Николай Лейкин - Где апельсины зреют

— Ну, это мы еще посмотримъ!

— А мы поглядимъ. Не позволишь мнѣ испытать своего счастья въ рулетку, такъ послѣ этого нѣтъ тебѣ переводчицы! — погрозилась Глафира Семеновна. — Не стану я тебѣ ничего и переводить по-русски, что говорятъ французы, не стану говорить по французски. Понимай и говори самъ, какъ знаешь. Вотъ тебѣ за насиліе!

Глафира Семеновна выговорила это и слезливо заморгала глазами. Они шли по бульвару, среди массы гуляющей публики. Проходящіе давно уже обращали вниманіе на ихъ рѣзкій разговоръ въ возвышенномъ тонѣ, а когда Глафира Семеновна поднесла носовой платокъ къ глазамъ, то нѣкоторыя даже останавливались и смотрѣли имъ вслѣдъ. Конуринъ замѣтилъ это и подоспѣлъ на выручку. Онъ сталъ стараться перемѣнить разговоръ.

— Такой ужъ городъ паршивый, что въ немъ на каждомъ перекресткѣ игра въ игрушки, началъ онъ. — Взрослые, пожилые люди играютъ, какъ малые дѣти въ лошадки, въ поѣзда забавляются. Подумать-то объ этомъ срамъ, а забавляются. Да вотъ хоть-бы взять эту цвѣточную драку, гдѣ мы сейчасъ были… Вѣдь это тоже дѣтская игра, самая дѣтская. Ну, что тутъ такое цвѣтами швыряться? Однако, взрослые, старики даже забавлялись, да и мы, глядя на нихъ, разъярились.

— Да и какъ еще разъярились-то! подхватилъ Николай Ивановичъ. — Особенно ты. Хоть-бы вотъ взять этого англичанина… Вѣдь ты ему носъ-то въ перечницу превратилъ. А все-таки эту игру я понимаю. Во-первыхъ, тутъ полировка крови, а во-вторыхъ, безъ проигрыша. Нѣтъ, эту игру хорошо было-бы и у насъ въ Петербургѣ завести. И публикѣ интересъ, и антрепренеру барышисто. За мѣста антрепренеръ деньги собираетъ, даетъ представленіе, а за игру актерамъ ни копѣйки не платитъ, потому сама-же публика и актеры. Правду я, Иванъ Кондратьичъ?..

— Еще-бы! Огромные барыши можно брать, отвѣчалъ Конуринъ. — Мѣста изъ барочнаго лѣса построилъ, покрасилъ ихъ муміей, да и загребай деньги. Объ этомъ даже надо попомнить. Хотя я и по фруктовой части, при колоніальномъ магазинѣ, но я съ удовольствіемъ-бы взялся за такое дѣло въ Петербургѣ…

— И я то-же. Идетъ пополамъ? воскликнулъ Николай Ивановичъ. — Такую цвѣточную драку закатимъ, что даже небу будетъ жарко. Цвѣтовъ у насъ въ Петербургѣ мало — березовые вѣники въ ходъ пустимъ. Прелесть, что за цвѣточный праздникъ выйдетъ.

— Такъ вамъ сейчасъ въ Петербургѣ и дозволили это устроить! откликнулась Глафира Семеновна.

— Отчего? Ново, прекрасно, благородно. Аркадіи-то эти всѣ у насъ ужъ надоѣли, говорилъ Николай Ивановичъ.

— Здѣсь прекрасно и благородно, а у насъ выйдетъ совсѣмъ наоборотъ.

— Да почему-же?

— Сѣрости много всякой, вотъ почему. Здѣсь цивилизація, образованіе, а у насъ дикая сѣрость и невѣжество. Да вотъ возьмите хоть себя. Вы ужъ и здѣсь-то жалѣли, что нельзя было вмѣсто букета бутылкой швырнуть. Хотѣли даже сапогомъ…

— Это не я. Это Иванъ Кондратьичъ.

— Все равно. Иванъ Кондратьичъ такой-же русскій человѣкъ. За что вы бѣдному англичанину носъ расквасили? Нарочно выбирали букетъ съ твердыми корешками, чтобы расквасить.

— А за что онъ мнѣ шляпу сшибъ?

— Вздоръ. Ничего неизвѣстно. Вы не успѣли и замѣтить, кто съ васъ шляпу сшибъ. И наконецъ, ежели и онъ… Онъ съ васъ только шляпу сшибъ, а вы ему носъ въ кровь… У насъ, въ Петербургѣ ежели цвѣточную драку дозволить, то еще хуже выйдетъ. Придутъ пьяные, каменья съ собой принесутъ, каменьями начнутъ швыряться, палки въ ходъ пустятъ, вмѣсто цвѣтовъ стулья въ публику полетятъ. Нельзя у насъ этого дозволить! закончила Глафира Семеновна.

