Натиг Расул-заде - Трамвай

- Чёрт, влопались всё-таки, - дождавшись окончания шума из лесу, не очень-то встревожено, а таким тоном, как-будто констатировал факт, произнёс вагоновожатый.

- Как?! Что значит влопались? Что там произошло? - суетливо посыпал вопросами нервный пассажир. - Что вы этим хотите сказать?

- На волков напоролись, - лениво пояснил вагоновожатый.

- Тут волков - тьма, и многие из них людоеды. Нападут стаей на человека костей не соберёшь... - он помолчал, потом озадаченно и даже заметно огорчённо закончил, -Чёрт, топоры там остались, совсем новенькие... пропадут...Не казённые, - доверительно, обернувшись ко мне, сообщил он, -сам купил... Сколько твердил я начальству нашего парка -надо, надо, а им насрать и забыть, вот и пришлось на свои кровные копейки приобрести...

- Послушайте, - сказал я, уже почти обессиленный бредовостью происходящего вокруг меня, будто всё - дурной сон, и я нахожусь в этом дурном сне, не могу ему противиться, и вынужден играть, поступать по правилам, которые он диктует, - Послушайте, а как же те, двое?..

- А что те двое, - безразличным голосом отозвался вагоновожатый. - Если не отобьются, загрызут их волки... Скорее всего, не отбились... Да-а... А костёр всё же надо...

- Какой костёр? Вы что, бредите ?! Какой ещё костёр?! -перебил его нервный пассажир, вскочив со своего места и стараясь закурить . никак не попадая огоньком зажигалки в дрожащей руке в кончик сигареты, но тут же чуть не подпрыгнул от строгого окрика вагоновожатого:

- Курить в трамвае запрещено!

Нервный субъект загасил окурок, мельком оглянулся -куда бы его выкинуть; явно страшась очередного окрика, побоялся бросить окурок на пол трамвая, и смял его у себя в кармане пальто, отчего тоненькая струйка голубого дыма показалась из кармана его новенького пальто; эта картинка врезалась мне в память: кусок мрачной степи, засыпаемый снегом в окне трамвая, полусогнутая, дрожащая фигура нервного пассажира, яркая струйка дыма из его кармана; врезалась эта мгновенная картинка мне в память, делая и без того нереальную ситуацию еще более гротесковой. Но несмотря на свой страх, который явственно ощущался, нервный пассажир не переставал возражать.

- Вы что, спятили? - спрашивал он так, что вопрос терял свою риторичность, будто ему на самом деле было интересно, не утратил ли вагоновожатый остатки своего ума.

- Сами говорите, что волки... Зачем нам эти проклятые дрова, этот проклятый костер, если все так опасно оборачивается?!... Опасно для жизни... Да вы просто сумасшедший!...

- Прошу со мной не спорить! - неожиданно рявкнул вагоновожатый. - Я, может, уже двадцать лет езжу по этому маршруту и знаю побольше вас, что надо делать, а что нет! - вслед за этим он перешел с крика на нормальный голос и сообщил:

- Три года назад, в такую же зимнюю ночь, в моем трамвае шестеро замерзли насмерть. - Он сделал небольшую паузу, поглядел на нас в упор, стараясь угадать, какое впечатление произвели его слова, потом продолжил, - Я сам чудом жив остался, ноги поморозил, провалялся в больнице два месяца... Да... И если я говорю, что нужны дрова, значит нужны, если я говорю, что без костра нам хана, значит так оно и есть на самом деле! - снова перешел он на крик.

- Да?! - криком на крик ответил ему нервный пассажир и запальчиво спросил: - И кто же по-вашему, должен пойти на этот раз?

- Вы и пойдете, - моментально успокоившись, негромко ответил вагоновожатый.

- Я? - ужаснулся нервный пассажир. - Ни за что! Никогда! Вы с ума спятили! Вы просто сошли с ума! Ни за что! Ни за какие...

