Елена Руденко - Монахиня

Лемуан предложил Симонен удобное место у дерева, которое очень понравилось женщине, сев таким образов, она не видела крутой обрыв, находившийся рядом. Манури устроился напротив мадам Симонен. Беспечная Ренар подбежала к краю обрыва и, встав на четвереньки, принялась сосредоточенно смотреть вниз. Увидев это безобразие, я отволок ее оттуда. Не хватало еще, чтобы красотка свалилась вниз. Конечно, обрыв был не очень высокий, убиться нельзя, но сломать конечности можно запросто. Именно это я и сказал Мадлен.

-- М-да, вы правы, - согласилась она со мной. - На костылях я вряд ли буду выглядеть очаровательно.

Я успокоил ее, сказав, что костыли не уменьшат ее грациозности, но к краю обрыва подходить запретил.

Какое-то время собравшиеся господа жевали молча, недоверчивая поглядывая друг на друга. Каждый видел в своих сотрапезниках коварного убийцу. Тишину нарушил маркиз.

-- Как я понимаю, - сказал он. - Здесь сидит убийца, не так ли? Надо быть осторожным, как бы он (или она), не добавил нам яду в пищу.

Мадлен поперхнулась. Собравшиеся недовольно зашикали на Круамара.

-- Я слышал, что убийца схвачен. Это так? - спросил священник.

-- Конечно, нет! - ответил Манури. - Этим делом занят Стервози. Весь Аррас знает, что он бестолочь!

С ним были согласны все, даже отец Лемуан.

Я заметил, как мадам Симонен медленно отодвинула в сторону ореховую пасту, стоящую рядом с мсье Манури, и поставила на ее место тарелку с шоколадным печеньем. Их взгляды встретились.

-- Манури, вы любите ореховую пасту? - спросил я.

-- Нет, - поморщившись, ответил он. - Если честно, я ее не выношу, мне даже ее внешний вид раздражает.

-- А что вы любите? - спросила Мадлен, уплетая отвергнутую пасту.

-- Я люблю шоколадное печенье, - ответил Манури.

-- А я нет, - вздохнула Ренар. - Я вообще шоколад не люблю. Когда мне было пять лет, я им сильно объелась и покрылась красными пятнами. После этого случая я шоколад есть не могу.

Собравшиеся невольно заулыбались. Манури решил налить кофе из медного кофейника, который стоял рядом с ним. Но проделал это неловко и брызги черного кофе очутились на платье Мадлен. Адвокат принялся несуразно извиняться.

-- Мне на ваши извинения нового платья не купить! обиженно ответила Ренар поговоркой своего горячо любимого дяди. - Вы пьяный? У вас тряслись руки, когда вы наливали кофе. Можно подумать этот кофейник очень тяжелый! Когда Макс разливал из него кофе, у него ничего не тряслось! Хотя руки у него костлявие.

В общем, пикник прошел довольно мрачновато и напряженно. Каждый старался помолчать, дабы не сболтнуть лишнего, а если начинал говорить, то обязательно о событиях, которые случились где-то далеко, когда-то давно или вообще не с ним. Бюиссар был расстроен, что не смог помочь мне, но я успокоил его, заверив, что я заметил кое-что важное. Правда, что именно мне удалось заметить, я решил пока сохранить в тайне.

На следующий день Мадлен ушла в гости к какой-то знакомой, чтобы за светской беседой отвлечься от мыслей об убийстве. Я ее понимал. Но Мадлен не смогла долго наслаждаться этим отдыхом. Через несколько часов она уже сидела в моем кабинете. Поначалу ее заинтересовало дело, которое я рассматривал в данный момент, но потом оно показалось ей слишком скучным.

В этот же день ко мне пожаловал мсье Манури собственной персоной. Его привело ко мне что-то очень важное. Он только сейчас решился раскрыть мне свой секрет.

-- Что ж, с удовольствием выслушаю вас, - сказал я, отрываясь от работы.

-- Дело в том, что Сюзанна выкрала те письма у отца... маркиз Круамар дал их ему на хранение... - сбивчиво выговорил Манури.

-- Выходит, мсье Симонен тоже знал о фактах компрометирующих Круамара? - предположил я. - Это интересно. Значит, маркиз доверял этому пройдохе.

-- Получается, что так, - кивнул Манури. - Но, как вы поняли, мсье Симонен не является честным человеком.

-- Это верно, - согласился я. - Вы хотите сказать, что Симонен мог шантажировать маркиза?

Манури покраснел.

-- Я, конечно, не имею права наговаривать, - промямлил адвокат. - Но... Сюзанна говорила мне об этом... она сказала, что отец решил потребовать у Круамара плату за тайну... Тогда я не поинтересовался, что она имела в виду, а теперь...

-- Очень любопытно, очень любопытно, - пробормотал я.

-- Еще бы не любопытно! - воскликнула Мадлен. - Так что бросайте свое дурацкое "Дело о драке на улице" и езжайте к маркизу! Вам надо потрясти его хорошенько... а если он будет упорствовать, - Мадлен достала зеркало и принялась старательно изучать свое детское личико. - За работу возьмусь я. Мне он не откажет. У меня свои методы...

Я отлично понимал, что значит "свои методы" и строго настрого запретил красотке использовать их.

Пока я отчитывал Мадлен, в мой кабинет впорхнула довольная Дорина, служанка Мадлен.

-- Мне только что рассказали такую интересную новость! воскликнула она.

-- Опять сплетни? - заинтересовалась Мадлен. - Очень интересно! Как ты умудряешься все узнавать?

-- Я познакомилась со служанкой мадам Симонен в прачечной, и она мне кое-что рассказала, - пояснила Дорина. - Дело в том, что мсье Манури приходил к ее госпоже после пикника. Он признавался ей в любви и даже предложил руку и сердце. Но она отвергла его. Я это только что узнала, вот и прибежала вам рассказать, чтобы потом не забыть. За день я узнаю более десяти сплетен.

Мадлен рассмеялась.

-- Вот почему Манури пролил на меня кофе. Он влюбился в мадам Симонен с первого взгляда, поэтому у него тряслись руки. И он сразу же решил жениться на ней! Немного странновато... сразу, после первой встречи!

-- Действительно, странно, - согласился я. - Молодец, Дорина, твоя новость действительно очень важна.

Взгляд маркиза де Круамара давал ясно понять, что я начал ему надоедать. Но улыбка Мадлен немного задобрила аристократа.

-- У меня имеются сведения, что вас еще шантажировал отец Сюзанны Симонен, - сказал я. - Все заключается в каких-то письмах... Может, вы, наконец, расскажете, в чем дело.

Мадлен уселась рядом с Круамаром, положила ему ручку на плечо и слащаво пропела:

-- Расскажите, душка, что вам стоит.

Маркиз взглянул на ее ласковое детское личико, потом на мою суровую физиономию и произнес:

-- Ладно, иначе от вас не отвяжешься. Слухи о вас, мсье судья, не преувеличены... В этих письмах была, как вы сами догадались, компрометирующая меня информация. Дело в том, что я вопреки всеобщему умопомешательству был против войны за независимость в Америке. Я оказывал финансовую поддержку английским войскам, мое состояние позволило мне провернуть подобные операции. Разумеется, мне приходилось делать это тайно, иначе, многие мои связи при дворе были бы разорваны, потому что все как безумцы поддерживали повстанцев.