Александр Амфитеатров - Болотная царица

— Буду!

На обратномъ пути къ Золотому городу третій богатырь спросилъ:

— Братья! что было съ вами? отчего вы такъ странно замолкли?

Убійца льва сказалъ:

— У меня открылись очи на невидимое. Знай, братъ: всадникъ не одинъ на холмѣ. За нимъ видѣлъ я великое полчище образовъ, блѣдныхъ, страшныхъ, искаженныхъ судорогами смертельной муки. И въ полчищѣ этомъ былъ… мой покойный отецъ. Онъ рыдалъ, ломалъ руки и дѣлалъ мнѣ знаки, чтобы я замолчалъ… О, братъ! слово само застыло у меня на устахъ!

Морякъ сказалъ:

— Я видѣлъ то же самое… и своего старшаго брата Арна. Лицо его было бѣло, какъ известь, а на лбу краснѣла рана, что привела его къ погребальному костру. Далеко, на счастливыхъ островахъ великаго моря, за столбами Мелькарта, убили брата черные люди; а вотъ въ эту ночь онъ предсталъ предо мною здѣсь на горѣ и, рыдая, молилъ меня взглядомъ и движеніями, чтобы я не раздражалъ чернаго всадника.

— Братья! воскликнулъ третій богатырь, — у кого же были мы, кого видѣли, если онъ творитъ такія чудеса?

— Это волшебникъ! сказалъ убійца льва.

— Это злой духъ! сказалъ морякъ.

— Это сама смерть! подумалъ третій богатырь.

Вендъ ждалъ возвращенія богатырей въ своей опочивальнѣ. Безсонный лежалъ онъ на ложѣ, блуждая въ темнотѣ открытыми глазами, и думалъ объ умершемъ сынѣ и о своемъ народѣ, но не плакалъ и крѣпко сдерживалъ накипѣвшія въ сердцѣ слезы, потому что боялся ослабить рыданіями силу своихъ мышцъ предъ утреннимъ поединкомъ. Молча выслушалъ онъ пословъ и отвернулся отъ нихъ лицомъ къ стѣнѣ. Предъ разсвѣтомъ оруженосецъ вошелъ въ опочивальню, чтобы разбудить Венда, но нашелъ его уже вооруженнымъ: со шлемомъ на головѣ и съ мечомъ у бедра.

— Вождь! замѣтилъ онъ: развѣ нѣтъ у тебя лучшаго меча? Ты препоясалъ свой старинный мечъ, выкованный изъ плохой стали неискусными руками грубыхъ горныхъ кузнецовъ.

— Да! возразилъ онъ. — Но не бойся: его не съѣла ржа, и онъ по рукѣ мнѣ, какъ въ дни юности. Имъ когда-то поразилъ я Азовъ; имъ сослужу я послѣднюю службу своему народу. Духъ живетъ въ моемъ старомъ мечѣ, - вѣщій духъ любви, чести и свободы, и горе тому, противъ кого возстаетъ этотъ духъ! Вѣрую въ него, и не надо мнѣ лучшаго меча! Сѣдлай мнѣ коня, и — смѣло на врага!

Бѣлый туманъ лежалъ на горахъ, долинѣ и стѣнахъ Золотого города. Всѣ зубцы на стѣнахъ были усѣяны людьми, пришедшими видѣть поединокъ, но напрасно они искали своего царя въ молочной мглѣ разсвѣта. Только его серебряный рогъ звучалъ гдѣ-то подъ стѣной, въ безднѣ тумана, вызывая отвѣтные трубные звуки на песчаномъ холмѣ. На дальней вершинѣ загорѣлась золотая точка; къ ней, какъ стрѣлы къ цѣли, полетѣли лучъ за лучомъ еще не виднаго въ долинѣ, но уже взошедшаго за ея крутыми границами, солнца. Горные скаты и обрывы расцвѣтились румяными пятнами. Въ зыбкіе клубы тумана посыпались розы, серебро, золото и драгоцѣнные камни. Молочная мгла заволновалась и стала таять, осѣдая росою къ землѣ или всплывая паромъ къ легкимъ облакамъ лазурнаго поднебесья.

Горожане увидѣли Венда. Въ бѣлой одеждѣ, сверкая золотомъ на панцырѣ и шлемѣ, возвышался онъ, верхомъ на бѣломъ конѣ, на бугрѣ у большаго пути изъ горъ въ Золотой городъ. Онъ былъ свѣтелъ лицомъ, и булатное копье не дрожало въ его рукѣ. Онъ смотрѣлъ навстрѣчу солнцу, выплывающему большимъ шаромъ изъ-за высотъ востока, и, казалось, читалъ молитвы. Единодушный вопль привѣта вырвался, какъ изъ однихъ устъ и одной груди, у всѣхъ горожанъ, когда они увидѣли своего героя; а онъ наклонилъ свое копье — привѣтствуя ихъ и прощаясь съ ними…

Какъ грозовая туча, спускался съ песчанаго холма черный всадникъ; земля гудѣла подъ копытами его коня; онъ казался еще громаднѣе и грознѣе, чѣмъ вчера. Во ста шагахъ, не доѣзжая Венда, онъ остановился. Такъ какъ народъ на стѣнахъ очень смутился, и всѣ мертво молчали, то далеко разнеслось и было слышно мощное слово всадника къ Венду:

— Старикъ! дай мнѣ дорогу. Я хочу войти въ твой городъ.

