Андрей Зарин - Скаредное дело

Немцы из слободы друг за другом навещали Штрассе и, слушая русского мальчика, задумчиво качали головами.

— Беда вам с ним будет, герр Штрассе! — говорил ему толстый булочник.

— О! Большой беда наживете с ним, — говорил сосед литейщик.

— О, mein Gott! Если узнают только! — восклицали другие немцы, а пожилые немки таинственно отзывали Каролину и шептали ей:

— С этим мальчиком твой брат и себя погубит, и тебя, и всех нас! Он не простой мальчик. Его наверное ищут…

— О! Он расскажет, было ли ему у нас худо… — беспечно отвечала Каролина. — Миша, тебе худо у нас?

Миша поспешно обнимал ее и говорил:

— Нет! Я, правда, к мамке хочу и бегать негде, но я люблю тебя!

Каролина смеялась.

— А вы хотите, чтобы мы с Эдди его прогнали! — Куда? На улицу, чтобы его снова украли?

Соседи только вздыхали и не решались спорить с глупыми Штрассе.

— И потом, разве есть у нас на него право?

Его нам один капитан поручил… капитан Эхе! При этом имени Каролина всегда краснела, а Штрассе решительно говорил.

— Нет! Мы ничего не боимся. Мы худого не делаем. Не бойся, Миша, говорил он мальчику, — я скоро буду одеваться и пойду в город, буду искать и найду! Не бойся.

— Теперь я ничего не боюсь! — бойко отвечал Миша, чувствуя, что здесь его, действительно, никто не обидит.

Но бедному Штрассе и не снилась та беда, которая нависла над его головой.

Только в то время, полное суеверия и невежества, мог произойти подобный случай, и он был бы похож на анекдот, если бы тот же Олеарий не засвидетельствовал его в своих записках.

После разграбления рапаты Федьки Беспалого, ошалевшие пьяницы гуляли еще с добрую неделю, все увеличивая тот угар, который закружил их беспутные головы.

Выгнанный приказный, Онуфрий Буковинов, облыжно для почета и наглости именовавший себя дьяком, пристал к двум посадским и с ними крутился по Москве, напиваясь, сквернословя, играя в зерн и голосом великим распевая срамные песни, за что посадские поили его зело.

Дню по шестому, уже под вечер, бродя из одной тайной корчмы в другую, шли они, сцепясь руками, вдоль Москвы реки, и дьяк говорил им коснеющим языком:

— Согрешихом окаянный! Согрешихом! Несть мне спасения, упился убо, яко свинья непотребная. Да!

— Ишь, разобрало! — засмеялся один из посадских. — Пил-пил, а теперь на-ко!

Тут они завернули в Немецкую слободу.

И вдруг дьяк потянул к себе посадских, задрожал как осиновый лист и совсем трезвым голосом зашептал, щелкая зубами от страха.

— Гляньте, милостивцы, к немчину в оконце! С нами крестная сила!

Посадские глянули, и хмель разом выскочил из их головы.

— Наше место свято! — залепетали они, осторожно приближаясь к окошку.

А там, не подозревая никакой опасности, немец Эдуард Штрассе играл на скрипке, отдыхая после дневной работы.

— Вишь, мертвец-то! — шептал дьяк, тресясь от страха и выглядывая из-за плеч посадских.

— С нами крестная сила! — отвечали крестясь бледные посадские.

А А скелет от ветра, что дул в щели домика и дверь, тихо шевелил своими длинными руками, нагоревшая светильная мигала, и от ее колеблющегося света голова скелета, казалось, тоже покачивалась в такт музыки.

— Наше место свято! — не своим голосом завопил дьяк и бросился бежать, а за ним, едва переводя дух, пустились посадские.

Как безумные они ворвались в рапату Ермила и, обессиленные бегом и страхом, попадали на лавки. Их окружили пьяные гости и с любопытством смотрели на них. Вероятно, случилось с ними что-либо, особенное! Лица их были бледны как холст, глаза глядели с безумным ужасом.

— С нами крестная сила! — бормотал дьяк.

— Наше место свято! — говорил невнятно один посадский, а другой крестился и твердил:

— Да воскреснет Бог…

— Не иначе, как воры напали, — сказал один из гостей, — может, убийство где видели…

Хозяин рапаты, Ермил, не выдержал и в нетерпении встряхнул дьяка за шиворот.

— Эй! Божий человек! Кто это у вас, у соколов, ум отнял? Что с вами?

— С нами крестная сила! — оправляясь произнес дьяк и, обводя всех мутным взглядом, сказал: — Чорта видели!

Все в испуге шарахнулись в сторону.

— Где? Когда? Что мелешь? — заговорили кругом через минуту.

Дьяк уже оправился и приготовился к рассказу.

Горло бы промочить, сказал он, смотря на Ермила.

— Пей! — ответил тот, выставив ему целую кружку водки.

Дьяк отпил с добрую половину, крякнул и начал рассказывать:

— Идем мы, и вдруг этого немчина оконце! Мы и заглянь! А там — с нами сила Господня! — немчин-то на лютне играет таково жалостливо, а мертвец стоит перед ним головой помахивает, в ладоши плескает и ногами шевелит, а потом как захохочет и огонь погас!

— С нами крестная сила! — крестились пьяницы.

Дьяк сразу почуял, что от своего рассказа он не мало выгоды иметь может, и пошел с ним их кабака в кабак. И действительно, никто не жалел для него водки и всякий торопился угостить его, лишь бы послушать рассказ про немчина-кудесника.

На другой день дьяк разузнал, как зовут этого немца, и уже не скупился на подробности. Теперь уже не один скелет плясал под музыку немца, а целая толпа мертвецов выплясывала срамные пляски.

Нелепый слух пошел по Москве: из кабака на улицу, по торговым рядам, из рядов в дома и хоромы, в терема и палаты и дошел до самого царя.

Тот обмер от страха и тотчас призвал к себе боярина Нашокина, который сидел в разбойном приказе:

— Возьми мне этого немчина, приказал он, — и узнай доподлинно, как он с черной силой знается. Узнав — донеси.

Боярин земно поклонился царю и тотчас отрядил стрельцов с приставом к главе, чтобы они схватили и привели к нему немчина, Эдуарда Штрассе.

Эдуард Штрассе сидел в своей комнате и старательно приготовлял мазь из трав, Каролина, весело напевая, хлопотала на кухне, а Миша сидя на полу, стругал дощечку, как вдруг на улице раздались громкие крики, послышался шум, какое-то сметенье, и толпа людей остановилась у домика Штрассе.

— Сюда! — послышались голоса. — Ну, с молитвою Божией! Ребята, не робей! С нами Бог!

В комнату вбежала побледневшая Каролина, Штрассе вскочил на ноги.

— Стрельцы к нам! — закричала Каролина.

— Спрячь покуда Мишу! — приказал Штрассе, стараясь казаться спокойным.

— Миша, бежим!

Каролина схватила Мишу за руку, и в ту же минуту с грохотом распахнулись двери. В дверях нерешительно остановился толстый пристав, за ним виднелись стрельцы.

— Ты есть колдун и ворожей, немчин Штрассе? — спросил, дрожа от волнения, пристав.

— Я, — ответил Штрассе, — только я цирюльник, а не колдун.

— Молчи! — закричал расхрабрившись пристав, — тебя велено взять и в при…

Пристав не окончил фразы и попятился назад бормоча: