статью "О записках Видока", стр. 63-65.

...он живет в своей деревне, близ Сокольников... - Пушкин пародирует заключительные строки статьи Греча в "Сыне отечества": "Булгарин живет в деревне своей подле Дерпта и не читает "Телескопа" (он просил меня не посылать к нему вздоров)".