Михаил Салтыков-Щедрин - Современная идиллия

Но, вопреки его пророчествам, она и сейчас стоит целехонька, хотя, видимо, с каждым годом изнывает, приобретая все более и более опальный характер.

- Да вы бы, голубчик, велели курочку поймать! - попытался Глумов пронять Разноцветова лаской.

- Поймать курицу можно, только ведь в горсти ее не сваришь, - ответил хозяин угрюмо.

Однако ж дело кое-как устроилось. Поймали разом двух куриц, выпросили у протопопа кастрюлю и, вместо плиты, под навесом на кирпичиках сварили суп. Мало того: хозяин добыл где-то связку окаменелых баранок и крохотный засушенный лимон к чаю. Мы опасались, что вся Корчева сойдется смотреть, как имущие классы суп из курицы едят, и, чего доброго, произойдет еще революция; однако бог миловал. Поевши, все ободрились и почувствовали прилив любознательности.

- Хозяин! есть у вас достопримечательности какие-нибудь?

- Собор-с, - отвечал Разноцветов несколько ласковее, убедившись, что впереди его ожидает пожива. - Евангелие-с... крест напрестольный...

- А кроме собора... например, фабрики, заводы?..

- Нет, заведениев у нас и в старину не бывало, а теперь и подавно.

- Чем же вы занимаетесь?

- Так друг около дружки колотимся. И сами своих делов не разберем.

- Может быть, кружева плетете? или - ну, что бы еще? - ну, ковры, ленты, гильзы?..

- У нас, сударь, пуговицу пришить некому, а вы: "кружева"!

- Что же вы делаете?

- Пакенты платим. Для пакентов только и живем.

- Чудак! да ведь на патенты-то откуда-нибудь достать надо.

- Затем и колотимся. У кого овца заулишняя выскочит - овцу продаст; у другого наседка цыплят выведет - их на пароход сбудет. Получит рублишко пакент купит.

- Ах, голуби, голуби! - жалостливо воскликнул меняло.

Это было до того необыкновенно - эти люди, живущие исключительно для покупки патентов - что Фаинушка слушала-слушала и расхохоталась: ах, как весело! Но тотчас же притихла, как только увидела, что Глумов бросил на нее молниеносный взгляд.

- Стало быть, осматривать у вас нечего?

- Собор-с, - повторил Разноцветов, а через секунду припомнил: - Вот еще старичок ста семи лет у нас проживает, так, может, на него посмотреть захотите...

Мы переглянулись, и на всех лицах прочли: булок нет, заведений нет, кружев не плетут, ковров не ткут - непременно на старичка взглянуть надо!

Между разговорами и не видали, как время прошло. Опять приволокли самовар, усадили с собой хозяина и стали вторично нить чай. За чаем завели разговор о том, каким бы образом поднять умственное и экономическое положение Корчевы.

- Вам бы каплунов подкармливать. Вон Ростов - далеко ли? - а как через каплунов процвел! - предложил Глумов.

- Никак нам это невозможно, - ответил Разноцветов скромно.

- Почему же?

- Никогда наш каплун против ростовского не выйдет!

- Да отчего же, голубчик?

- Так уж... в Ростове "слово" такое знают - оттого и каплун тамошний в славе. А наш каплун - хошь ты его раскорми - все равно его никто есть не станет.

- Ах, господи!

- Вон в Кимре сапогом промышляют, - в свою очередь продолжал я, - и вы бы, на кимряков глядя...

- Тоже и насчет сапога. Местом это. Коли где ему природное место - он идет, а коли место для него не потрафило - хоть ты его тачай, хоть нет, все едино! От бога не положено, значит...

- Голубчик! да что же вы так уж обескураживаетесь... подбодрились бы, что ли!

- Немало бодриться пытали. И сами бодрились, и начальство бодрило. Был здесь помещик один - уж на что прокурат! - сахар вздумал делать... Свеклы насеял, завод выстроил. Ан, вместо свеклы-то у него выросла морковь.

