Николай Лейкин - На заработках

Женщина съ синякомъ подъ глазомъ рылась въ карманѣ, шаря денегъ. У ней оказалось въ наличности только три копѣйки, но смотритель за три копѣйки билета не выдавалъ.

— Какъ-же ты лѣзешь, мать, не сосчитавъ деньги? Вѣдь знаешь, что сюда за три копѣйки не пускаютъ, а надо пять, говорилъ смотритель. — Ну, ступай назадъ. Нечего тебѣ тутъ толкаться…

— Да у меня, голубчикъ, было пять копѣекъ, три и двѣ копѣйки, да карманъ-то дырявый… Сама считала, что пять. Ахъ, ты Господи! Да неужто-же я двѣ-то копѣйки потеряла?

— А потеряла такъ и уходи. Зачѣмъ-же ты другихъ задерживаешь!

— Постой, я въ юбкѣ пошарю. Тамъ тоже карманъ.

— Отстраняйся, отстраняйся! Пропускай другихъ. Некогда тутъ шарить да вчерашняго дня искать.

Мѣсто женщины съ синякомъ подъ глазомъ заступила Акулина и ей тотчасъ-же былъ выданъ билетъ.

— Бабоньки! Дайте двѣ копѣйки! Ей-ей, я куда-нибудь эти двѣ копѣйки засунула, обратилась женщина съ синякомъ подъ глазомъ къ товаркамъ, но тѣ молчали и отвертывались. — Акулинушка! Мать родная, снабди двумя копѣйками, Христа ради! Я тебѣ какую-нибудь вещь въ залогъ дамъ. Сама-же я васъ сюда привела и вдругъ сама-же должна вонъ идти. Я вѣдь отдамъ. Право слово, отдамъ.

Акулина вопросительно взглянула на Арину. Та отвѣчала:

— Да дай, Акулинушка. Жалко ее, бѣдную.

Акулина вынула двѣ копѣйки и положила на столъ. Женщина съ синякомъ подъ глазомъ была пропущена мимо стола и, держа въ рукѣ билетъ, говорила:

— Спасибо, голубушка, спасибо. Я вотъ завтра какую-нибудь вещь продамъ, такъ сейчасъ-же отдамъ тебѣ двѣ копѣйки. И какъ только я эти двѣ копѣйки потерять могла — и ума не приложу! Вѣдь и въ юбочномъ карманѣ нѣтъ.

— Да, потеряла! Чего ты врешь-то! Ты и третьяго дня такъ-же двѣ копѣйки теряла, какъ и сегодня. Вѣдь третьяго-то дня я ночлежничала съ тобой у Измайловскаго моста, такъ помню, говорилъ въ толпѣ женскій голосъ. — Просто на чужія двѣ копѣйки хочешь ночлежничать. Маклачка извѣстная!

Женщина съ синякомъ подъ глазомъ не возражала и юркнула вмѣстѣ съ Акулиной и Ариной въ женскую ночлежную.

Женская ночлежная была сравнительно небольшая комната о трехъ окнахъ съ нарами въ два яруса по срединѣ и около двухъ стѣнъ. Нары были окрашены темно-красной масляной краской и были раздѣлены въ видѣ стойловъ невысокими перегородками съ возвышеніемъ для изголовья, которое вмѣстѣ съ тѣмъ служило и ящикомъ. Верхняя доска поднималась и туда можно было прятать одежду и котомки. Подстилокъ и подушекъ не было. У третьей стѣны топился маленькимъ огнемъ большой каминъ и вентилировалъ комнату.

— Залѣзай, дѣвоньки, на нары! Захватывай хорошія мѣста, пока нижнія нары не заняты! На верхнихъ-то жарко и душно бываетъ! командовала женщина съ синякомъ подъ глазомъ. — Бери, Акулинушка, голубушка, уголокъ у стѣнки. У стѣнки уголки всегда лучше.

И она даже пихнула Акулину къ угловому стойлу на нижнихъ нарахъ, находящемуся около стѣны, а сама залѣзла въ стойло рядомъ и также указывала на стойло Аринѣ.

Черезъ пять минутъ женщины всѣ проскользнули въ ночлежную и, размѣстившись на нарахъ, сидѣли въ отдѣльныхъ стойлахъ и разувались. Запахло прѣлью, потомъ, какой-то кислятиной и воздухъ началъ становиться спертымъ.

— Дѣвушки! Кто хочетъ чулки посушить, такъ идите къ печкѣ. На это здѣсь запрету нѣтъ, — обращалась къ товаркамъ по ночлегу женщина съ синякомъ подъ глазомъ, какъ бывалая.

