Игнатий Потапенко - Канун

У Стронскаго была именно такая фамилія. Свою должность вице-директора онъ выполнялъ лѣниво, сквозь зубы, зная очень хорошо, что посадили его здѣсь не для дѣла, а лишь для права повышенія. Поэтому онъ былъ искренно удивленъ, когда новый директоръ потребовалъ отъ него своевременнаго прихода на службу и дѣйствительной работы. Онъ просто увидѣлъ въ этомъ, что Балтовъ, какъ пріѣхавшій изъ провинціи, человѣкъ не освѣдомленный.

Что же касается послѣдняго конфликта, то въ сущности онъ вовсе не такъ дорожилъ взглядами, которые проводилъ въ своей запискѣ. Это были взгляды предшествовавшаго Льву Александровичу директора. Стронскій ихъ усвоилъ и другихъ взглядовъ у него не было.

Если бы взгляды Льва Александровича первые попали въ его голову, то онъ точно также усвоилъ бы и ихъ. Думать, что Стронскій былъ способенъ имѣть какіе-нибудь кровные взгляды по государственнымъ вопросамъ, дорогіе ему настолько, чтобы онъ хотѣлъ защищать ихъ, значило глубоко заблуждаться.

Но у него была самоувѣренность человѣка, всегда поддерживаемаго сильной протекціей, и потому та властность, какую проявилъ Левъ Александровичъ, вызвала его къ упорству. Къ тому же это могло кой кому показаться красивымъ, такая твердость въ защитѣ своихъ взглядовъ.

Когда же Левъ Александровичъ отнялъ отъ него порученіе и передалъ Вергесову, простому чиновнику, пробивавшему себѣ дорогу своей грудью и лбомъ, то это ужъ было личное оскорбленіе, послѣ котораго онъ могъ только, прійдя въ свой вице-директорскій кабинетъ, швырнуть на столъ портфель и уѣхать изъ департамента.

Ножанскому онъ совершенно не довѣрялъ. Но мало ознакомившись съ дѣлами, онъ хорошо усвоилъ наиболѣе легкую часть службы — правила и обычаи служебныхъ отношеній. И онъ зналъ, что не имѣлъ права миновать Ѳедора Власьевича, какъ главу вѣдомства, въ которомъ онъ состоялъ.

И онъ поѣхалъ прямо въ министерство и настойчиво просилъ принять его.

Появленіе вице-директора въ служебные часы могло имѣть двоякое значеніе: или по службѣ, или по поводу какого-нибудь конфликта. Почему то Ножанскому пришло въ голову именно второе, и его внутреннее чутье уже подготовило его къ пріему Стровскаго.

И Стронскій, съ видомъ оскорбленнаго человѣка, изложилъ свое столкновеніе съ директоромъ и заявилъ, что при такихъ условіяхъ онъ не можетъ продолжать службу съ Балтовымъ.

Ножанскій, который давно уже научился бюрократической дипломатіи, внимательно выслушалъ его и въ высшей степени доброжелательнымъ тономъ, который какъ бы доказывалъ, что онъ на его сторонѣ, сказалъ:

— Видите-ли, Иванъ Александровичъ, оффиціально я могъ бы вамъ сказать только одно: подайте докладную записку установленнымъ порядкомъ, то есть черезъ ваше непосредственное начальство. Но, зная васъ и дорожа вашимъ присутствіемъ въ министерствѣ, я попросилъ бы васъ не торопиться… Позвольте мнѣ заняться этимъ инцидентомъ. Я надѣюсь, что мнѣ удастся его уладить къ обоюдному благополучію, а потому вотъ мой совѣтъ и просьба: подайте рапортъ о болѣзни, а тамъ увидимъ…

Стронскій не могъ отвергнуть услуги такого лица и согласился. Онъ подалъ директору рапортъ о болѣзни и на службу пересталъ ѣздить.

И вотъ Ножанскій занялся «улаживаніемъ инцидента». Въ тотъ же день онъ поѣхалъ въ гостинницу и навѣстилъ Льва Александровича.

Дѣло было часовъ въ восемь вечера. Левъ Александровичъ только что пообѣдалъ внизу и пришелъ къ себѣ въ номеръ. Онъ былъ порядочно таки удивленъ этимъ посѣщеніемъ.

Въ послѣднее время Ножанскій какъ-то странно пересталъ имъ интересоваться. Онъ точно нарочно оставлялъ его дѣйствовать свободно, чтобы дать ему развернуться и посмотрѣть, каковъ онъ въ дѣлѣ.

