Наталья Решетовская - Отлучение (Из жизни Александра Солженицына - Воспоминания жены)

Вконец расстроенная, я, не зайдя уже к маме, не взяв оттуда постельных принадлежностей, повалилась на раскладушку на закрытой веранде нашей и так и осталась на ней до утра - в чем была, не раздеваясь. "Эти все мне за Борю!"- шептала я об оставленном мною пасынке. Спала совсем мало. Рано встала. Заставила себя приободриться. Если что и предпринимать - то не сегодня же, в такой день... Как и каждое утро в Борзовке, спустилась в нашу купальню, прятавшуюся в гущине ив и ольхи, и окунулась в милую мелководную прохладную Истью.

К этому времени и муж вышел на участок. Когда шла из купальни, он сидел на большой нашей борзовской скамье. Подозвал меня. Села.

- Ты вчера сказала ужасную вещь. Ведь мы связаны всей жизнью. О какой ненависти между нами может быть речь?.. Но... - помолчав, он предложил: Давай расстанемся. Расстанемся, чтоб встретиться в земле. Тебя всегда тревожил вопрос, где ты будешь похоронена. Я могу предусмотреть это в своем завещании. Только для этого ты должна умереть после меня...

- Но... почему?..

- Вот ты вовсю стараешься, чтобы мне угодить, а мне лучше, когда тебя нет.

Видя мое отчаяние, муж раздосадованно признался:

- Ты вырвала у меня еще не созревшее решение. Зачем ты начала объясняться?..

Заливаясь слезами, я пошла в дом. К счастью, мама еще не встала. Я накапала валерьянки и выпила залпом. Но как тут успокоиться? Откуда взять силы сегодня не подать виду, что я в отчаянии?..

Пошла на участок сорвать для мамы цветы. Когда сошлись к завтраку, муж преподнес маме авторучку, я - букет.

После завтрака Александр Исаевич завел "Дениса" и я поехала в Нару. Перед приходом условленной электрички успела сделать необходимые продуктовые закупки. Жду электричку. Пока была занята делом, гнала мысли, старалась думать только о том, что надо делать в данную минуту. А сейчас они опять нахлынули, непрошенные. Как я могу расстаться с человеком, который мне дороже жизни?.. Это же наваждение какое-то! Не он ли на юбилее каких-нибудь три месяца назад, 27 апреля этого года, когда отмечалось наше с ним двадцатипятилетие, предложил выпить за то, чтобы до гроба быть вместе?.. Что же случилось за эти сто дней?..

И вот исполнилась моя мечта! Я везу к нам дорогих наших давних друзей, чтобы они вновь увиделись, вновь стали близкими моему мужу после нескольких лет недомолвок... Но зачем же так совпало?..

С ними - помириться, а со мной он хочет... расстаться?.. Забыть! И не думать! Набираю скорость. За рулем невольно всегда сосредоточиваешься, прочие мысли отступают. И чем больше скорость, тем больше верится, что жизнь наладится, вопреки всему. Еще и оживленно говорим о чем-то.

Со мной в машине, как всегда, канистра для воды. Останавливаюсь, чтобы под мостом, из источника, набрать воду. А Теуши в это время осматривают окрестности. По одну сторону шоссе, в низинке, - ряды дач; по другую, на возвышении, - деревня Рождество.

Открываю и закрываю тяжелые ворота. Едем мимо нескольких дачек прямо на нашу. Приехали.

Александр Исаевич вышел и сердечно приветствовал Теушей, будто и не было почти пятилетней разлуки.

Вскоре мы сидели на нашей большой борзовской скамье. Сусанна Лазаревна, которая только что вместе со своим мужем была свидетельницей моей энергии, ловкости, спросила у Александра Исаевича:

- Ну а кто напишет о Наталье Алексеевне?..

Мой муж оставил это без ответа, заговорив о другом. И тут же предложил погулять всем в лесу. Там и говорить вольготнее!

Вместе с мамой все пошли в лес. Теуши не могли не оценить той красоты, среди которой мы жили. "Не знаю, чем моя поляна хуже Ясной", - говорил муж не раз.

К старому в разговоре не возвращались. Больше всего беседа касалась последних событий, связанных с писателем Солженицыным: опять же возможной Нобелевской премии, возможной вынужденной эмиграции...

За именинным обедом выпили за мою маму.

Я очень старалась не подавать вида, как худо у меня на душе, но чуткая Сусанна Лазаревна все равно заметила. По дороге в Москву, сидя в вагоне электрички, она сказала мужу: "У них что-то очень плохо". Вениамин Львович пытался отнести это "плохо" за счет предстоящих возможных сложностей.

- Нет, - ответила Сусанна Лазаревна, - плохо между ними.

Таково было мамино 80-летие...

Тяжел был день маминых именин. Тяжел был и следующий день, 5 августа. Под вечер, войдя в дом, мама застала нас раздраженно спорящими. Я надеялась, что мамино присутствие сдержит Александра Исаевича. Но нет, этого не произошло.

Я плохо помню весь разговор, была как в бреду. Меня сразу убило, как он начался при маме.

Мама спросила зятя в упор: "Саня, а ты... любишь Наташу?"

- Не отвечай! - дико крикнула я. В тот миг, я чувствовала это, он не любил меня и думал, что так оно и есть. Если бы сказал - закрепил бы это, как бы поставил печать. Этого "не люблю" я от него никогда не слышала и боялась услышать в недобрую минуту. Он свяжет себя, произнеся это, так же, как человек связывает себя словом "люблю"!.. Да и об этом ли речь в наши годы?.. И после стольких общих лет... (Позже я прочту в одной работе Кобозева: "Можно разлюбить женщину, но нельзя разлюбить жену".)

Я не помню дальнейшего разговора. После смерти мамы я прочитала обрывки его в ее дневнике, где она несколько раз возвращалась к 5 августа, тут же останавливая себя: "Ах, лучше не вспоминать это "5 августа", это страшное "5 августа..."1. Мама вспоминала в записях отдельные фразы, брошенные мне мужем: "Твоя мама жила без мужа, почему ты не можешь"2, "Я что, тебя телеграммой вызывал?" Вторая фраза относилась к перевороту в нашей жизни в 1956 году. Мама тут же, в дневнике, ее комментирует: "Боже мой! Можно ли так говорить о тех святых чувствах, которые жили с ними?"3.

1 Из маминого дневника от 04.10.70.

2 Там же.

3 Из маминого дневника от 05.10.70.

Ночь с 5 на 6 августа в нашем доме никто не спал.

6 августа мама записала: "Состояние в доме напряженное".

7 августа мы с Саней пошли поговорить друг с другом в лес. Разговор в тот раз получился очень душевный. В числе другого я напомнила мужу, как ради возродившейся нашей любви, четырнадцать лет назад я оставила двоих пасынков - Сережу и Борю, которые признали меня матерью, а Боря - младший даже называл меня мамой. Возможно, у меня были бы уже и внуки, мне было бы ради кого жить, о ком заботиться... А он предлагает мне остаться одной, совсем одной. Мама? Старушки? Но разве это может быть моим будущим? Возвратившись к ним, я возвращаюсь к своему изначаль-ному состоянию, к тем, кто меня нянчил... Зачем же ради этого нужно было прожить жизнь?.. Строить свою жизнь?..

Мама в этот день запишет: "Была беседа Наташи и Сани. Они после обеда ходили в лес. Он после этого был мягче. Потом у них была совместная работа. Саня был мягок ко мне и нежен до конца дня с Наташей - очень внимателен".