Сулейман Рагимов - Мехман

- Товарищ Муртузов, займитесь своим делом, не мешайте мне... - сурово сказал Мехман.

Муртузов наклонил голову.

- Извиняюсь, - сказал он. - Подчиняюсь... вашему указанию... я только. - и видя, что прокурор не слушает его объяснений, замолчал.

Мехман снова опросил:

- Как вас зовут?

- Мамедхан. Вы же знаете. - В голосе его звучала тревога, хотя он всячески пытался ее скрыть.

- Сколько дней прошло, как вы повесили свою жену?

Мамедхан пошатнулся, точно на голову ему свалился тяжелый камень.

- Как? Как вы оказали?

- Вы что оглохли? Я спрашиваю: сколько дней прошло с тех пор, как вы ее повесили?

Мамедхан бросил взгляд на Муртузова, ища у него помощи. Он тщетно пытался взять себя в руки, сдержать свое волнение.

- Десять дней я ждал ее, думал, она уехала к отцу или на концерт в колхоз.

- Почему же за десять дней вы не спрашивали, где она, не попытались узнать...

- Думал, сама вернется. Ждал.

- Как же она могла вернуться, если вы послали ее туда, откуда никто не возвращался?

- Она погубила себя, наложила на себя руки - при чем тут я? В чем я виноват?

- В убийстве! - крикнул Мехман. - Понятно? В убийстве! Вы хотели, чтобы женщина была рабой, как когда-то... Вы задушили ее, чтобы задушить новое!..

Мамедхан съежился и побледнел.

- Вешайте тогда и меня, если я виноват.

Мехман взял себя в руки и ответил спокойно, не горячась:

- Суд установит, какую меру наказания вы понесете. Не сомневаюсь только в том, что она будет тяжела...

29

Явер готовила на кухне обед. Шехла-ханум давала ей указания. А Зулейха, давно уже забывшая про свою болезнь и тяжелые переживания, прихорашивалась в комнате перед зеркалом, любовалась собой.

Человек в калошах увидел, что она одна, и смело переступил порог. Зулейха вздрогнула, повернулась.

- Ой, это вы? А я подумала...

- Да, это я, доченька моя, - прошептал человек в калошах и умолк с горестным видом, опустив голову. Он так и стоял с опущенной головой, пока Зулейха не спросила:

- Вы хотите что-нибудь сказать мне, да? Говорите же.

- Одно словечко, всего одно словечко, дочь моя...

- Так говорите, что же вы смущаетесь? Мы ведь не смотрим на вас, как на чужого...

- А разве близкому человеку все скажешь? Иногда стесняешься его больше, чем чужого. Еще подумают: дали Калошу материю, так он еще и подкладку хочет получить. Оказали старику уважение, а он сел на голову. Вот так получается, Зулейха-ханум. Человек не всегда может раскрыть свою душу даже родному ребенку...

Зулейха нетерпеливо передернула плечами.

- Что это вы изъясняетесь по поговорке: "Стрелу выпускаешь, а лук скрываешь". Говорите открыто.

Человек в калошах, оглядываясь по сторонам и смешно приседая при каждом шаге, подошел ближе и тронул ее руку, на которой красовались золотые часы.

- К несчастью, этот мой племянник...

- Кто? - спросила Зулейха удивленно.

- Мамедхан.

- Какой Мамедхан! - не сразу вспомнила Зулейха,

- Тот, который носил вам кур во время болезни. Добрый, услужливый человек... Мухи не обидит. У него повесилась жена. Она это сделала нарочно, чтобы погубить его. Слыхала, наверно, дочь моя? Да? Ну так вот, Мамедхан ее муж... Муж этой самой Балыш. Его отец и я были ближе родных братьев, я его считаю своим племянником. Какой это щедрый, великодушный человек. Тогда я прямо сказал ему, что мне вот эта вещь очень нужна. - И человек в калошах довольно грубо сжал запястье молодой женщины. - Он не отказал. За друга он голову отдаст, не то что часы. И теперь должен погибнуть из-за сумасшедшей бабы...

