Михаил Салтыков-Щедрин - Современная идиллия

- Какая, однако ж, ужасная жестокость судьбы!

- Жестокость-то жестокость; однако и то нужно сказать: сам виноват. Начальство ведь тоже опасается; думает: сегодня я золотаря на перси возложу, а завтра он мне на плечи вскочит!

- Правильно.

- Вообще, сударь, в сношениях с начальством нужно как можно больше остерегаться. Почитать - почитай, но и приличия соблюдай. А еще того лучше, ежели кто совсем начальства избегнуть может.

Стр. 108, строка 15 сн. После слов: "удовольствие мне предоставь!"

- Что говорить! Удовольствие - это первее всего!

- А я что же говорю! А притом и еще: хоть вы ему и сулите бубнового туза, а он, может быть, не только без всякого туза, а еще во всем сиянии оттуда выйдет! Помилуйте! чего же, в самом деле, тетерева смотрели! Ведь этак ежели им повадку дать, так они и рады глазами хлопать да жалованье получать, А он, между прочим, человек проворный, знающий - кому же, позвольте спросить, преферанс следует оказать?

- Ну, брат, два миллиона восемьсот тысяч - это, я тебе скажу, тоже...

- Многонько - это так. Однако и тут надо сказать: не всегда количество от человека зависит. Иной спервоначалу и скромненько поступить желает, да как увидит, что вокруг тетерева хвосты распускают - ну и ожесточится. Где бы ему взять рубль - он десять да двадцать тащит, и все ему кажется мало! До того, наконец, дойдет, что сам себя не помнит: все тащит, все тащит! И не надо ему, а он все от кассы рук отвести не может. Уж это вроде как болезнь делается!

Стр. 108, строка 3-4 сн. После слов: "над уставом о благопристойности"

- Как ты думаешь, есть в этом уставе необходимость или так это, одно баловство? - обратился Глумов к Очищенному.

- Помилуйте, как же возможно! Благопристойно ли себя обыватель ведет или неблагопристойно. Когда всякий знает, что от него требуется...

- Не в том дело; я сам понимаю, что ежели начальство благопристойности требует, так, значит, нельзя без того. А стоит ли благопристойность-то эта, чтоб из-за нее нам, например, обычный порядок свой нарушать? Теперь бы вот спать залечь по порядку-то следовало, а мы заниматься должны! Стоит ли?

- Стоит-с. Ежели уж в квартале этот предмет в ходу - стало быть, неотложность в нем есть. Со мною, доложу я вам, когда я, тапером будучи, внутренней политикой занимался, такой случай был...

- Так ты и внутренней политикой занимался?

- Имел это поручение-с. Впрочем, кому же, как не таперу, и наблюсти за настроением умов? Постоянно он в танцклассах, все видит, за всем следит... А между прочим, его никто ни в чем не подозревает!

- Так какой же случай с тобой был?

- Именно насчет вот этой самой неотложности. Был я однажды, по обыкновению, у Марцинкевича - ну, и наблюл. Вижу, что дело мерзкое затевается: и колебания, и попрания, и потрясения - словом, все онеры на лицо. Мне бы, знаете, сейчас в квартал бежать, а я заместо того погоди да погоди. Выставили мне в ту пору шесть пар пива - я и раскис. И так, знаете, раскис, что совсем даже позабыл, на какой предмет я при внутренней политике состою. Помню только, что уговаривал: господа, мол, вы хорошие, а какие в вас мерзкие заблуждения скрываются! И только на другой уж день вспомнил, что надо меры принимать. Спешу, бегу - ан меня уж упредили. Еще рта разинуть не успел - слышу, что до моего прихода все потрясения кончились!

- Чай, досталось тебе на орехи!

- Не погладили-таки. Два дня в "холодной" выдержали да еще благодарить заставили, что этим дело кончилось!

Мы невольно переглянулись с Глумовым. А что, ежели и нас за неоправдание начальственного доверия... в "холодную"? Мысль эта подействовала на нас так решительно, что мы сейчас же уселись за письменный стол и приступили к делу.

----

Главы IX-XI объединены темой неизбежного вторжения в частную жизнь российского обывателя "волшебства", которое "от начальства происходит": IX глава разрабатывает одну из постоянных сатирических идей Салтыкова: "наука" "любви к начальству" и воспитанная ею трагическая привычка "среднего человека" к произволу власти, привычка, которая сообщает "жизненному процессу" "окраску еще более горькую и удручающую". В главе X прозорливо отражена тенденция к уничтожению скромных гарантий личной неприкосновенности, существовавших в пореформенной России. Наконец, XI глава уже прямо живописует "вступление в квартиру" "гостей" из полицейского начальства.

Критика подчеркнула в своих откликах жизненную истину повествований Очищенного: "весьма интересные и характеристичные рассказы о том какими путями суждено иным выходить в люди" ("Сын отечества", 1878, 12 мая, Э 107); "Повесть об одном статском советнике...", утверждалось в "Русской газете", "заключает черты, бьющие живой действительностью"; указав, что Салтыков "имеет способность попадать в самые больные места нашего общественного существования", критик отмечал реалистичность образа Очищенного. Отталкиваясь от содержания всех глав "Современной идиллии" апрельской публикации (гл. IX-XI наст. изд.), он заключал, что "Отеч. записки" - единственный "оазис" в современной литературе, и "смерть Некрасова не расстроила" журнал: в нем по-прежнему существует "единство направления", которое "питается фактами живой жизни" (1878, 23 мая, Э 97).

...дал тебе раны, аз же дам ти скорпионы. - Административный афоризм построен с использованием библейского материала (Третья книга Царств, XII, 11; см. т. 10 наст. изд., стр. 778).

Идет человек по улице и вдруг - фюитъ! - Слово, выражающее в эзоповском лексиконе Салтыкова внезапность репрессивных действий власти. См. т. 8 наст. изд., стр. 864.

...да ты не служил ли в Взаимном Кредите, что коммерческие-то операции знаешь вот хоть бы господин Юханцев... - Упомянут кассир Общества Взаимного кредита, имя которого "громом раскатилось" по России в конце 70-х годов: "Как ни притерпелась публика в последнее время к известиям о кражах всевозможного рода, но факт похищения 2 023 295 рублей общественных денег произвел впечатление" (М. Вед., 1878,29 августа, Э219).

...под знаменем внутренней благопристойности вход в квартиры - вот цель... - Меткость, с которой схвачена здесь реальная черта российского общественно-политического быта на рубеже 70-80-х годов, подтверждают документальные источники: "Нарушение законов или подготовление к их нарушению производится чаще в домах, чем на улицах, а потому полиция не может иметь характер, так сказать, исключительно уличный" (Речь одесского градоначальника ген. Гейнса чинам одесской полиции. - "Голос", 1878, 24 октября, Э 294). О том же свидетельствуют современники: "Полиция производила обыкновенный вседневный обыск, обыск, какие делаются каждую ночь в 40 или 30 квартирах неслужащих или учащейся молодежи..." ("Дневник А. В. Богданович. Три последних самодержца". М. - Л., 1924, стр. 23).

...по делу об убийстве Зона... - Нашумевшее в 70-е годы уголовное дело. См. т. 10 наст. изд., стр. 779.