— Знаемъ. Безъ тебя знаемъ. Не учи, откликнулась какая-то деревенская баба, все еще относящаяся къ женщинѣ съ синякомъ подъ глазомъ недружелюбно за то, что она взяла у Акулины двѣ копѣйки, и прибавила: — Подлая тварь! Второй разъ такую штуку продѣлываетъ съ двумя копѣйками. Третьяго дня тоже какую-то дуру облапошила и вымолила у ней двѣ копѣйки. А вотъ не приплати за нее двѣ копѣйки — и у самой-бы у ней эти двѣ копѣйки нашлись-бы. Объ закладъ побьюсь, что нашлись-бы.

А женщина съ синякомъ подъ глазомъ уже вертѣлась около камина и, поднявъ подолъ ушлепанной въ грязи юбки, сушила ее около огня.

Вскорѣ въ сосѣдней комнатѣ раздался звонокъ.

— Къ ужину звонятъ! Пойдемте къ ужину, товарки! крикнула женщина съ синякомъ подъ глазомъ и бросилась въ сосѣднюю комнату, изъ которой уже распахнули дверь въ ночлежную.

Остальныя ночлежницы также повскакали съ наръ и направились въ столовую, изъ которой выбивался запахъ горячихъ кислыхъ щей и свѣжеиспеченнаго хлѣба.

Комната, гдѣ кормили ночлежницъ, была въ тоже время и кухней. Поданы имъ были немудрые щи со снятками, впрочемъ, въ отдѣльныхъ маленькихъ глиняныхъ чашкахъ. Ѣли онѣ кто сидя, кто стоя и наскоро. Большинство женщинъ успѣли уже позаправиться ѣдой подъ навѣсомъ у Никольскаго рынка, а потому особенно голодныхъ не было. Съ жадностью набросилась на ѣду только женщина съ синякомъ подъ глазомъ. Акулина и Арина, съѣвшія предъ отправленіемъ на ночлегъ по доброй краюшкѣ хлѣба, хлебали щи только потому, что щи были предложены имъ, а Арина даже отдала свой кусокъ хлѣба, полагающійся къ щамъ, женщинѣ съ синякомъ подъ глазомъ.

Когда женщины поѣли, ихъ попросили опростать кухню, дабы послѣ нихъ кормить мужчинъ — и вотъ Акулина и Арина вновь на нарахъ ночлежной, Арина лежитъ въ стойлицѣ у стѣнки, рядомъ съ ней въ стойлицѣ помѣщается Акулина, а рядомъ съ Акулиной — женщина съ синякомъ подъ глазомъ. Всѣ онѣ зѣваютъ и при свѣтѣ не ярко свѣтящей съ потолка лампы разговариваютъ. Акулина смотритъ по сторонамъ и умиляется на удобства ночлежнаго дома.

— Скажи на милость, какъ здѣсь хорошо, дѣвушка! говоритъ она женщинѣ съ синякомъ подъ глазомъ. — Вѣдь вотъ не приведи ты насъ сюда, такъ мы-бы и не знали, что такой хорошій ночлегъ за пятачокъ есть. Большое тебѣ спасибо, родная. Какъ тебя звать-то, я все не спрошу…

— Лукерьей меня звать, Лукерьей. А насчетъ двухъ копѣекъ, которыя мнѣ дала, ты не безпокойся. Въ лучшемъ видѣ я тебѣ завтра изъ заработки, на тряпичномъ дворѣ отдамъ, а не будетъ заработки, такъ вотъ чулки продамъ, что-ли, а двѣ копѣйки все-таки отдамъ. Не безпокойся.

— Да что за безпокойство! Я и не безпокоюсь. Рада, что помогла. Мало съ кѣмъ какой грѣхъ можетъ случиться! А потерять деньги долго-ли?..

— Ну, вотъ… А тутъ иныя бабы не вѣрятъ, что у меня было пятъ копѣекъ, когда я сюда шла, сомнѣваются, оправдывалась Лукерья, — главная статья, что у меня карманъ съ прорѣхой! Надо-бы вотъ его зашить, да нитки-то съ иголкой нѣтъ. Ты посмотри, какой у меня карманъ…

— Да вѣрю, вѣрю я тебѣ, Лукерьюшка, перебила ее Акулина.

— Еще милостивъ Богъ, что я всѣ пять копѣекъ не потеряла. Только потому и не потеряла, что дырочка-то маленькая въ карманѣ, а будь большая — и трехкопѣечникъ-бы провалился. Деньги были у меня такія, что одинъ трехкопѣечникъ и двѣ монетки по копѣйкѣ. Копѣйки-то маленькія, такъ провалились въ прорѣшку, а трехкопѣечникъ-то застрялъ.