— Давно не видѣлъ васъ, мой милый директоръ, — сказалъ Ножанскій, — ну, вотъ и соскучился…

— Я эти дни ужасно былъ занятъ, Ѳедоръ Власьевичъ, — тономъ извиненія промолвилъ Балтовъ, — оттого никакъ не могъ побывать у васъ.

— А я не жалуюсь. Знаю, что вы съ головой зарылись въ работу, и тихонько, въ душѣ, никому не говоря ни слова, радуюсь. Говорятъ, никогда еще не скрипѣли такъ перья въ департаментѣ, какъ послѣ вашего вступленія. Скрипъ ихъ доносится даже до меня!

— Четыреста пятьдесятъ дѣлъ въ наслѣдство, Ѳедоръ Власьевичъ!.. Я не могу успокоиться, пока не довершу это наслѣдіе моихъ предшественниковъ. Если и во всѣхъ другихъ департаментахъ такіе же склады нерѣшенныхъ дѣлъ, то вотъ вамъ одна изъ причинъ, почему мы отстали отъ Европы на пятьдесятъ лѣтъ. Да и знакомиться со всѣмъ приходится отъ а до зетъ.

— Конечно, конечно… Я все это понимаю, но почему это вы еще живете въ гостинницѣ, а не въ квартирѣ?

— Во-первыхъ, квартира еще не готова, а во-вторыхъ, — съ усмѣшкой прибавилъ Левъ Александровичъ, — я человѣкъ осторожный и не увѣренъ еще въ томъ, что меня не попросятъ скоро убраться туда, откуда я пришелъ. Такъ изъ гостинницы это будетъ сдѣлать легче, чѣмъ изъ казенной квартиры.

— Ну, на этотъ счетъ вы можете положиться на меня. О вашей бѣшенной работѣ уже говорятъ въ верхнихъ сферахъ… Говорятъ и одобряютъ. Такой работы еще никогда не видывали.

— А вотъ, мой коллега, Иванъ Александровичъ Стронскій, не одобряетъ, — сказалъ Левъ Александровичъ.

— Ахъ, да, вы очень кстати вспомнили о немъ. Я именно хотѣлъ поговорить съ вами объ этомъ господинѣ.

— А вы уже освѣдомлены, ваше высокопревосходительство?

— Какъ же, какъ же! О важныхъ дѣлать мы иногда узнаемъ слишкомъ поздно, а о личныхъ столкновеніяхъ намъ докладываютъ тотчасъ. Я знаю и — вамъ по дружбѣ скажу — источникъ, конечно, съ увѣренностью, что это останется между нами.

— По всей вѣроятности, самъ Стронскій, — сказалъ Левъ Александровичъ.

— Какъ вы, однако, быстро постигли психологію чиновника! Да, конечно, онъ самъ. Онъ былъ у меня. Разсказалъ весь инцидентъ, разумѣется, въ негодующихъ тонахъ и высказалъ мысль, что не можетъ продолжать службу въ департаментѣ.

— Онъ высказалъ совершенно правильную мысль. Въ такомъ случаѣ я раздѣляю его мнѣніе.

— Позвольте, Левъ Александровичъ, моя опытность, въ которой вы не можете сомнѣваться, говоритъ, что вы ошибаетесь. Позвольте мнѣ доказать вамъ это?..

— Прошу васъ, Ѳедоръ Власьевичъ.

— Хорошо-съ. Такъ вотъ, видите-ли, милый мой директоръ, Стронскій, какъ чиновникъ, вполнѣ ничтожная величина. Но какъ дѣлатель карьеры, онъ прямо-таки могущественъ. Никто даже не знаетъ, гдѣ собственно онъ находитъ такую поддержку, но его точно тянутъ на блокѣ, на какомъ-то невидимомъ блокѣ… И вотъ изъ всего этого создается такое положеніе: изъ за ничтожества у васъ въ департаментѣ разыгрывается исторія, которая неизбѣжно полетитъ въ такія сферы, гдѣ ничто не проходитъ безслѣдно… И при этомъ замѣтьте слѣдующее: Стронскій не только ничего отъ этого не потеряетъ, но даже пріобрѣтетъ. Для него это будетъ только переходомъ въ другой департаментъ или вѣдомство и, по всей вѣроятности, даже съ выгодой. Такимъ образомъ, что же получается: вы только поспобствуете его движенію по службѣ.