Пантелеймон Романов - Русь (Часть 2)

- Я им покажу лето! - крикнул Авенир. - Я сделал то, чего ни один отец в мире не делал для них, и, если они этого не оценят, я им прочищу мозги. Вы знаете меня? Я жар юности сохра-нил до сорока лет!

- О, вы молодец, - сказал Александр Павлович, - в прошлом году за утками так гоняли, что нас чуть всех не перестреляли.

- Да! И так во всем. А у них ни боба. И я буду чувствовать свою великую вину перед будущим, если не передам им своего огня.

- Передадите, бог даст, - сказал Александр Павлович. - А что касается уток, то и в нынешнем году не ударим лицом в грязь. Собачонку знатную себе достал.

- Федюкова не нужно бы приглашать, а то он своей мрачностью только тоску нагоняет.

- Пригласил уже... - сказал Александр Павлович с выражением сожаления о невозможно-сти исправить ошибку. - Ну, мы его как-нибудь обезвредим, прибавил он, бодро улыбнув-шись и подмигнув. - Так значит, идет? - Александр Павлович заторопился уезжать и, спрятав в карман свою потухшую трубочку с невыбитой золой, распрощался с хозяином.

Авенир, встав на другой день рано утром, крикнул было своим молодцам, чтобы запрягали ему лошадь - ехать в город.

Но молодцов не оказалось.

- Где же они?

- Ловить рыбу на заре уехали, - отвечала мать.

- Вот чертова порода-то! - сказал Авенир. - Хоть ты им кол на голове теши. Ну, я им пропишу зарю. Как же, ждал, надеялся, что все мое самое высшее отразится в них, как в незапятнанном зеркале. Отразилось!.. Черт бы их побрал. Все лодки их топором изрублю! - крикнул он вдруг на весь дом так, что все притихло, услышав этот небывало грозный окрик главы семейства.

Бранясь и расшвыривая сбрую в сарае, он достал хомут и стал сам запрягать; но когда выехал на деревню, то увидел, что лошадь все почему-то воротит морду влево, пока встретив-шийся мужичок не исправил ему дела. Оказалось, что у лошади голова была прикручена к оглобле поводом. Это Авенир сделал для того, чтобы она стояла во время запряжки, а потом забыл отвязать.

Авенир поехал в город с тем, чтобы закупить пока книг для совместного с сыновьями чтения и инструментов для ручного труда, дабы излишек физической силы у сыновей направить в более правильное русло, чем они ухитрились это сделать сами.

И вот, переходя из магазина в магазин и ругая всех продавцов сапожниками, которые в собственном деле ничего не смыслят, Авенир вдруг столкнулся с кем-то и, подняв голову, онемел, как немеет человек, когда среди дня встречает привидение, и даже поднял вверх руки, как бы защищаясь.

Первая мысль, какая у него мелькнула при этом, была мысль о двойниках.

- Это ты, Валентин, или не ты? - сказал он.

- Я, - отвечал Валентин.

Валентин стоял перед ним в каком-то необычайном костюме, который и сбил с толку видевших его раньше: на нем была кожаная куртка, кожаные штаны и высокие сапоги.

- Так ты не уехал? - воскликнул радостно Авенир.

- На несколько дней отложили, - отвечал Валентин.

- А сейчас ты что делаешь?

- Из города никак не выедем.

- Что, какие-нибудь осложнения? - спросил тревожно Авенир. - Полиция что-нибудь?

- Нет, полиция ничего, - сказал Валентин, - у нас деньги все.

- Да ты бы у Владимира-то взял, голова!

- Дело в том, что и у него тоже все вышли.

- Тогда знаешь, что? - сказал Авенир, вдруг вдохновенно поднимая руку вверх. - Едем ко мне. Садись.

- Да ведь ты покупал что-то...

- К черту, успеется.

- И потом я не один, - заметил Валентин, - со мной еще Дмитрий Ильич.

- Тащи и его. Вот, брат, здорово-то. Ребята за рыбой поехали, ухой вас угощу на славу.

- Все по-прежнему рыбу ловят?

- Да, они, брат, у меня молодцы на этот счет.

Приятели заехали в гостиницу за Митенькой. Авенир расплатился за них обоих, схватил знаменитые два чемодана Валентина и потащил их по лестнице.

- Черт те что... вырядился ты, брат, так, что не узнаешь. Зачем куртку-то такую надел?

- Это для Урала, - сказал Валентин.

V

Вся эта нелепая история с неудавшейся поездкой на Урал произошла только благодаря случайности.

Валентин встретил в городе Владимира и в ожидании поезда зашел с ним в городской сад. Владимир все смотрел на Валентина и ахал, что видит его в последний раз, что не знает, как он будет без него. Так полюбил было его, так они сошлись хорошо; а теперь одного отец посылает на Украину за коровами, а другого нелегкая несет куда-то и вовсе к черту на кулички.

- Ты не видел Урала, - сказал Валентин, когда они уже сидели втроем за коньяком, - если бы ты его видел, то понял бы, что это не кулички, а бросил бы всех своих коров и сам убежал бы туда.

- О? - сказал удивленно Владимир. - Ну, черт ее знает, может быть... Теперь бы в Москву проехать, а не на Украину. Вот, брат, что хочешь, - до смерти люблю белокаменную. Как увижу из вагона утром - в тумане ее златоглавые маковки на солнце переливаются, да как въедешь в этот шум, так в голове и помутится.

- Да, - сказал Валентин, - только и есть два места - Москва и Урал.

- Два места?.. Да, брат... Урала не знаю, черт его знает, может быть... Теперь бы в Москву проехать, а не на Украину, мать городов русских. А как пойдешь мимо магазинов да около Кремля по этому Китай-городу, - горы товаров, мехов разных, золота, - голова кружится. А потом в ресторанчик, а потом за город, цыган послушать...

За соседним столом сидели и обедали артисты городского театра. Валентин поглядывал на них, а потом сказал:

- Зачем тебе сейчас цыгане? Цыгане хороши зимой, когда едешь к ним в сильный мороз на тройке в шубе после здорового кутежа, а сейчас какие же тебе цыгане, когда через полчаса мой поезд идет, а завтра сам за скотом едешь? Не подходит.

- Не подходит? - сказал Владимир нерешительно.

- Пригласим артистов. Это будет просто и кстати.

- Вали, идет! - крикнул Владимир. И так как он с некоторыми артистами был знаком, то их легко перетащил за другой свежий стол.

Через полчаса захмелевший Владимир уже кого-то обнимал, называя своим другом и братом, и размахивал деньгами. Потом вдруг на секунду протрезвел и испуганными глазами посмотрел на Валентина.

- А как же я завтра поеду? - сказал он, широко раскрыв глаза.

- Ты все о своих коровах беспокоишься? - спросил Валентин. - Коровы твои - пустяки. Разве ты сам этого не чувствуешь? Будет у тебя две коровы или тысяча, разве не все равно?

- Верно! - крикнул Владимир. - Черт с ними! Человек дороже коровы. Эх, вы, мои милые, так я вас люблю. Какие тут, к черту, коровы! Пей, ешь; что вы, черти, плохо пьете?

Некоторые из артистов стали было поговаривать, что у них спектакль. Но Валентин сказал:

- И спектакль ваш - чушь. Жизнь сложнее и выше вашего спектакля. Спектакль будет каждый день, а то, что вы сейчас переживаете, может быть, никогда не повторится. Тем более что мне побыть-то с вами осталось не больше часа.

- Все к черту! - крикнул Владимир, который уже расстегнул поддевку и распоясался.