Зулейха побледнела и резким движением высвободила свою руку из цепких пальцев Калоша. Она начала отстегивать браслетку.

- Верните, верните ему эти часы, - сказала она. От волнения она никак не могла оправиться с неподатливым замком.

Калош сокрушенно покачал головой.

- Как вернешь? Он, бедняга, в тюрьме.

- Все равно. Надо вернуть. Вы можете пойти к нему в тюрьму, проведать его...

Человек в калошах прижал руку к обросшему волосами подбородку.

- У меня же есть совесть. Разве я не человек? - Он потряс полами рваного архалука, потопал ногами в старых калошах. - Как же это так? Я дал тебе часы и теперь возьму их обратно? Как можно?

Зулейха готова была заплакать, так велик был ее испуг.

- Мехман убьет меня, когда узнает...

Старик прищурился.

- А разве он не знает?

- Кто, Мехман? Конечно нет.

Старик стоял теперь выпрямившись, насмешливо и нагло глядел на Зулейху, как охотник смотрит на птицу, попавшую в расставленные тенета.

- Как он может не знать? Как может муж не знать, откуда взялись у жены золотые часы?

Зулейха вся дрожала.

- Он думает, что эти часы привезла мне мама. Из Баку.

- Не смейся надо мной, дочь моя, не обманывай меня. Конечно, Мехман знает. - Он прошелся по комнате, пачкая запыленными калошами ковер. - Если он и молчит, то это не значит, что он не догадался...

- Я лучше во всем признаюсь Мехману, - ломая руки, сказала Зулейха. - Я ему объясню. Скажу, от куда я могла знать, что эти часы Мамедхана и что его жена повесится! О боже, что я наделала. Я позову маму... Надо что-нибудь продать, достать денег...

- Не надо так волноваться, милая. Ничего страшного не произошло... Зачем пугать Шехла-ханум?..

- Нет, пусть она знает, может, она что-нибудь придумает. Ой, господи! Зулейха вся дрожала. - Что я скажу Мехману! Ведь он поверил мне, поверил... Вы его не знаете. Он никогда не простит мне этого обмана. Ой, мама! Нет, нет. Зачем впутывать маму? Возьмите, ради аллаха, эту отраву. - Она чуть не падала в ноги человеку в калошах. - Возьмите! Зачем они мне? Возьмите, выбросьте их на улицу, делайте с ними, что хотите...

Человек в калошах снова схватил ее за руку, но теперь уже держал крепко и не выпускал.

- Дочь моя, чего ты так испугалась? Калош еще жив, дышит, не умрет! Зулейха затрепетала под его властным взглядом. - Я тоже имею свое "я"! Слушайся меня, никому ни слова. Не надо, понимаешь? При чем тут мама? Поднимется шум, люди услышат, весь мир узнает. Потом не вылезешь из этой беды.

- Но у меня нет секретов от мамы. Она знает, что я купила эти часы в долг. Вы принесли, мне понравились, и я их взяла. Я не знала, что дело дойдет до тюрьмы.

- Даже слово "тюрьма" тебе не надо произносить, дочь моя, - старался успокоить Зулейху Калош.-Чего ты так испугалась?

- Нет, нет, Калош, возьми, унеси их.....

Зулейха сорвала с руки часы и протянула Калошу. Он нетерпеливо взял их и положил на стол, перед зеркалом. Зулейха невольно обернулась и увидела в зеркале свое лицо - такое бледное, что по сравнению с его цветом блеск золота казался огненным.

- Другие присваивают целые караваны верблюдов с погонщиками, и ничего. А эта маленькая вещь превратилась почему-то в огонь и жжет тебя, как раскаленный уголь, - бормотал человек в калошах. - Десять лет пусть валяются. Я их не возьму...