Пантелеймон Романов - Русь (Часть 2)

И благодаря тому, что Валентин своим спокойным тоном внушил захмелевшим головам, что жизнь выше спектакля, все успокоились и махнули на будущее рукой.

- Приходи, Валентин, к нам на спектакль,- говорили актеры, - мы для тебя постараемся.

И действительно постарались.

История с женихом прошла тоже при прямом участии Валентина. Тут же в саду он встретил этого жениха, своего товарища по университету. И, оставив Владимира нести всякую чепуху среди захмелевшей актерской братии, пошел с женихом и с Митенькой в гостиницу.

- А ты хорошо живешь, - сказал Валентин жениху, как он всем говорил, с кем встречал-ся, и посмотрел на короткое щегольское пальто жениха. - Совсем иностранцем стал.

- Да, милый, - сказал тот, улыбаясь и придерживая от ветра котелок.

- И не пьешь?

- Представь, нет. Четыре года прожил, пора отвыкнуть. Красное с водой иногда пью.

- Ну, зайдем, хоть красного с водой выпьешь, - сказал Валентин.

- А к поезду мы не опоздаем? - спросил Митенька.

- К этому опоздаем - к следующему попадем, - сказал Валентин. - Когда меняешь всю жизнь, какое значение может иметь то, с каким поездом ты поедешь?

- Много не опоздаете, - заметил жених, - потому что в семь часов у меня венчание, и в пять я уйду от вас.

Пришли в гостиницу. Жених спросил себе красного с водой, а Валентин коньяку и портвей-на. И стали вспоминать Москву с ее широкой и вольной жизнью.

- Что ты все с водой-то пьешь? - сказал Валентин.

Жених с сомнением посмотрел на бутылку и сказал:

- Правда, до венчания еще далеко, а красное и так безобидная вещь. Потом решил попробовать коньяку. - В честь твоего отъезда, Валентин. А то, может быть, никогда и не встретимся. Да, добился я, брат, своего. Будет свой домашний очаг, семейная жизнь и полное довольство, потому что, ты сам посуди, адвокатов таких, как я, с заграничным образованием здесь нет, значит - конкуренции не будет. Что мне еще нужно?

- Да, тебе больше ничего не нужно, - отвечал Валентин.

Через час жених, ткнувшись ничком, спал уже мертвым сном на диване. И сколько Митень-ка, беспокоившийся за его судьбу, ни раскачивал его, тот только мычал.

- Пусть спит, - сказал Валентин. - Женится ли он сегодня или завтра, разве не все равно? Может быть, для него сегодняшний день так хорош, что он будет вспоминать о нем целую жизнь.

И вот в этом случае сказалась вся сила убедительности Валентина, с какой он действовал на людей. Когда жених проснулся и увидел, что уже время не семь часов, а целых десять, то он сначала пришел в отчаяние, рвал на себе волосы и говорил, что все пропало.

Валентин сказал на это:

- Успеешь и завтра жениться.

- Да, но скандал-то какой!

- Если через тысячу лет ты уже в ином существовании посмотришь с какой-нибудь плане-ты на землю и вспомнишь об этом случае, то он покажется тебе просто смешным, - сказал Валентин. - И от невесты твоей не останется тогда даже и костей. А лучше пошли им сказать, что ты заболел, венчаться будешь завтра в это же время, а сами сейчас поедем тут в одно местечко. Там дают хороший сыр и омары.

Дело кончилось тем, что жених с отчаяния поехал в то местечко, где давали хороший сыр и омары.

Результатом всего этого было то, что все еще помнили, что они добрались до местечка с хорошим сыром и омарами, а что было дальше этого - никто не помнил. Только как в тумане на секунду где-то на улице мелькнул перед ними образ Владимира, очевидно почувствовавшего себя уже в межпланетном пространстве, так как он потрясал последними деньгами.

Наутро Валентин с Митенькой проснулись у себя в номере. Каким чудом очутились они здесь, было совершенно неизвестно.

Жених приплелся к ним часа в два дня, в чужом суконном картузе, рваных штанах и в больничной рубашке, у которой на спине было написано: № 17.

Его подобрали за городом в канаве раздетого и обобранного. Жених не столько убивался о том, что его обобрали, сколько о том, что в больнице, куда его доставили полицейские, надели на него эту сорочку с большим черным номером 17.

Валентин сказал, что это совершенно все равно, такая ли сорочка или иная, и прибавил:

- Мы должны были бы сейчас подъезжать к Самаре, а мы еще здесь - что же из этого? Ведь жизнь не прекратилась? И если бы даже и прекратилась, мы перешли бы просто в другое существование, а это только любопытно.

- Да, это верно, - согласился после некоторого молчания жених и уже сам попросил промочить себе горло. - Жажда очень мучит, - сказал он виновато.

Мочил он его до четырех часов, когда Валентин вдруг вспомнил, что жениху надо ехать к венцу. На него иногда, в противоположность обычному безразличию ко всему, находила некстати заботливость, в особенности если дело касалось устроения приятелей. Тут он, сам же накачавший дело до беды, проявлял исключительное упорство в преодолении препятствий.

И кончил тем, что устроил жениха, обрядив его в свой, напомерно длинный для несчастного фрак, поставил на ноги, надел картуз и сам отвез его в церковь, где был шафером, стоя в своем уральском кожаном костюме сзади жениха и нетвердой рукой держа тяжелый венец, который все опускался вместе с тяжестью руки Валентина на голову врачующегося и придавливал его, пригибая ему колена.

Валентин в одном случае оказался прав: жених о дне своего венчания вспоминал потом всю жизнь.

Когда все эти дела были окончены, то оказалось, что взятые с собой деньги вышли вплоть до того, что нечем был заплатить по счету в гостинице.

- Оно, пожалуй, хорошо, что мы случайно немного задержались, - сказал Валентин Митеньке Воейкову, - по крайней мере, мы теперь продадим твое имение. Я все устрою, и Владимир нам поможет. Мы съездим к нему, если я сам не продам, - и тогда уже спокойно поедем. А то ведь ты уехал, бросив все на произвол судьбы. Так не годится.

- Это действительно хорошо, - воскликнул, встрепенувшись, Митенька, почувствовав вдруг облегчение, как это всегда бывало с ним, когда неожиданно откладывалось на неопреде-ленный срок что-нибудь решительное. - А как ты думаешь, скоро мы его продадим?

- Скоро, - отвечал Валентин.

И в этот день они встретились с Авениром.

VI

Когда Митя Воейков возвращался на свое старое пепелище, покинутое было им навсегда, он думал о том, как удивится и обрадуется Митрофан, неожиданно увидев его живым и невре-димым.

Но он несколько ошибся.

Митрофан, увидев хозяина, не удивился и не вскинулся к нему навстречу, а подошел с самым обыденным вопросом, в то время как барин искренно обрадовался, увидев знакомую распоясанную фланелевую рубаху Митрофана.

- Что ж, отдавать кузнецу коляску-то? - спросил Митрофан.

- А разве ты еще не отдал? Она, кстати, скоро понадобится.

- Да когда ж было отдавать-то?

- Только не отдавай этому пьянице, старому кузнецу.