Михаил Салтыков-Щедрин - Современная идиллия

В старину, когда всякий человек был приписан к своему "делу", никаких подобных кличек не существовало, а были только люди, живущие покойно. Никто в то время не называл себя ни благонамеренным, ни ненеблагонамеренным, потому что всякий понимал, что он есть сверчок, который должен знать свой шесток. Да и начальство не допустило бы никаких кличек, потому что кличка приводит за собой знамя, а знамя, пожалуй, и черт знает что приведет. Сегодня оно желтое, завтра зеленое, послезавтра красное - поди отгадывай, что сей сон значит? Всякий девиз, имеющий общественно-политический характер, обладает способностью осложняться. Сегодня он имеет смысл утвердительно благонамеренный, а завтра какой-нибудь озорник прибавит к нему крохотную частичку НЕ - и вся утвердительность пошла прахом. А как уследить, чтобы озорства не было? - глаза просмотришь, а не уследишь. Так не лучше ли возвратиться к прежним порядкам, при которых и повода к осложнениям не было. Живите спокойно, занимайтесь своим делом, если же нет дела, а есть капитал, то получайте проценты и отдыхайте.

- Спите! Бог не спит за вас! - Вот драгоценный стих, который надо восстановить у всех в памяти, ежели мы не хотим совсем затонуть в пучине перекоров и подсиживаний.

Да, давно бы пора прийти к этому заключению, тем больше пора, что даже с точки зрения "нас возвышающих обманов" политические распри наши не представляют ничего величественного. Тут души убитых, не утоленных пролитою на земле кровью, не возобновят, как в известной картине Каульбаха, сечу в воздушных пространствах (это, по крайней мере, могло бы красиво подействовать на воображение), а преспокойно останутся в том же навозе, в котором происходила и самая битва. Потому что таково свойство современных благонамеренных битв: не воины и не копья участвуют в них, а взбудораженные подьячие, вооруженные орудиями доноса и приказной ябеды.

Тем не менее я отлично понимаю, что человек, который возьмет на себя дезинфекцию навозных людей, неизбежно должен встретить на пути своем препятствия, почти непреодолимые. Все кругом споспешествует процветанию этих людей и их неистовой деятельности. Всякое уклонение жизни от обычного течения играет роль дрожжей, которые производят в навозной куче обильное брожение, а брожение приводит за собой даровой харч и перспективу беспечального жития. Иметь возможность, не ударив пальца о палец, прожить одной ябедой - вот сладкий удел, к которому всем нутром устремляются знаменосцы бездельничества. И они не только процветают материально, но и завоевывают себе право на безнаказанность и даже на почет. Ибо в навозных кучах имеется своего рода табель о рангах, в силу которой бездельник более вредный пользуется большим почетом, нежели его менее вредный собрат.

Попробуйте растолковать этим людям, что деятельность их вредна, право, они не поймут даже смысла этих внушений. Они до такой степени приспособились к "вреду", до того принюхались к атмосфере, насыщенной "вредом", что едва ли в них осталась даже способность различать между пользой и вредом. Вредом они живут, вред доставляет им и материальные выгоды, и почет - вот все, что нужно. Затем, так как они вышли из навоза, живут в навозе и в свое время неизбежно обратятся в навоз же, то и это опять-таки все, что нужно. Ничто их в человеческом смысле не трогает: ни прошлое, ни настоящее, ни будущее. История не дает им уроков и не устрашает их. Так что в смысле нападения на безоружных и хватания кусков это, несомненно, самый бесстрашный и неукротимый народ в целом мире.

Но кажется, что история все-таки со временем заклеймит гнездо ябедников и клеветников. Она не имеет права уклониться от этого акта справедливости и человечности. Посрамленный человеческий образ уже по тому одному должен быть восстановлен, что, в противном случае, жизнь превратилась бы в сатанинскую пытку, которая бессмысленно довлеет сама себе...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Стр. 142, строки 1-2 сн. Вместо фразы: "За календарь взялись? приветствовал он меня, - отлично... ха-ха!"

