Игнатий Потапенко - Канун

И такъ какъ Зигзаговъ всѣхъ трехъ издателей одинаково презиралъ, и очень любилъ, чтобы они знали объ этомъ, то онъ обыкновенно прибавлялъ.

— Мнѣ, милостивые государи, нуженъ оселъ для того, чтобы я могъ ѣхать на немъ и кричать на весъ городъ то, что я думаю, а какой масти этотъ оселъ — черной, гнѣдой или пѣгой, мнѣ это рѣшительно все равно.

На отдаленномъ горизонтѣ, гдѣ море казалось сливающимся съ небомъ, показалась темная точка, которая все разросталась, принимала ясныя очертанія, выдѣливъ сперва двѣ мачты, а потомъ и двѣ трубы. Изъ трубъ поднимался и длинными полосами стелился въ воздухѣ дымъ.

Встрѣчавшая публика оживилась, заволновалась. Пароходъ уже сдѣлался видѣнъ весь, можно было отличить бѣлую окраску трубъ и пестрый коммерческій флагъ на верхушкѣ одной изъ мачтъ. Вотъ онъ уже огибаетъ узкую оконечность мола, остріемъ врѣзывающуюся въ море. Вотъ онъ уже въ гавани и до пристани доносится равномѣрное попыхиваніе его машины.

Онъ подошелъ къ пристани вплотную. Публика поостереглась, матросы бросили канаты, ихъ закрѣпили на берегу, начался долгій медленный причалъ, потомъ спустили трапъ.

На палубѣ перваго класса, у самаго борта, стоялъ Зигзаговъ — человѣкъ средняго роста, сухощавый, съ блѣднымъ лицомъ, красивымъ, умнымъ, съ тонкими чертами, съ большимъ лбомъ, съ хорошо сохранившимися прямыми откинутыми назадъ, русыми волосами.

Онъ кланялся встрѣчавшей его группѣ, махалъ шляпой и улыбался. Съ берега раздавались привѣтствія.

Публика толпой сходила по трапу, шумно привѣтствуя своихъ знакомыхъ, а Зигзаговъ не торопился. Онъ не хотѣлъ принимать участіе въ толкотнѣ.

Но въ то время, какъ журналисты и почитатели Зигзагова посылали ему привѣтствія съ пристани, громко освѣдомляясь о томъ, хорошо ли ему ѣхалось, не пострадалъ ли онъ отъ морской болѣзни, маленькій издатель мѣстнаго листка, Курчавинъ, не замѣтно куда-то исчезъ и вдругъ изумилъ двухъ другихъ издателей, увидѣвшихъ его на пароходѣ, рядомъ съ Зигзаговымъ.

— Ахъ, чертъ пронырливый! — громко выругался Кромѣшный, вообще не стѣснявшійся въ выраженіяхъ, и сейчасъ-же, раздвигая толпу своими могучими плечами, ринулся по трапу на пароходъ. Третій издатель, счастливый обладатель длинной бороды и красиваго лица, величественно поплылъ вслѣдъ за нимъ. пользуясь его работой по раздвиганію толпы, и скоро Зигзаговъ былъ окруженъ всѣми тремя издателями, которые на перерывъ выражали ему свою ласковость.

Почти уже вся публика сошла съ парохода. Носильщикъ несъ небольшой чемоданъ, въ которомъ было заключено все имущество Зигзагова, а владѣлецъ чемодана, сопровождаемый издателями, шелъ по пароходу, затѣмъ спустился на пристань и здѣсь встрѣчавшая его группа сдѣлала ему овацію.

Были тутъ и друзья, съ которыми Зигзаговъ цѣловался, а были и невѣдомыя лица, которымъ онъ пожималъ руки.

И вотъ тутъ-то наступилъ моментъ, когда издатели, каждый порознь, въ умѣ своемъ изобрѣтали способъ вызвать особое довѣріе со стороны Зигзагова, чтобы увезти его въ своемъ экипажѣ и тѣмъ завязать литературныя отношенія, но въ то время на пристани появилось новое лицо, которое обратило на себя вниманіе всѣхъ.

