Владимир Соколовский - Рассказы сибиряка

Знаете ли, прелестная Катинька, отчего кругом нас такая суета?.. Отчего все люди, разумеется, выключая только вас одних, делают столько дурачеств?.. Знаете ли, отчего

Все это именно оттого, что люди почти никогда не начинают своих дел с начала. От этого-то и выходит вся путаница, все ошибки, все наши несчастия. Возьмите в пример любовь:

То, с чего бы надо было начать — холодная учтивость. Впрочем,

То есть или муж или жена заботятся о разнообразии; конечно, разнообразие прекрасная вещь — только не в супружестве.

Чтобы доказать вам, что я человек точный, я начну свои рассказы о нынешней вере монголов с самого начала.

Если всякое духовное учение, принятое народами, должно называться по имени своего законодателя, то и вера монголов есть шагямунианская, а не далай-ламская. Некто Шагя-Муни, о котором я вам скажу после, пересоздал ее из древней брагминской. Зная, может быть, что этот почтенный муж родился в Индии, при источниках Ганга, вы, конечно, спросите меня, когда и каким образом учение его проникло в Монголию?

«Да, уж потрудитесь, пожалуйста, рассказать мне об этом».

Ну, прелестная Катинька, задали вы мне задачу!.. Я читал и перечитывал все книги, какие только были у меня под рукою, и все-таки не добился толку: кто в лес, кто по дрова. Я был бы решительно затруднен отвечать вам на этот вопрос, если бы, к счастию, не пришла мне теперь в голову замысловатая увертка всех господ рассказчиков: начало того-то теряется во мраке неизвестности. И коротко, и ясно, и удовлетворительно; к тому же в этот мрак никак нельзя подать свечей, стало быть, все исследования, справки и поверки невозможны. Однако ж впоследствии можно кое-как напасть на следы шагямунизма… Таким образом, иные говорят, что первые отпрыски сей веры стали приниматься на монгольской почве в конце XII и в начале XIII столетий. Тогда в политическом быту сего государства хозяйничал халхасский князь Демучин, известный и вам и всем под именем Чингис-хана. Вы знаете, что это был человек, который не любил шутить. Загляните в любую монгольскую книгу, где только говорится о нем, и вы увидите, что в то время не было недостатка в больных и раненых. Разумеется, понадобились лекари; а сами посудите, откуда было взять их? — Ни академий, ни университетов…

Какое золотое время для иных! Различия, существующие между умным и глупцом, между ученым и неучем, совершенно уничтожались тогда перед господствующими разделениями народа: сильный и бессильный, богатый и бедный… Да, прелестная Катинька, монголы в XII веке не имели еще собственной грамоты, следственно, какие тут лекари?.. Шаманы проповедовали им свое учение изустно, по преданиям, и были очень плохи в медицине. Об этом, верно, как-нибудь проведали тибетские ламы, смекнули делом и очень умно воспользовались своими посильными знаниями древней индийской медицины и теми лекарствами, которые получили они из Индии и Китая.

Судя по многому, я думаю, что человек — всегда человек.

Ламы пришли с таким соблазнительным запасом, с такою вкрадчивою, обязательною услужливостию; они стали пользовать больных, а ведь пользовать не то, что лечить, так как же не попользоваться? К тому же этим совершенно удовлетворялось монгольское я; ламы так много заботились о них в это время, так искусно угождали их прихотям, что мои монголы разнежились поневоле и стали охотно вслушиваться в рассказы жрецов шагямунизма; одним словом, ламы употребляли все средства, чтобы увенчать успехом свое тайное предприятие. Учение их, хотя исподволь, но надежно укоренялось в Монголии. Неприметно распространялось число поклонников Шагя-Муни, и хвалы ему, раздавшись сперва в бедных войлочных юртах простых монголов, проникли наконец до богатых шатров Чингиса; однако ж ни он, ни сын его Угудэй-хан не изменили, кажется, своей шаманской вере. Судьба распорядилася иначе.

Меня уверял один почтенный мой знакомец, человек самый достоверный, что первым шагяму-нианцем из монгольских государей был Гуюк-хан (Гаюк), старший сын Угудэев, царствовавший с 1246 по 1248 год… Бедняжку мучила водяная… Скажите мне, прелестная Катинька,

Он принялся за шаманство — и не отшаманился. Пришлося вызвать из Индии ламу: Сакия-Гунге-Гилаждана… Что ж вы так иронически улыбаетесь, господа ориенталисты?.. Верно, я переиначил это варварское имя; но вспомните, ради Бога! вспомните знаменитого фернейского часовщика; потрудитесь развернуть его Essai sur l'histoire universelle; посмотрите только, как он жалует Бориса Годунова в Boris Gudenou и Гришку Отрепьева в Griska Outropoyia; полюбуйтесь этим — и будьте ко мне снисходительны…

Он вылечил Гуюка, и тот из благодарности, из уважения, из суеверия, из чего вам угодно принял шагямунианство.

По смерти Гуюка, после трехлетнего междуцарствия властелином Монголии сделался Мынге-хан, внук Чингиса, от младшего его сына Толая. Что этот Мынге точно был шагямунианцем, это не подвержено никакому сомнению: недаром же он в исходе 1251 года изволил дать одному тибетскому ламе Намо титло царского учителя и сделал его главою новой религии?.. Однако ж сия последняя, как говорил мне тот же почтенный мой знакомец, сделалась совершенно господствующею в Монголии только при брате и преемнике Мынге-Хубилай-хане, то есть в 1260-х годах.