- А никаких вам никто и не предлагает, - потвердевшим голосом, в котором уже звучал металл приказа, произнес вагоновожатый, - Пойдете я сказал и точка.

В руках у него совершенно неожиданно появился маленький револьвер, утопавший в его огромной лапе; короткое дуло револьвера, убойная сила которого вряд ли, наверное, превысила бы двадцать шагов, было уставлено на нервного пассажира, стоявшего, однако, шагах в пяти от вагоновожатого.

- Но, но... - нерешительно пролепетал нервный пассажир, - как же так?.. он в страхе уставился на револьвер в руках стоявшего теперь уже в салоне трамвая, прямо напротив него огромного вагоновожатого; я и не предполагал в нем такой рост, трудно было предположить это, глядя на него, сидящего в своей маленькой кабинке.

- Я же... - продолжал лепетать нервный субъект. - Вы же меня на смерть посылаете... Вы подумайте... Подумайте хорошенько, вас ведь будут судить. Вы меня на смерть посылаете, - лихорадочно и выразительно повторял пассажир, будто стараясь вбить эту несложную мысль в тупую башку вагоновожатого.

- Здесь вам грозит смерть не меньше, чем там, - сказал тот.

- Молчать! Исполнять приказания! Марш за дровами! И вы тоже! Марш! - дулом револьвера он показал на меня.

Я понимал, что любые отговорки будут пустыми в данный момент, хотя бы потому, что почти все их бестолково использовал нервный пассажир, но одну, как мне показалось, более или менее вескую я отыскал, и как утопающий за соломинку, ухватился за нее, надеясь, спастись.

- А почему не он? - я кивнул на спящего пассажира.

На миг вагоновожатый, казалось, несколько растерялся, было видно, что эта мысль просто не приходила ему в голову.

- Но он же спит, - нерешительно возразил вагоновожатый.

- Разбудите, - сказал я, - и пусть он пойдёт вместо меня.

- Ну уж нет, - сказал вагоновожатый. - Дудки! Он пойдёт вместо себя! А вы пойдёте вместо себя. Пойдёте все вместе, все трое.

- И вы тоже пойдёте, - сказал я, глядя на него в упор, как человек, которому уже нечего терять.

- Да, да, на самом деле, - вдруг влез в разговор нервный пассажир.

- Что это такое, если человек спит, значит на смерть нужно посылать другого, глупости какие, господи...

- Честно говоря, об этом я не подумал, - виновато произнёс вагоновожатый. - Что ж, разбудите его, - обратился он к нервному пассажиру, - Не подумал, - с досадой повторил он, покрутив головой и ухмыляясь, - Я и не замечал его попросту... Спит себе и спит... А я и не замечаю... Спящий -.что мёртвый, толку мало... Потому, наверно, и не замечал... Мы растолкали спящего пассажира, в двух словах объяснили ему в чём дело. Он похлопал глазами и, позёвывая, ничему не удивляясь поднялся, повертел затёкшей, громко хрустнувшей шеей, и пошёл с нами к выходу из трамвая.

- А что же вы не идёте? - спросил я вагоновожатого, уже готовясь выходить.

- Я не могу отлучаться, - убеждённо произнёс он. - Что бы ни случилось, я должен быть здесь, на, своём рабочем месте. Даже если умру, должен умереть здесь. Только тогда мои дети могут получать пособие после моей смерти. Это оговорено в контракте. Так что, я полностью полагаюсь на вас. Идите, - и он легонько ткнул мне в плечо коротким дулом револьвера.

Мы втроём вышли из трамвая и побрели по хрустящему под ногами снегу, под сыпавшими сверху хлопьями. Было холодно, но шагать было приятнее, чем сидеть неподвижно в промёрзшем вагоне трамвая. Мы оставляли тёмные глубокие следы на ровной белоснежной поверхности степи, и я обратил внимание, что следы тех, что прошли здесь до нас, уже трудно было различить, они были занесены снегом. Мы медленно шагали в сторону темнеющего вдали леса, откуда временами слышался разноголосый вой, переходящий в урчание.