Владимир Ресин - Москва в лесах

* * *

В то время, когда в строительстве началась волею Хрущева революция, я учился. Кварталы Юго-Запада начинались вблизи Горного института. Слушая на лекциях корифеев горной науки, я не знал, что мне придется вскоре из горняка превратиться в строителя, работать в Москве.

Из лекций я больше всего любил математику. Физика, экономические дисциплины, начертательная геометрия давались труднее. Чертить не любил и всегда просил кого-нибудь, чтобы мне помогли выполнить задание. Терпеть не мог чертить тушью, для меня это была мука смертная, неразрешимая проблема.

К обязательному для всех студентов Советского Союза курсу "История КПСС" относился спокойно, как к чему-то неизбежному: сдал-забыл!

Однажды мне попалась в отцовской библиотеке книга по истории ВКП(б), написанная в начале 30-х годов. На ее страницах главными действующими лицами Октябрьской революции и гражданской войны выступали, к моему удивлению, Троцкий, Каменев, Зиновьев, Бухарин... У отца не поднялась рука бросить в огонь книжку.

Я был поражен: те самые люди, которые со страниц "Краткого курса истории ВКП(б)" представали как убийцы, террористы и агенты иностранных разведок, в старой книге изображались как герои революции. Чему верить? Я попытался узнать истину у отца. Но ничего от него не добился, он очень рассердился тогда и категорически запретил мне рассуждать на опасную тему. Та книжка вскоре из дома исчезла, хотя за ее хранение тюрьма нам больше не угрожала.

Но до смерти Сталина и "оттепели" отец мог бы поплатиться головой за хранение книги. Все, подобные ей, сожгли, за исключением тех, что хранились в так называемых спецхранах библиотек, доступ куда был по особым разрешениям.

Моя юность пролетела в годы, когда власть ослабила вожжи, дала вдохнуть людям свободы маленький, но сладостный глоток.

Хочу сказать спасибо! незабываемым наставникам, профессорам, ученым мужам в самом высоком смысле этого слова, поблагодарить их за то, что учили не зубрить, а мыслить. Суханов, Ржевский - корифеи науки! Имя академика Владимира Васильевича Ржевского - на страницах энциклопедий. Он был не только замечательным лектором, но и знатоком по открытой разработке месторождений. Двадцать пять лет возглавлял наш институт. Спасибо тебе, неугомонный аспирант Гулькин, неистощимый на выдумки премилый человек с крохотным носом, вызывавшим беззлобные, но беспрестанные шутки:

- Вечер удался, но угощения было с гулькин нос!

- От сопромата в голове осталось с гулькин нос!

- Поработали здорово, а заработали с гулькин нос.

И все в таком же роде.

В мои студенческие годы не было ни казино, ни ночных клубов, ни дискотек. И без них мы не скучали, вели образ жизни, который я бы назвал светско-студенческим. Для этого нужно было хорошо одеваться. Костюмы я находил в комиссионных магазинах, обувь, одежду "доставал" в Щербаковском универмаге на Колхозной площади, в универмаге у своего дома возле гостиницы "Турист". Продавцы там меня знали как постоянного покупателя.

О походах на улицу Горького я уже говорил. Но этой улицей круг наших интересов не ограничивался. Денег у нас было больше, чем у других студентов. Во первых, у горняков была приличная стипендия, во-вторых, летом мы на шахтах зарабатывали по несколько тысяч рублей. Поэтому ходили в рестораны, популярные и вполне доступные тогда "Аврору", "Арагви", "Метрополь".

Чаще всего наши застольные маршруты проходили через безымянные пельменные, шашлычные, чебуречные. Ходили на шпикачки в чешскую пивную в парк имени Горького, он рядом с Горным институтом. Ездили в кафе "Ласточка" у Кировских ворот. В этих доступных всем заведениях мы проводили время и днем, и вечером.

Много раз пришлось патрулировать по Донским улицам, где дежурили студенты нашего института. Сколько рейдов совершили мы тогда вместе с милиционерами уголовного розыска! После смерти Сталина была объявлена амнистия, как это практиковалось в России после кончины императора. Из тюрем вышли тысячи уголовников. Они правили бал в больших городах, по вечерам люди страшились выйти из дому. В Москву хлынуло множество шпаны и авторитетов преступного мира. Мы свою дружинную службу выполняли старательно, подчас рискуя получить нож под ребро, а то и пулю.

Нескольких юнцов, чуть было не ставших уголовниками, нам, дружинникам, удалось отколоть от влияния преступного мира. Никаких лекций и нравоучений мы ребятам не читали, просто привлекли их к строительству спортивной площадки на пустыре. Дело у них пошло, хотя поначалу парни отнеслись к затее с иронией! "Как же мы будем жить, курить и пить завяжем, что ли?" Но потом увлеклись, даже перестали общаться с плохой компанией.

Как жаль, сейчас мало стало любительских спортивных секций. Детям некуда деться, только одаренных природой принимают в спортшколы, где выращивают чемпионов. Но всех туда не берут. Вот и шатаются дети по улицам и подъездам, срезая телефонные трубки и ломая почтовые ящики. Малолетки "кайфуют" по чердакам и подвалам, пьют, потребляют наркотики, нюхают ацетон и всякую иную гадость. Из подвала путь ведет на улицу и "большую дорогу".

Многие ругают наше прошлое, пытаясь его перечеркнуть и начать все сначала. Но, по-моему, многое бы следовало возродить. Пусть бывшие дома пионеров называются по-другому, но суть должна остаться! Ребенок должен иметь неподалеку от дома центр, где бы он мог посещать кружки пения, рисования, какую-нибудь секцию, заниматься спортом. Нельзя все переводить на коммерцию, за все брать плату с родителей. Дело дошло до того, что в бывших домах пионеров устраивают казино и стриптиз клубы! Нельзя допустить, чтобы дети родителей, не имеющих достаточных средств, оказались отлученными от культуры и спорта. Надо сделать все, чтобы не было "детей подземелья", "принцев и нищих", иначе через какое-то время мы вновь получим социальный взрыв.

* * *

Я был постоянным участником и организатором музыкальных вечеров в Горном институте. Доставал редкие пластинки, записи, приглашал знакомых ребят из полуподпольных самодеятельных джазов поиграть в институте.

В школе собирал пластинки Вертинского и Лещенко кустарного производства, которые изготавливались на рентгеновских пленках. К тому времени эмигрировавший после революции знаменитый бард, исполнитель собственных песен Александр Вертинский вернулся на родину, жил в Москве, заслужил за роль в кино Сталинскую премию. Но песенки его оставались под запретом. Ну, а Лещенко, любимый мой артист, после войны погиб. Он пел в ресторанах, жил в Румынии, куда вошли наши войска. Там его арестовали. У чекистов поднялась рука на такого замечательного артиста. Его убили, о чем ни я, ни все, кто заслушивался его пластинками на ребрах, не знали.