Михаил Погодин - Дьячок-колдун

Баба поклонилась, поблагодарила колдуна и, бережно завернувши горшочек в полотенце, пошла домой с сладкою надеждою на действительность лекарства и с твердым решением им воспользоваться при первом случае. Случай не преминул представиться, и как бы вы думали? надежда не обманула ее. Лишь только, при нападении мужа возьмет она в рот волшебной настойки, как он и станет утихать, утихать, утихать и вовсе наконец умолкнет. «Аи, дьячок, — думает себе баба, — вот удружил, как рукой снял».

А муж с своей стороны удивлялся такой странной перемене с женою, которая прежде, бывало, не давала ему выговорить слово, пока язык не притискивался зубами от его ударов, а теперь стала шелковою, и рад был, что у них в доме завелся покой. Оба стали жить мирно и счастливо.

Молва о дьячке распространилась. Соседки Егоровны, которые также имели право жаловаться в том или другом отношении на своих мужей, свекровей и невесток, стали обращаться беспрестанно к колдуну с своими просьбами, и не с пустыми руками, а отходили от него с водами, травами, корнями и прочими снадобьями, которые в самом деле приносили им пользу, более или менее.

У соседнего помещика, вдовца, дочь, любимое дитя, девушка лет девятнадцати, резвившись и бегавши на лугу в сопровождении своих мамушек, нянюшек и сенных девушек, обронила дорогое свое колечко, томпаковое [6] Томпаковое — из сплава меди с цинком. , осыпанное стеклярусом и купленное отцом ее у жида не дешевою ценой на Ростовской ярмарке. — Поднялась сумятица. — Барин в жестоком гневе, не имея сил смотреть без горести на слезы любимой дочери, обещался пересечь всю дворню от мала до велика, если кольцо в два дня не будет отыскано. Бедные рабы искали, искали, кажется, ни одной порошинки не оставили без внимания на том месте, где, вероятно, кольцо было потеряно, — на лугу между прудом, птичным двором и садом, но все было безуспешно. Кольца нет нигде. Все повесили голову, ожидая исполнения грозных обещаний, которые барин всегда сдерживал свято. В это страшное время случилась у ключницы баба из Рожествена, та кума, которой рассказывала сватья Терентьевой жены о происшествии с лошадьми.

— О чем горюете?

— Вот какое с нами несчастие.

— Да ведь вашему несчастию пособить можно. Ничего.

— Как так?

— Наш дьячок Григорий узнает тотчас куда девалось кольцо: намедни Терентью он разом указал украденных лошадей, а невестке Егоровне приворотил мужа, что он полюбил ее так, как нас хозяева никогда не любливали. Только на подъем он тяжел. Надо просьба да и просьба, подарки да и подарки.

Ключница с такой доброй вестию к няне, первому человеку в доме, а няня к барину и пала в ноги.

— Отец наш родной, яви божескую милость.

— Какую милость явить тебе, старая хрычовка, я научу тебя смотреть за дитятей! будешь ты у меня бегать за нею да оглядываться!

— Дай мне слово вымолвить, старой твоей служанке, батюшка. Не о себе прошу я, буди надо мною воля барская и божеская, если я в чем, негодная, провинилась.

— Ну что еще такое? говори.

— В Рожествене, узнали мы наверное, дьячок великий чернокнижник, но не всякого зова слушается. Помоги нам, рабам твоим, доискаться до истины. Пошли за ним от своего имени, и он твоей милости не ослушается, а мы все сложимся и дадим ему что надо за труды, хоть из месячины [7] Месячина — месячное содержание дворовых людей. — ведь не дворяне; день, другой и поголодать можем — лишь бы драгоценное колечко нашей барышни отыскалось.

— Пожалуй, — сказал барин смягчившимся голосом, — только смотри: если от этого не будет толку, если он именем моим призовется по-пустому, так я шкуру с тебя сдеру вдвойне.

— Хоть втройне, мой родимый, сколько твоей душеньке угодно.

Снаряжено и отправлено посольство звать дьячка с усильными просьбами, значительными гостинцами и еще большими обещаниями, которых, разумеется, не жалели посланники, подвергавшиеся в числе дворни близкой уже опасности. — Дьячок после нескольких отказов наконец согласился и отправился вместе с пономарем. Приехав к помещику, они были угощены как следует, а наконец приступили к делу. Сперва собрали свидетелей и расспросили всех обстоятельно, при барине, где бегала барышня, с кем, когда, какие сделаны поиски. Потом пошли на место — осмотрели, подумали, пошептали между собой, почитали.

— Никого, кроме вас, здесь не было? — спросил пономарь дворовых людей.

— Никого, наши отцы, разве только птицы гуляют здесь часто около пруда.

— Птиц на очную ставку! — воскликнул как будто обрадованный колдун.

Тотчас выгнали всех птиц: кур, уток, индеек, гусей, которые подняли все вместе ужасный крик, как бы в противоположность мертвому молчанию многочисленной дворни.

— Здесь виноватый, — продолжал пономарь, окинув взором новых свидетелей. — Потрошите сначала этого индейского петуха. — Повар побежал за ножом.

Сметливый колдун, сообразя все обстоятельства дела, узнанные из допросов, расчел, что кольцо не могло быть украдено при известной строгости барина и нравственности дворни; по крайней мере, вор тотчас был бы открыт общими усилиями людей, которые должны были страдать все за одного виноватого; оно не могло также и затеряться на лугу, ибо вся земля была почти сквозь решето просеяна, а трава по стебельку перебрана. — Куда ж оно девалось? — Услышав, что на этом месте гуляли птицы, он тотчас вздумал, что которая-нибудь из них склевала кольцо, точно как случилось нечто подобное на его собственном дворе несколько лет тому назад, — и первое подозрение его пало на толстого индейского петуха, которому, разумеется, легче было проглотить эту вещь, нежели какой-нибудь курице или утке. Впрочем, пономарь решился, в случае нужды, перерезать под разными предлогами и других птиц покрупнее, а потом, если б нигде не нашлось пропажи, указать место, где она была, и наконец сложить вину на птичника.

Но выбор его был так удачен, что лишь только распороли принесенным ножом желудок индейского петуха, как кольцо и явилось пред очами всего изумленного собрания. Барин захохотал, дочь запрыгала, дворня ахнула и отдохнула; — опала тотчас была снята с нее с пригрозою, чтоб впредь такого беспорядка не случалось. Сам умилостившийся барин наградил колдунов мешком меди, слуги один за другим приглашали их к себе по дворам, угостили всем, чем могли, и отпустили с благословениями. — В удовольствии, с полными карманами и узлами, сытые и пьяные, возвратились они домой; добродушный дьячок был еще рад, что столько людей чрез его посредство избавилось от жестокого, незаслуженного наказания, и согласился наконец с удалым своим сотрудником, что такое колдовство не есть еще действие слишком предосудительное и что в нем вместе с грехом есть и спасенье.