Сулейман Рагимов - Орлица Кавказа (Книга 2)

Зубов еще немного походил возбужденно по двору, подумал и решительно направился в комнату Людмилы. Женщина сидела на диване и, подобрав под себя ноги, читала.

- А где барон? - спросил Зубов, с трудом удерживаясь от желания обнять Людмилу.

- Не знаю, - сказала она грустно. - С утра куда-то ушел. Кажется, он догадывается обо всем!

- О чем? - спросил Зубов, хотя знал, о чем шла речь, и сердце его гулко забилось.

- Ах, оставьте! - ответила она. -Мы же не дети! Зубов сделал два шага, встал на колени перед Людмилой, взял ее безжизненные руки в свои и покрыл их поцелуями.

- Я люблю тебя, - говорил он. - Я тебя люблю. Ты слышишь меня! Я люблю!

- Перестаньте! Он может сейчас войти!

- Вот и прекрасно! - воскликнул Зубов, поднимаясь. - Вот и прекрасно. Я сам хотел признаться ему во всем, просить твоей руки. Ведь ты согласна, я вижу, что согласна. И дело только за братом.

- Не брат он мне, - произнесла Людмила почти шепотом.

Почему-то Зубова это не поразило. Будто он знал об этом давно, с первой минуты знакомства с ними, знал, хотя и не думал, старался не думать об их взаимоотношениях.

- Простите, Арсений! - одними губами произнесла Людмила.

- Это моя вина. Моя!

- Ты его любишь? - спросил Зубов.

- Не знаю, я ничего не знаю... Я дважды ему обязана жизнью! Лучше него нет! Знайте, нет никого лучше него, - и она заплакала. - Нет, нет, нет, твердила она.

День померк. Зубов вышел на крыльцо, постоял минуту. Прошел к сараю, где стояли лошади. Оседлал своего мерина, выехал за ворота. Перед ним неожиданно объявился Кудейкин.

- Полковник, вы меня, сказывают, искали! Прошу прощения, был занят, но сейчас к вашим услугам.

Зубов поднял на дыбы лошадь и крикнул хрипло:

- Уйди, скотина, растопчу!

И, хлестнув мерина, понесся в степь. За ним, как шлейф дыма, потянулась бурая пыль, как будто всадник горел, сгорал, пока не пропал совсем в степных просторах.

Глава десятая

Очнувшись, Томас долго не мог понять, что с ним случилось и где он. В кромешной темноте издалека доносились два голоса - мужской и женский. Мужской, как понял Томас, гневался, женский не то оправдывался, не то утешал. "Неужели я на том свете, - подумал неунывающий кузнец, - и за право владеть моей душой спорят черти и ангелы?" Его слегка поташнивало, думать ни о чем не хотелось, и он снова впал в легкое забытье.

Придя в себя, Томас услышал, что спорящие голоса приблизились: ему показалось, что женский голос плачет, мужской на чем-то настаивает, угрожает, требует. "До сих пор не поделили,- подумал он. - Было бы о чем спорить, грешник, как грешник, не хуже и не лучше других."

Голоса стали еще ближе, и скоро Томас стал понимать обрывки фраз.

- ... твой братец, твой...

- ... погубить меня... Гачаг Наби... Только о себе...

- ... трус... А если придут... Женщина в темнице...

- ... кому должен, скажи, кому должен...

Постепенно мысли кузнеца прояснились, и он, превозмогая острую пульсирующую боль в левом виске, стал вслушиваться в разговор, который вели Айкануш и Карапет.

- Я никому не должен! - крикнул Карапет. - Никому, ты слышишь!

- Я не говорю, что ты должен. Но скажи об этом спокойно. Приди, разберись, зачем же сразу драться. Может ты убил братца своего.

- Его убьешь, как же! А у тебя, кафанка, ни стыда, ни совести. Принимаешь в доме среди ночи постороннего мужчину и требуешь от меня спокойствия. Может, еще нужно было постеречь вас, чтобы мой позор не вышел окончательно из этого дома.

- Замолчи, о чем ты болтаешь!?

