Михаил Садовский - Бобе Лее

И ствол, летящий в купол голубой.

Ведь без тебя я ничего не стою

Веди, как в детстве, за руку с собой!

x x x

Ты мне повторяла:

- Идея верна!...

А я возражал,

Называл имена.

Ты мне отвечала:

- Ее искажают!

А я добавлял:

Тем, что лучших сажают?!.

Не верится даже,

Что был я такой,

Мальчишечка умненький,

Школьник худой...

Теперь понимаю,

Как каждый вопрос

Терзал тебя, мама,

Пока я подрос...

Скажи мне:

- О чем я сегодня пекусь,

зачем я опять

в эти годы влекусь?

Твой страх передался

и мне навсегда

судить я не смею.

Нас судит беда.

Хотела себя

ты сама убедить,

Что сможешь ты верой

идее служить

А я оправданье,

и жертва нужна,

Чтоб рухнула после

глухая стена.

Но знала ты правду

об этом я знал,

И этим я страх

на тебя нагонял:

Чтоб где - то случайно

чего не сболтнул...

Румянец сердечный

стекал с твоих скул...

Но стоит л. мама,

идее служить,

Которую можно

легко исказить!?.

И вдруг в разговор наш

вступал мой отец

Тут спору конец

и идее конец!

x x x

Ах, отцовский ножик,

Ножик перочинный

Взял без спроса, может,

Посеял без причины.

Потерял, не ведая,

Что за это будет.

Что другие беды

Сразу мать забудет.

Что за эту дерзость

Крепко буду бит,

Что потом до смерти

Будет не забыт,

Не забыт до смерти

В памяти худой,

Ножичек посветит

Мне такой бедой.

Вот поди ж ты ведай

Сколько бед трясло,

А такие беды

Горше, как назло.

Что же тут поделать,

Как мне мама быть,

Видно нет предела

Плакать и любить.

x x x

О чем м ы с мамой говорили,

Когда свой тощий суп варили...

О чем с ней говорим теперь,

Полуоткрыв немую дверь.

Годы нас сближают все сильнее,

Мне с тобой все проще говорить,

Но о многом я сказать не смею,

Без чего на свете не прожить.

Значит, скоро-скоро будем вместе,

И настанут годы прозапас,

Волновать с земли не будут вести

Только то, что уместилось в нас.

Ты тогда , наверное сумеешь

Сделать, чтоб сумел тебя понять,

Чуждое и горькое отсеешь,

Ни на что не станешь мне пенять.

Мама, как тебя мне не хватает,

Значит, снова начинаю путь,

Но встречает утро хомутами,

Чтобы нашу встречу оттянуть.

x x x

По-башкирски дома вьюга

Ходит в беленьких носках,

Побелела вся округа,

Поновела на глазах.

Всюду белые бурнусы,

Ледяные газыри,

И следов неясных бусы

С травкой желтою внутри.

Может, это след надежды,

Не нашедшей адресат,

Может, белые одежды

Подарить и ей хотят.

Фиолетовые дали

Полуслов и штемпелей

Разобрать уже едва ли

В белоснежности полей..

Вот бы было, как хотела,

Распустить носочки в нить,

Все, что было - улетело,

Все, что можно - сохранить.

Но покрыто белым мраком,

Что хотела, как звала,

За оврагом с Аркам аком

До фронтов страна легла.

Ожиданье, ожиданье

Колко, как кристаллы льда,

Только весточка из дали

Ненароком иногда.

Мама, разве это было?

Как остались живы мы?

Ничего не сохранила

Только письма той зимы...

x x x

До чего морозно !

От ледовой пыли

Свет молочно-белый,

Лунно-голубой,

Мы в хатенке печку

Крепко натопили

В ней угар остался,

А не мы с тобой.

Коротаем время

На тропе скрипучей,

А с угаром вместе

И тепло ушло,

У тебя терпенье

Есть на всякий случай,

Лишь немного грусти

Добавляет зло.

Расскажи мне снова,

Как зимой ходила,

На троих сестричек

Лишь одно пальто,

Под горой застыла

Белая, как льдина,

Растопить не сможет

Белый плен никто.

И откуда только

Набралась ты силы,

Что тебя держало,

Что вело тебя?

Ах, спросить бы раньше

Что тут у могилы,

Где сквозь прутья ветер

Голосит, трубя.

Мама, мама, помнишь,

Как клинок поземки

По пути, не глядя,

След наш заносил,

А порой гуляли

Мы с тобой до зорьки,

Но найти былое

Не достанет сил.

x x x

Как болело и гремело

Ни на день пожар не стих,

Провиденье так велело:

За тебя и за других.

И осколки в нас летели,

Угрожая на лету,

Эти годы, в самом деле,

Может, где-то нам зачтут.

Мама, ты мне говорила,

Что большая книга есть

В ней рожденье и могила,

За позор - по делу честь.

И не сразу, но сбывалось,

А вопрос терзал опять:

Разве стоит даже малость

Жизни попусту отдать?!,

Что возмездье - только радость

На мгновение, на час,

Эх, была бы мама рядом,

Я б ее спросил сейчас:

Не жалеешь, что болело

И горело за других,

И какое в жизни дело

Выше горестей твоих?!,

x x x

Мне нравились стихи

Афанасия Фета,

Вот это,

например,

И еще - вот это.

Но меня на уроке

Приводили в чувство:

"Это искусство для искусства!"

Ну, и что же в этом плохо,

Спрашивал я наивно снова

И вылетал в коридор опять,

Получив по сочинению...

пять,

Но... за грамотность, а

За содержание - два!

Повезло мне с учителями

Они не были стукачами,

А бедная мама терпела,

Ее вызывали то и дело

В школу,

Где я творил крамолу:

То избил одноклассника

Антисемита,

а то

Уж и вовсе не понять Садовского:

Вслух заявил,

Что не любит Маяковского.

Боже милостивый, спасибо!

Что когда умер Великий Вождь,

Я, готовая к депортации вошь,

Был в девятом только классе,

Хотя ужасно опасен!!!

Меня не успели они посадить,

И я это все не могу забыть.

Мама, я не просил прощения,

Я, неразумный, все жаждал мщения

За то, что жизнь тебе сокращал,

За то, что то что думал, вещал.

В "мелухе", где вор на воре,

Умерла ты

в больничном коридоре,

И лаяли в этот час дворняги,

Облаченные ложью коммуняги!

x x x

Ты мне Изи Харика читала

Сколько раз читал его потом!

Словно ты со мной его листала

Вот стоит рна полке этот том.

И любая нежная страница

Голосом твоим оживлена,

Для меня навеки в ней хранится

Маминого голоса страна.

Говорят, влюбленный не однажды

Автор это все читал тебе,

И осталось в них томленье жажды

И его раздумья о судьбе.

Чуть начну читать - всегда бывает,

Слышу голос твой -его строку

Прошлое волшебго оживает,

Будущее сбито на скаку.

Эту книжку в тяжкую минуту

От костра пятидесятых спас,

Спрятал я под шарф ее, закутал,

И тепло хранит она сейчас.

В жизни ничего не пропадает Даже голос и тепло сердец,

Слышу, как больная и седая

Харика читаешь под конец.

x x x

Тот едкий страх

Игольчатый еловый

Мой приговор пожизненный не будет

Амнистии,

Нет власти,

Чтоб могла

Ее мне объявить.

Лишь я один

Преодолеть его бы мог,

Но только

Он в генах.