Пантелеймон Романов - Рассказы

Но, когда разговор заходил о том, чтобы в это воскресенье начать делить, Степану становилось жаль помещика,- тоже человек, и он говорил, что лучше подождать.

- Как там решат всем народом, так тому и быть. Немножко и подождать-то. Скоро соберутся.

- Да до каких пор ждать-то! Жрать нечего,- говорил кто-нибудь.

- Ну, я тебе записочку к арендатору напишу, он тебе муки даст.

- Что ж ты одному только напишешь, а остальные облизываться будут?

- Зачем одному, можно и не одному.

И все, окружив Степана, получали записки и бежали к арендатору за мукой.

- Вот человек, вот это душа. Чтобы он когда-нибудь тебе в чем-нибудь отказал,- примеру еще такого не было,- говорили мужики.- Не ошиблись, выбрали.

- На душу гляди, никогда не ошибешься. А минут через десять прибегал арендатор и торопливо говорил:

- Голубчик, дай скорей записочку, а то всего оберут, сукины дети.

И чем Степан был добрее ко всем, тем больше его начинали ненавидеть. И дошло наконец до того, что не могли слышать одного его имени, чтобы при том не помянуть своих и чужих родителей.

Лавочник, сообразно своему призванию, занялся хозяйственной частью, главным образом, кооперативом, куда посадил своего племянника, у которого нос посгоянно был в саже, а правая рука почему-то поднималась вместе с левой.

Но лавочник свое призвание, имевшее определение номерного, направлял односторонне: только для себя, забывая при этом об обществе. Поехал к Пасхе за товаром и привез почему-то одного мыла. Дешево очень было. Все подходили к прилавку, на котором лежали бруски серого мыла, и, потрогав руками, отходили.

- Хочешь умывайся, хочешь разговляйся,- сказал Сенька.

- Бани не построили, зато мыла сколько хочешь.

И так как мыла за глаза было много, то лавочник от себя стал сбывать его. Деньги за проданный крестьянам помещичий скот тоже поступили к нему.

- Квиток-то дашь? - спрашивал иногда какой-нибудь мужичок, только что внесший за корову деньги.

- Какой же тебе квиток,- говорил лавочник,- я вот тут тебя запишу.

Он ставил на клочке бумажки какой-то крючок и совал бумажку себе в карман, где у него были еще такие же бумажки.

- Не спутались бы,- говорил мужичок,- по разным карманам бы разложил.

- На каждого черта особый карман, что ли, буду готовить? - отвечал лавочник,- жирно будет, облопаетесь.

А потом и, правда, оказалось, что бумажки спутались: неизвестно, кто платил, кто не платил, и выходило так, что будто вовсе никто не платил, потому что, когда понадобились деньги на покупку товара, денег никаких не оказалось.

- Да ведь бумажки-то ты с нас брал? - закричали все в один голос.

- Брал,- ответил лавочник.

- Крючки-то свои ставил?

- Ставил.

- Ага, ставил? Так где ж они?

- Кто?

- Да бумажки-то эти с крючками?

- Он, должно, не в тот карман их клал...

- Чего галдите, вот ваши бумажки. Все тут записано. Проверяй.

И вынул из кармана пачку смятых истертых бумажек. Все посмотрели на бумажки и замолчали.

- Вывернулся, черт...

- Этот всегда вывернется. Вот отчетность бы завести, тогда бы они попрыгали. А деньги-то у тебя где?

- Деньги разошлись. Где ж им быть? Что я их съел, что ли? Очень мне нужны ваши деньги! - кричал уже лавочник.- Ежели бы я квитанций вам не показал, могли бы орать, а раз все тут, значит, и не галдите.

- Товар надо осмотреть,- сказал кто-то.

- Правильно. Веди в лавку. Зови дьячка для контролю.

Пришли в лавку, стали проверять. Оказалось, что в кассовой книге, в графе, где стоят рубли и копейки, записано "поступило три свиньи".

- Что-то они не в ту закуту попали,- сказал дьячок, держа желтый табачный палец на графе и повернув к мужикам голову с подпрятанной под воротник полукафтанья косичкой.

Ближние к дьячку нагнули головы к книге.

- Ты бы поаккуратней писал-то,- сказал кузнец малому,- тебе тут рубли нужно писать, а ты свиней сюда нагнал!

- Это я спутался, их вон куда надо...- сказал черноносый малый, полез правой рукой почесать затылок, и левая стала подниматься.

- Ты, должно быть, не той рукой писал...- сказал Сенька.

- Поаккуратней надо,- сказал член комиссии,- а то, за тобой не догляди, ты к весне тут целое стадо разведешь.

- Правильно, что ли? - спрашивали задние.

- Черт ее знает! Уж очень намазано чтой-то... Про свиней прочли, а про деньги чтой-то ничего не разберешь.

- Это я тут ошибся да пальцем растер,- сказал малый недовольно.

- Зачеркивал бы. А то скоро кулаком по всей книге начнешь мазать.

Когда же с лавочником заговорили о земле, то он, сам имевший 20 десятин купленной, говорил:

- С этим надо подождать, как там решат. Сейчас пока только налаживаем. Без закону нельзя. Вот соберутся, тогда... Зато мы с вас никаких налогов не берем.

Если кто-нибудь приходил к нему с запиской от Степана, который просил выдать просителю кирпича на хату, лавочник говорил:

- Нету кирпича. На школу пошел.

- Да ведь школы-то нету?

- Школы нету потому, что курсы решили строить.

- Да ведь курсы-то не построили?

- А, черт, пристал... У Николая спрашивай.

Проситель шел к Николаю.

- Кирпич из разломанной кухни брал? - спрашивал Николай.

- Брал...

- Ну, так какого же черта лезешь!

И выходило так, что все терпели от троих. С одной стороны, от пустой головы Николая, с другой - доброй души Степана, с третьей - от односторонне направленного номерного дара лавочника.

- Этому черту в святые надо было идти, а не обчественными делами заниматься,- говорили про Степана.

- Вот засели, окаянные, на обчественную шею. Когда ж это с фронту придут?!

- Кто же это вам удружил таких? - спрашивал кто-нибудь из мужиков.

- Сами, конечно. Кто ж больше? Ведь это какой народ...

ТЕХНИЧЕСКИЕ СЛОВА

На собрании фабрично-заводского комитета выступил заведующий культотделом и сказал:

- Поступило заявление от секретаря ячейки комсомола о необходимости борьбы с укоренившейся привычкой ругаться нехорошими словами. Всемерно поддерживаю. Особенно это от носится к старшим мастерам: они начнут что-нибудь объяснять, рта не успеют раскрыть, как пойдут родным языком пересыпать. Получается не объяснение, а сплошная матерщина.

Все молчали. Только старший мастер недовольно проговорил:

- А как же ты объяснишь? Иной только из деревни пришел, так он, мать его, ничего не понимает, покамест настоящего слова не услышит. А как полыхнешь его,- сразу как живой водой сбрызнут.

- Товарищи, бросьте! Семь лет революции прошло. Первые годы, когда трудно было, вам не предлагали, а теперь жизнь полегче пошла. Ну, если трудно, выдумайте какое-нибудь безобидное слово и употребляйте его при необходимости. Положим так: "Ах ты, елки-палки!.."

Старый мастер усмехнулся и только посмотрел на соседа, который тоже посмотрел на него.

- Детская забава...