И слышно было слово Венда:

— Ты не войдешь!

— Вендъ, любимецъ Зевса! Я, имѣющій власть надо всѣмъ на свѣтѣ, хотѣлъ бы пощадить тебя… Дай дорогу.

Вендъ сказалъ:

— Я и мой старый конь — вотъ твоя дорога. Растопчи наши тѣла копытами твоего коня. Но, пока я живъ и сижу на сѣдлѣ, ты не поѣдешь далѣе.

— Вендъ, возразилъ черный всадникъ, — я знаю, что ты этою ночью вопрошалъ свѣтила, и они сказали тебѣ, кто я.

— Да, я знаю, кто ты.

— И все-таки противишься мнѣ?

— Да.

— Берегись, Вендъ! Я — неодолимая сила.

— А во мнѣ живеть безстрашная любовь.

— Ты — безумецъ, Вендъ.

— Нѣтъ, я — вождь. Когда мой народъ былъ рабомъ я его освободилъ. Когда онъ былъ безправенъ, я его судилъ. Когда онъ голодалъ, я его кормилъ. Когда нападали на него болѣзни, я его лѣчилъ. Когда врывались къ нему враги, я спасалъ его побѣдой. Теперь я могу умереть за него.

Черный всадникъ покачалъ шеломомъ.

— Ты стоишь предо мною, о Вендъ, какъ слабая соломенка предъ бурей пустыни. На какихъ же условіяхъ будемъ мы биться?

— Что можетъ предписывать слабѣйшій сильнѣйшему? возразилъ Вендъ.

— Вендъ, клянусь тебѣ, еслибъ я умѣлъ и могъ смѣяться, я смѣялся бы надъ твоею безумною отвагой… Чего ты потребуешь отъ меня, если побѣдишь?

— Ты оставишь меня и мой народъ жить и умирать такъ же, какъ вела насъ воля Зевса до твоего прихода, — спокойно сказалъ Вендъ.

— Клянусь тебѣ въ этомъ самимъ собою. клянусь! воскликнулъ всадникъ, поднимаясь на стременахъ, и доспѣхи на немъ затряслись и зазвенѣли.

— Дай бою!

— Дай бою!

Всадникъ пронзительно свистнулъ и ринулся на Венда съ поднятымъ копьемъ. Бойцы сшиблись. Облако пыли взвилось изъ-подъ конскихъ копытъ и скрыло битву отъ глазъ толпы. Вотъ раздался тяжкій ударъ… что-то охнуло, зазвенѣло, затрещало, — и горы звякнули въ отвѣтъ гулкимъ эхомъ… Осколки копій высоко брызнули въ воздухъ… земля загрохотала отъ грузнаго паденія… и горожане увидали, что вождь ихъ побѣдилъ! Какъ свѣтлый духъ, стоялъ онъ надъ простертымъ на землѣ врагомъ, давя его грудь колѣномъ, и, сверкая у его горла мечомъ, восклицалъ:

— Ты побѣжденъ!.. Вспомни, вспомни! ты клялся!

А невдалекѣ бѣшено грызлись и лягали другъ друга ихъ разъяренные кони……

Небеснымъ громомъ прокатились по Золотому городу клики спасеннаго народа.

— Побѣда! славьте вождя! онъ живъ и поразилъ чернаго всадника!

Но черный всадникъ всталъ съ земли и, мрачно глядя на городскія стѣны, сказалъ:

— Вендъ! я клялся и сдержу клятву. Ты спасъ свой народъ. Вы будете жить, но никому изъ живущихъ на землѣ не видать больше Золотого города. Да позабудетъ міръ, что рукой смертнаго была побѣждена здѣсь сама великая Смерть!..

Такъ сказалъ онъ и выросъ до облаковъ и заслонилъ собой солнце. Простертыя руки его коснулись западныхъ и восточныхъ горъ. И горы — недвижимыя отъ вѣка — застонали, оторвались отъ своихъ гранитныхъ корней и со звѣринымъ рыкомъ покатились на Золотой городъ. Онѣ накрыли его каменнымъ сводомъ и на-вѣки схоронили отъ людскаго зрѣнія и слуха. По землѣ прошла вѣсть, что землетрясеніе въ одинъ день уничтожило царство Венда. А, когда пришли въ этотъ край римляне, то самое имя Венда оставалось жить только въ темныхъ старинныхъ сказкахъ этрусковъ, населившихъ его землю. Но Вендъ живъ даже до сего дня: не старѣясь, царитъ онъ въ глубокихъ подземныхъ нѣдрахъ надъ своимъ не умирающимъ народомъ; какъ прежде, учитъ его правдѣ и творитъ надъ нимъ мудрый судъ и расправу.