- Рекомендуюсь! - приветствовал он меня, - член "Союза Недремлющих Амалатбеков..." Календарь почитываете?.. Ха-ха!

Стр. 143, строки 18-19 св. Вместо: "и, наконец,

благонамеренный кранмольник"

и, наконец... захудалый Амалатбек!

Стр. 143, строка 15 сн. Вместо: "прогоревший вивер" - захудалый князь, подлинный рюрикович

Стр. 144, строки 4-22 св. вместо фраз: "А вы вот что: не хотите ли Разве вы живете хоть одну минуту так, как бы вам хотелось? - никогда, ни минуты!"

А вы вот что: хотите в наш "Союз" вступить?

- Тайный?

- Еще бы! Для тех, кто не знает, разумеется, тайный... ха-ха!

- Ни за что!

- Что так?

- Просто не вижу надобности прибегать к тайне, ежели могу явно...

- А явно - это особо! И тайно и явно - милости просим... ха-ха! За явные дела - награда; за тайные - вдву по тому ж... хорошо? Вы подумайте только: людей-то каких у нас встретите... малина! Нуте-ка, раз-два-три... благослови господи... по рукам!

- Не могу.

- Чудак вы! Ну рассмотрите, что такое есть ваша жизнь? - ведь это катастрофа, а не жизнь!

4) Черновая рукопись главы XV, отличия которой от печатного текста несущественны.

В журнальной публикации имелось подстрочное примечание к главе XII:

Первые главы были помещены в "Отеч. зап." 1879 и 1880 гг. Мне во второй раз приходится извиняться перед читателями в перерыве, допущенном. в: изложении предлагаемой истории. Считаю нелишним, в коротких словах, напомнить, в чем дело. Герои рассказа (сам рассказчик и друг его, Глумов) люди умеренно-либерального направления, о которых тем не менее идет слух, будто они, сидя в квартирах, "распускают революции". Зная, с какой легкостью такого рода слухи находят доступ к сердцам, герои наши предпринимают целый ряд действий, которые, по мнению их (весьма, впрочем, ошибочному), должны доставить им репутацию несомненной благонамеренности. Прекращают рассуждение, предаются исключительно питанию и телесным упражнениям, входят в дружеские сношения с сыщиком и через него получают доступ в квартал. В квартале они до такой степени пленяют всех своею скромною рассудительностью, что начальник квартала предлагает одному из них жениться на "штучке" купца Онуфрия Парамонова, занимающегося банкирским делом в меняльном ряду. К счастью, является на выручку адвокат Балалайкин, который соглашается, за умеренное вознаграждение, вступить с "штучкой" в фиктивный брак. Оказывается, однако, что Балалайкин уже женат, но это нимало не останавливает героев рассказа, которые (конечно, ошибочно) полагают, что и устройство двоеженства может входить в программу благонамеренности. Поэтому они не только не отступают от своего плана, но предполагают совершить и еще два подвига: окрестить жида и принять участие в подделке векселей. Во всем этом им оказывают содействие: во-первых, бывший тапер в пансионе (без древних языков) Кубарихи, Иван Иваныч Очищенный, ныне женатый на содержательнице гласной кассы ссуд и, сверх того, состоящий вольнонаемным редактором газеты "Краса Демидрона", во-вторых, письмоводитель квартала Прудентов и, в-третьих, брантмейстер Молодкин. Купно с этими последними герои проектируют "Устав о благопристойном поведении", в котором, по обстоятельствам, с каждым днем ощущается все более и более настоятельная надобность. Рассказ прерывается на том месте, когда начальник квартала Иван Тимофеич, передает действующим лицам приглашение на обед к "штучке" купца Парамонова. На этом обеде Балалайкин должен быть представлен невесте, а потом и обвенчан.