Это была очень замѣтная фигура, не только потому, что онъ былъ высокаго роста, но и по той особой манерѣ, которая изобличала въ немъ человѣка съ большимъ значеніемъ и знающаго себѣ цѣну, но на столько умнаго, чтобы не совать это сознаніе впередъ. Онъ держался въ высшей степени скромно и просто и какъ-то нарочито-благодушно улыбался всѣмъ тѣмъ, съ кѣмъ здоровался и говорилъ. Улыбка у него была пріятная, чему способствовали его прекрасные ровные бѣлые зубы. Да видъ ему было не много больше сорока лѣтъ, но его темные жаркіе глаза были необыкновенно молоды и изъ нихъ, какъ изъ переполненной чаши, какъ-то непрерывно лучился умъ, который проявлялся въ каждомъ движеніи его лица, некрасиваго, но пріятнаго, обладавшаго способностью быстро и незамѣтно располагать человѣка въ свою пользу.

На немъ была одноцвѣтная темносѣрая пара, на головѣ высокая мягкая фетровая шляпа, а на лѣвой рукѣ лежала накидка, вродѣ плаща.

Зигзаговъ тотчасъ увидѣлъ его и, оставивъ пожиманіе протянутыхъ къ нему рукъ, стремительно пошелъ къ нему на встрѣчу и протянулъ къ нему обѣ руки.

— Ба! Прелестнѣйшій, чудеснѣйшій… Левъ Александровичъ!.. Просто Левъ! какъ же я радъ, что я вижу васъ!

Левъ Александровичъ крѣпко пожалъ его руку, но они не обнялись и не поцѣловались. Они сейчасъ же повернули по направленію къ выходу. Левъ Александровичъ обнялъ Зигзагова правой рукой за талію и они шли впереди, остальные же группой шествовали за ними.

— Ко мнѣ? — спросилъ Зигзагова Левъ Александровичъ.

— Да чего же лучше… У меня — негдѣ голову преклонить.

— Буду очень счастливъ… Такъ ѣдемъ… Господа, — сказалъ онъ, обратившись къ слѣдовавшей за нимъ группѣ:- я васъ ограблю. Я увезу отъ васъ Максима Павловича.

Всѣ три издателя злились, каждый порознь, но въ то же время они могли быть и довольны. Зигзоговъ не достался ни одному изъ нихъ, значитъ — на конкуренцію еще остается свобода и каждый можетъ расчитывалъ на свое искусство.

На мостовой мола стояли нѣсколько оставшихся извозчичьихъ экипажей, собственные экипажи издателей, а впереди всѣхъ изящное ландо — викторія Льва Александровича Балтова. Кучеръ тотчасъ же подкатилъ. Носильщикъ взвалилъ къ нему на козлы чемоданъ, хозяинъ усадилъ Зигзагова и самъ сѣлъ рядомъ.

Зигзаговъ приподнялся и снялъ шляпу. — Господа, до свиданія, — сказалъ онъ встрѣчавшимъ его. — Благодарю за милую встрѣчу!.. Повѣрьте, страшно цѣню и не забуду…

Лошади тронули и экипажъ быстро помчался. Друзья, почитатели, а съ ними и три издателя остались позади.

— Какъ я радъ, что не опоздалъ, — говорилъ Левъ Александровичъ:- а меня задержали въ управленіи водопровода, мнѣ, вѣдь и тамъ приходится… У насъ чуть не случилось катастрофа. Въ шестнадцати верстахъ отсюда что-то произошло съ трубой… Городъ могъ остаться безъ воды, но уладилось… Какъ я радъ, какъ я радъ!.. И, кажется, я спасъ васъ отъ одного изъ вампировъ? а? Ха, xa… Они хотѣли взять васъ, такъ сказать, на корню… Ха, ха…

— Милый Левъ Александровичъ… Позвольте ужъ разомъ поблагодарить васъ за все, — съ чувствомъ сказалъ Зигзаговъ, пожимая его руку:- И за матеріальное, и за духовное… Вѣдь, не будь васъ, я съ одной стороны отощалъ бы на казенныхъ хлѣбахъ, а съ другой, пожалуй, просидѣлъ бы тамъ еще годика четыре… Однако, вы пріобрѣли большую силу, если одно ваше слово могло сократить мое заточеніе больше, чѣмъ на половину. Вѣдь, я былъ сосланъ на библейское семилѣтіе.

— О, да, да… Одно слово и не больше… Да вы погодите, мой милый, когда я вамъ разскажу, вы ахнете… Тутъ произошли такія вещи… Но это потомъ, потомъ…