Ал Разумихин - Короткая жизнь

- Не знаю...

Я и впрямь не знал, хочу ли я стать коммунистом, хотя именно сочувствие Парижской коммуне побудило меня отправиться на берега Дуная.

- Вам надо формировать свое мировоззрение, - покровительственно заявил мне новый знакомый. - Я помогу вам.

Я так и не понял, в чем он намеревается мне помочь.

Мы дошли до моей гостиницы.

- Вот вы, оказывается, в каких апартаментах проживаете. - мой собеседник посмотрел на меня так, точно только что меня увидел. - Богато живете, - упрекнул он и неожиданно спросил: - У вас есть деньги?

- Есть, - растерялся я. - Разумеется, есть.

- Много? - продолжал он.

- Рублей пятьдесят, - ответил я, имея в виду находившиеся у меня при себе в бумажнике.

- Дайте тридцать рублей, - не попросил, а скорее приказал мой собеседник.

Я поспешил подчиниться - такая категоричность прозвучала в его голосе.

Он небрежно сунул деньги в карман и даже не поблагодарил.

- Давайте же познакомимся, - вдруг сказал он и протянул руку. - Меня зовут Бонифаций Флореску.

Я удивился его румынскому имени, потому что готов был поклясться, что он русский.

Впрочем, это была лишь одна из неожиданностей, с какими мне предстояло столкнуться в ближайшие дни.

Протянул мне руку и второй мой спутник, в течение всего пути не вмешивавшийся в разговор с этим Флореску.

- До завтра, - доброжелательно сказал Ботев. - С утра я занят, если хотите, приходите после обеда в "Трансильванию". Где, знаете?

Я утвердительно кивнул. Стоило ему заговорить, как он сразу будто заслонил болтливо-придирчивого Флореску, хотя тот по-прежнему находился рядом.

- Тогда до завтра, - еще раз сказал Ботев и неторопливо двинулся по улице широким размашистым шагом.

...На другой день я, видимо, слишком рано отправился к Каравеловым. Хотя солнце стояло высоко и крестьяне из пригородных деревень, продав на рынке привезенные продукты, возвращались уже в пустых повозках домой.

Дверь в дом была не заперта. Я постучался, никто не отозвался. И я рискнул войти, памятуя о царившей здесь простоте нравов. Открыта была и дверь в кабинет Каравелова. Там тоже никого не было. Я заглянул в типографию, двое молодых людей стояли возле ручной печатной машины, один приводил ее в действие, другой откладывал в сторону лист за листом - это печаталась "Свобода".

Молодые люди не обратили на меня внимания.

- Где господин Каравелов? - обратился я к ним, пытаясь перекричать шум печатного станка.

- В саду! - крикнул в ответ один из них, не глядя в мою сторону.

Я обошел дом. Позади него зеленел небольшой садик: кусты боярышника, два абрикоса и громадная шелковица, шатром нависшая над врытым в землю деревянным столом. У стола сидела Наташа и варила варенье из абрикосов.

- Любена нет дома, - ответила она на мой вопросительный взгляд, здороваясь кивком головы. - Ищет, у кого бы занять денег.

Я прижал руку к сердцу или, вернее, к бумажнику, находившемуся в левом кармане моего пиджака.

- Я охотно...

- Спасибо, вы не поняли, нам с Любеном хватает на жизнь. Он отправился раздобывать деньги на издание газеты. Среди богатых болгар не так мало патриотов, готовых поддержать национальное движение.

Это я понимал и все же в душе посочувствовал Каравелову - все равно нелегко ходить по богатым домам и выпрашивать субсидии. Пусть и ради газеты, именуемой "Свобода", и даже ради самой свободы.

- Вам у нас нравится? - спросила Наталья. И, как я впоследствии убедился, узнав ее поближе, вовсе не для того, чтобы услышать комплимент, а действительно интересуясь моими впечатлениями.

- Мне трудно разобраться, - откровенно ответил я. - У вас собираются не одни болгары...

- Да, у нас часто бывают русские, в Румынии обитает много русских революционеров, особенно из южных русских городов, - согласилась Наталья. И сербы заходят постоянно. Любен после России жил в Сербии. Там его даже заподозрили в том, что он участвовал в убийстве князя Михаила...

- Ну, какой он убийца! - воскликнул я, негодуя: представить себе мягкого, интеллигентного Любена Каравелова в роли убийцы даже по политическим мотивам я и в самом деле не мог.

- Конечно, потом разобрались, но ему пришлось уехать, - согласилась Наталья.

Я решился расспросить ее о Ботеве.

- Кто такой этот Ботев? - спросил я. - Ваш муж поручил ему вчера мою особу. Он меня заинтересовал, - признался я. - Какой-то он необычный.

- И вы это заметили? - спросила Наталья и согласилась: - Да, необычный. Вообще-то Ботев - учитель. Но он и в газету пишет, и стихи сочиняет, и, кажется, мечтал даже стать актером.

- А откуда он?

Наталья задумалась.

- Есть в Болгарии город Калофер, очень красивый, по праву его Золотым называют. Отец Ботева был учителем в Калофере. И правильнее было бы звать Ботева Петковым. Ботьо Петков - это имя его отца. Очень образованный, надо сказать, был человек, о нем шла добрая слава. Года два как умер. А Ботев это по отцу, в Болгарии часто образуют фамилию из имени отца. Сына назвали Христофор...

- Христофор?

- По-болгарски Христо. Его отец очень уважал Россию и смог послать сына учиться в Одессу. В Одессе много богатых болгар - назначили Христо стипендию. Но скоро хорошие отношения с покровителями кончились. Слишком непокорным, дерзким сочли Христо одесские негоцианты и лишили его помощи. Пришлось наняться репетитором в одну семью. Но и там у него что-то произошло.

Было заметно, что моя собеседница, прежде чем произнести, взвешивает каждое слово.

- Уехал в Румынию, служил помощником у Садык-паши, командира полка турецких казаков.

- Служил у турецкого паши?

Перебирая в памяти вчерашние разговоры, я и представить не мог, что кто-нибудь из находившихся у Каравелова болгар согласился бы пойти на службу к турку.

Даже поверхностное знакомство с Ботевым не позволяло думать, будто он мог очутиться на службе у турецких оккупантов. Подробность придавала Ботеву какую-то загадочность.

- И долго он служил у паши?

- Нет, недолго. Там он познакомился с Левским и подпал под его влияние.

- А Левский - кто такой?

- Революционер, - кратко и как-то строго сказала Наталья.

У нее была удивительная особенность: говоря о разных людях, для каждого человека находить особую интонацию.

И добавила:

- Да вы попросите самого Христо рассказать о себе, он человек откровенный.

- А что он делает в Бухаресте?

- Я уже говорила, помогает Любену. Два последних года служил учителем в Измаиле, а теперь собирается учительствовать в болгарской школе в Бухаресте.

- А кто вышел от вас вместе со мной и Ботевым?

Тут голос Натальи опять переменился. На сей раз она говорила отрывисто, неприязненно, точно нехотя:

- Русский. Тоже революционер. Ботев дружит со всеми русскими. Впрочем, скоро вы сами всех узнаете.