— Ну, раскритиковала! махнулъ рукой Николай Ивановичъ и спросилъ жену:- Однако, куда-же мы теперь идемъ?

— На желѣзную дорогу, чтобъ ѣхать въ Монте-Карло, былъ отвѣтъ.

Узнавъ, что Глафира Семеновна ведетъ его и Конурина, чтобы сейчасъ же ѣхать по желѣзной дорогѣ въ Монте-Карло, Николай Ивановичъ опять запротестовалъ, но запротестовалъ только изъ упрямства. Ему и самому хотѣ-лось видѣть Монте-Карло и его знаменитую игру въ рулетку. Глафира Семеновна, разумѣется, его не послушалась и онъ былъ очень радъ этому. Поворчавъ еще нѣсколько времени, онъ сказалъ:

— А только дадимте, господа, другъ другу слово, чтобъ не играть въ эту проклятую рулетку.

— Нельзя, чтобы совсѣмъ не играть, — откликнулась Глафира Семеновна. — Иначе зачѣмъ-же и въ Монте-Карло ѣздить, если не испытать, что такое это рулетка. Ты вотъ говоришь, что она проклятая, а почемъ ты знаешь, что она проклятая? Можетъ быть такъ-то еще хвалить ее будешь, что въ лучшемъ видѣ! Лучше мы дадимъ себѣ слово не проигрывать много. Ну, хотите, дадимъ слово, чтобы каждый не больше десяти франковъ проигралъ? Проиграетъ и отходи отъ стола.

— Нѣтъ, нѣтъ! Ну, ее, эту рулетку!.. Вы, какъ хотите, а я ни за что… — замахалъ Конуринъ руками.- Ѣхать ѣдемъ, хоть на край свѣта поѣду, а играть — шалишь!

— Ну, тогда мы съ тобой по десяти франковъ ассигнуемъ, Николай Иванычъ. Не бойся, только по десяти франковъ. Согласенъ? Ну, сдѣлай-же мнѣ это удовольствіе. Вѣдь я тебѣ вѣрная переводчица въ дорогѣ.

Глафира Семеновна съ улыбкой взглянула на мужа. Тотъ тоже улыбнулся, утвердительно кивнулъ головой и проговорилъ:

— Соблазнила-таки Ева Адама! И вотъ всегда такъ.

Глафира Семеновна взглянула на часы и воскликнула:

— Ахъ, Боже мой! Опоздаемъ на поѣздъ. Надо ѣхать. Пѣшкомъ не успѣть… Коше! — махнула она проѣзжавшему извощику и, когда тотъ подъѣхалъ, заторопила мужа и Конурина. — Садитесь, садитесь скорѣй. А ля гаръ… Пуръ партиръ а Монте-Карло, приказала она извощику.

Тотъ щелкнулъ бичомъ по лошади, но только что они проѣхали съ четверть версты, какъ обернулся къ Глафирѣ Семеновнѣ и заговорилъ что-то.

— Нонъ, нонъ, нонъ… Алле… Успѣете… махнула та рукой.

— Что такое? Въ чемъ дѣло? спросилъ Николай Ивановичъ.

— Говоритъ, что мы опоздали на поѣздъ, но онъ вретъ. Намъ еще десять минутъ до поѣзда осталось.

Глафира Семеновна смотрѣла на свои часы, показывалъ свои часы и извощикъ, оборачиваясь къ ней, и, когда они проѣзжали мимо извощичьей биржи, указалъ бичомъ на парную коляску и опять что-то заговорилъ въ увѣщательномъ тонѣ.

— Да вѣдь ужъ онъ лучше знаетъ, опоздали мы или не опоздали, замѣтилъ Конуринъ.

— Вздоръ. Просто онъ хочетъ сорвать съ насъ франкъ, не довезя до желѣзной дороги. Онъ вонъ указываетъ на парную коляску и говоритъ, чтобы мы ѣхали въ Монте-Карло не по желѣзной дорогѣ, а на лошадяхъ. Алле! Алле!. продолжала она махать извощику рукой.

Тотъ между тѣмъ уже остановился у извощичьей биржи и кричалъ другаго извощика:

— Leon! Voila messieurs et madame… раздавался его голосъ.

— Вѣдь вотъ какой неотвязчивый! Непремѣнно хочетъ навязать намъ, чтобы мы на лошадяхъ ѣхали въ Монте-Карло. Предлагаетъ парную коляску… говорила Глафира Семеновна. — Увѣряетъ, что это будетъ хорошій парти-де-плезиръ.