Сулейман Рагимов - Мехман

- Я знаю, тут и кровь остановится, - сказал Муртузов и, близко наклонившись, спросил про Зарринтач: - Которая же из двух ханум лучше?

- Дурак, каждый фрукт имеет свой вкус.

Один лишь миг они постояли плечом к плечу и посмеялись, как люди, обладающие равными правами. Потом Муртузов, опомнившись, поднес руку к глазам.

- Только придется вам немного потерпеть, - оказал он. - Терпение, терпение. Задача сложная. Но я постараюсь найти средство против вашей неизлечимой болезни, товарищ Кямилов...

- Таким путем мы сбросим этого надменного Мехмана с коня, из седла вышибем...

- Именно для этого, товарищ Кямилов. мы и трудимся, клянусь вашей головой! Влезть руками внутрь, пошарить в его кишках, распороть, разорвать все его нутро...

- Легкие его вырвать, вытащить из груди? - ухмыльнулся Кямилов. Благодушное выражение лица его сменилось свирепым. Он сжал кулаки. - Все разговоры идут из-за этого "основания". Подожди, Мехман Мурад оглы Атамогланов узнает, что значит пугать верблюда поклажей...

27

Зулейха рассказала матери историю с золотыми часами. Та настояла, чтобы она достала спрятанные часы и надела их. Когда Мехман вернулся с работы, Зулейха спросила, показывая руку:

- Как, по-твоему, Мехман, сколько стоят эти часики?

- Эти часики? - недоуменно спросил Мехман. - Не знаю. Я ведь не часовой мастер. А откуда они у тебя?

- Подарили.

- Кто подарил?

- Я не подсудимая, Мехман, пожалуйста, не допрашивай меня...

- Нет, серьезно, Зулейха. Откуда эти часы?

- Я хочу купить их...

Мехман показал рукой на дверь.

- Зулейха, мне кажется, что эти часы должны вернуться обратно тем же путем, которым они сюда пришли.

- О, разве часы имеют ноги? - пыталась сохранить шутливый тон Зулейха.

- Верни их, - серьезно, не принимая шутки, сказал Мехман.

- Мама, мама, - воскликнула Зулейха, - ты видишь, что это за изверг!

- Что ты говоришь, доченька, - откликнулась Шехла-ханум, - кто это изверг? Это она про тебя, Мехман?

- Видишь, мама, как он обижает меня.

- За что, сынок мой, ты обижаешь ее?

- Я говорю, что она должна вернуть обратно эту вещь...

- Какую?

Мехман молча указал на руку Зулейхи, и Шехла-ханум воззрилась на часы. Зулейха рассмеялась.

- Ты что, постарела или плохо видишь? Не узнаешь собственный подарок?

- Ах да, да. - деланно рассмеялась Шехла-ханум. - Ну что же, сынок, разве ты против того, чтобы твоя жена наряжалась, носила украшения? Разве тебе это не нравится?

- Мне Зулейха и так нравится, без всяких украшений...

- Нет, так нельзя. Женщина должна носить украшения. В мое время говорили, что женщина без золота, без алмазов - просто кусок мяса.

- Я не против украшений. Но я говорю об этих, именно об этих часах. Они какого-то сомнительного происхождения.

Но Шехла-ханум нелегко было смутить.

- Чем эти часы хуже других? Золотая браслетка очень изящная. Зеленый куст тоже красив, но он вдвое красивее, когда на нем цветы. Так и женщина. Кольца, браслеты, ожерелья - это ее цветы... Они как лепестки розы, распустившейся на кусте...

- Все это внешнее, показное. - перебил Мехман излияния Шехла-ханум. - А для человека важно здоровое нутро, честное сердце. Если совесть нечиста, то любые украшения - это сверкающая змеиная кожа. Она тоже очень красива.

- К сожалению, сынок, внешность ценится больше, чем внутренние качества. Наряди падишаха в нищие лохмотья, на что он будет похож? Кто согнется перед ним, кто станет преклоняться?

- Забудьте о падишахах, Шехла-ханум. Все это давно ушло в прошлое... Мы советские люди и говорим о советских людях...

- О падишахе я сказала только для примера. Ты, конечно, прав, Мехман, но не все думают так, как ты... Кто может проникнуть другому в глубину сердца? Многие судят по наружности, по одежде...

- И все-таки мне эти часы не нравятся. Не хотел бы я их видеть на твоей руке, Зулейха! - сказал, обращаясь к жене, Мехман.

Зулейха покраснела и пыталась, судя по ее виду, резко возразить Мехману, но Шехла-ханум, зная вспыльчивый характер своей дочери, решила переменить тему разговора. То, чего не сумеет добиться дочь, сумеет добиться она сама. С ее умом, с ее опытом... Она сможет постоять за свою дочь. Но только не надо ссориться. К чему? Особенно здесь, в чужом городе, среди незнакомых людей... Она начала исподволь.

- Знаешь, Мехман, - главное в семье это доверие. Нужно верить, доверять...

- Кому? - спросил Мехман.

- Семье, жене.

- Мужчина должен оберегать честь своей семьи.

- Если он чует измену, сынок...

Мехман подсказал:

- Или обман...

- Если бы родник имел голос, он и то заявил бы, что не хочет видеть себя замутненным, сынок.

- А если черная рука взбаламутит прозрачную воду...

- Мы ведь немало видели на своем веку, - сказала задумчиво Шехла-ханум, склонив голову. - Правда, сейчас другие времена, сейчас у власти пролетарии, бедняки. Но мы и теперь, благодаря аллаху, сыты. Мы никогда не жадничали и не брали чужого... А что касается этих часов, сынок, то я сама привезла их. О чем же ты споришь?

- Но к чему же тогда вся эта комедия? - удивился Мехман.

- Мы условились с мамой испытать тебя, - сказала Зулейха. - Захочешь ли ты сделать мне подарок...

Она уже уловила намерения матери и резко изменила тон.

- Почему же ты так волновалась, Зулейха, краснела, бледнела?

- Потому... потому... что моя любовь к тебе разбивается вдребезги о стену твоего равнодушия. У меня сердце разрывается...

Мехман опустился на стул и провел рукой по лбу, как будто отгоняя дурное видение.

- Если это так... Если это только так, Зулейха!..

- А что же еще может быть? - голос жены звучал так невинно, так нежно...

- Ты не обижайся на меня, Зулейха, но я подумал, что часы...

- У меня один сын и одна дочь, - сказала Шехлаханум, выступив вперед. Я одинаково люблю вас обоих...

Но Мехмая перебил ее и продолжал, обращаясь к жене:

- Меня расстроило, что ты, как мне показалось, слишком жадно смотришь на эту золотую вещицу, что она заняла слишком много места в твоем воображения. И потом я подумал... Ну не будем больше об этом говорить. Ты ведь знаешь, Зулейха, я хочу, чтобы мы были чисты во всех наших делах и помыслах. Ты ведь знаешь мои желания, мои планы.

- Мы тоже никогда не согласимся, чтобы желания твои и надежды потерпели крушение, - почти пропела Шехла-ханум.

- Конечно! Никогда! - поддержала ее Зулейха. И вдруг ощутила мучительную боль в сердце. Ни в мечтах Мехмана, ни в его планах она не видела места для себя, не видела желания сделать ее жизнь более удобной, более богатой и приятной. Не в силах сдерживаться больше, Зулейха зарыдала.

- Что с тобой дочка? Почему ты плачешь?

- Я, несчастная, мама... Я так несчастна...

- По всему видно, что кто-то посеял здесь ядовитые семена, - сказала Шехла-ханум. - Кому-то моя дочь стала поперек пути.