- Что вы!!

- Верно докладываю. Такая, стало быть, здесь земля. Чего ждешь - она не родит, а чего не чаешь - обору нет!

- Как же бы, однако, помочь вам?

- Как помочь! была было помощь, да и та мимо проехала!

- Что же такое?

- В прошлом годе Вздошников купец объявил: коли кто сицилиста ему предоставит - двадцать пять рублей тому человеку награды! Ну, и наловили. В ту пору у нас всякий друг дружку ловил. Только он что же, мерзавец, изделал! Видит, что дело к расплате, - сейчас и на попятный: это, говорит, сицилисты ненастоящие! Так никто и не попользовался; только народу, человек, никак, с тридцать, попортили.

- А вы бы стребовали с Вздошникова-то?

- Кто с него стребует, с выжиги экого. Он нынче всем у нас орудует, и полицу, с исправником вместе, под нозе себе покорил. Чуть кто супротивное слово скажет - сейчас: сицилист! Одним этим словом всех кругом окружил. Весь торг в свои руки забрал, не дает никому вздыху, да и шабаш!

- Чего же исправник-то смотрит?

- Нельзя, говорит, ничего не поделаешь... Потому человек на верной линии стоит... это Вздошников-то! Ах, кабы знато да ведано!

- И вы бы?

- А то как же... всякому свово жалко... Одно только слово, ан оно дороже сахарного завода стоит! Знай кричи, сицилист! - да денежки обирай! Сумели бы и мы.

Разноцветов отер пот с лица и озабоченно почесал живот.

- Вон брюхо какое вырастил... с чего бы, кажется? - сказал он уныло, а оно, между прочим, есть просит!

- Так вы кушайте! - пошутила Фаинушка.

- То-то, что...

Он постепенно ожесточался. Взял со стола окаменелую баранку и сразу перегрыз ее пополам, точно топором рассек. И при этом показал сплошной ряд белых, крепких и ровных зубов.

- Зубы-то у вас какие! - удивилась Фаинушка.

- И зубы есть... и брюхо, и зубы... только на какой предмет?

Очищенный обиделся: ему показалось, что Разноцветов ропщет.

- Ах, Никифор Мосеич! как это вы так! Зубы от бога, а вы: на какой предмет!!

- Вот это самое я и говорю. Зубами грызть надо, а ежели зря ими щелкать - что толку! То же самое и насчет брюха: коли в ем корка сухая болтается ни красы в ем, ни радости... так, мешок!

Разноцветов перекусил другую баранку и замолчал. Молчали и мы. Фаинушка закрыла глазки от утомления и жалась к Глумову; меняло жадно впился глазами в хозяина и, казалось, в расчете на постигшее его оголтение, обдумывал какую-то комбинацию.

- А по-моему, хозяинушко, начальство слабенько за вами присматривает, вновь начал Очищенный, - кабы оно построже вас подтянуло, так и процветание давно бы явилось,

- И начальство у нас бывало всякое, - ответил Разноцветов, - иной начальник мерами кротости донимал, другой - строгостью. Было у нас разговору! Отчего у вас фабрик-заводов нет? отчего гостиный двор не выстроен? отчего пожарной трубы исправной нет? каланчи? мостовых? фонарей?.. Ах, варвары, мол, вы!

- Так неужто ж только на этом одном благие начинания и кончились?

- Кабы кончились! А то месяц дадут дыхнуть, и опять за свое: отчего фабрик-заводов нет? Отчего площадь немощеная стоит?.. Ах, растакие, мол, вы варвары!

Разноцветов перекусил третью баранку, опрокинул чашку, положил на дно крохотный огрызок сахара и грузно снялся со скамейки.

- Прощенья просим! За чай, за сахар! - поблагодарил он и хотел уже удалиться, как вдруг что-то вспомнил и совсем уже ожесточился.