- Конечно, - сказал Карапет громко. - Я болтаю. Я болтаю! А у тебя ночью гость. Откуда, зачем? Почему он сюда пришел? Наверно не в первый раз!

- Ну, уж, если хочешь знать правду, не в первый. Он еще вчера приходил. Чачу пил. Узелок с едой унес.

- Еще бы, ты стала в его объятиях мягкой, как воск... И свечи, три свечи сожгла, -с тоской воскликнул Карапет.

- Господи, при чем тут свечи... Свечи, между прочим, мои, я их в приданое принесла!

- Как и этот дубовый пень!

- Да, как этот дубовый пень! Как и себя, свою молодость! Тебе, плюгавому, отдала! - Томас услышал, что кафанка всхлипывает.

- Чуть что, сразу слезы! - растерянно пробормотал Карапет. - Нарочно плачешь, разжалобить хочешь.

Айкануш плакала не отвечая.

- Ну, чем тебе плохо живется? - спросил потише Карапет: видно было, что он жалеет о своей грубости. - Живем, никого не трогаем. Ну, кто нам Гачаг Наби, кто нам Хаджар? У них своя жизнь, у нас своя.

Кафанка заплакала громче.

- И почему именно от нас должен идти этот дурацкий подкоп,- раздражаясь продолжал Карапет. - Я под особым наблюдением. Или тебе поскорее хочется, чтобы с меня содрали шкуру на базарной площади, а ты пила бы мою чачу с красивыми мужчинами и жгла мои свечи.

- Мои свечи! - всхлипнула Айкануш.

- Господи, твои, твои свечи! Я работаю день и ночь, чтобы принести в дом немного денег. Я унижаюсь, я терплю, для кого!? Для тебя же! А ты пускаешь в дом разбойников, ты соглашаешься на подкоп. Не знаешь, что это подкоп под наш дом? Под наш!

- Ты сам, - заголосила вдруг кафанка. - Ты сам говорил, что люди Гачага Наби за народ. Ты сам говорил, что это лучшие люди! Сам говорил! Сам!

- Да, говорил. Я не только говорил. Я помогал им. Помогал чем мог. Но отсюда подкопа не будет. Я скорее умру.

Стало тихо, и через минуту Карапет забормотал уже нежно и торопливо.

- Уедем отсюда. Уедем. Много ли нам надо? Мы вдвоем, а это самое главное для нас. Погубят они нас, погубят. Не о себе же говорю, тебя жалею, тебя люблю.

Стало совсем тихо, и Томас услышал звук долгих поцелуев. "Надо же! В доме почти покойник, а они целуются",- подумал он и, нарочно громко застонав, поднялся и сел.

- Слава богу, Томас, ты поднялся, - смущенно сказала кафанка.

- Далеко ли до утра? - спросил Томас, видя перед глазами оранжевые, медленно плывущие круги.

- Скоро светать начнет, - ответила Айкануш. - Как ты себя чувствуешь?

- Спасибо, - отозвался кузнец. - Угощение было славное, только, как всегда после этого, голова трещит.

- Не ходи, как кот, по чужим женам, - раздраженно сказал из темноты Карапет.

- Айкануш, - спросил Томас. - Кто этот мужчина, который говорит со мной? Неужто мой брат?

- Был у тебя брат, - бросил Карапет. - Теперь его нет... Тебе пора уходить.

- Ты сможешь сам дойти до друзей? - спросила заботливо Айкануш.

- Смогу, - сказал Томас и поднялся, держась за стену. Оранжевые круги перед глазами превратились в маленькие огненные точки, запрыгали, зарябили, и он снова почувствовал тошноту.

- Почему вы не зажжете хоть какой-нибудь свет!

- Ты, придя в дом, погасил свет. Навсегда,- сказал с достоинством Карапет.

- Слушай, - с трудом произнес Томас. - Оставь этот тон для своих арестантов, которых ты держишь под замком.

- Так ты еще меня учить будешь? И угрожать, может быть?

В это время раздался громкий, властный стук в дверь. Карапет чуть не завыл от страха. Айкануш засуетилась, без конца крестясь, кидалась к Карапету, к Томасу, к двери и обратно.