Даниил Салва - Стена моего путешествия

P.S. Я закончил писать рассказ о Жинолле, позвонил Ирине и тут же прочёл ей написанное. Я сказал ей, что, чем больше у че- ловека времени на раздумье, тем дальше он от мысли о самоказ- ни. Ирина же раскрыла другую, вторую, сторону: я-де отсчиты- ваю время до десяти и поэтому без семнадцати десять "больше", чем без пятнадцати. Но если вести отсчёт по времени текущему, то больше времени подумать было до без пятнадцати, а не до без семнадцати. И следовательно, изложенное приобретает обратный смысл.

Давайте попробуем влезть в шкуру Жинолла... Да не думал он ни о чём! Не мог думать! Ему тогда что минута, что час. Не мог он думать - НИ-О-Ч?М! Решение уже сидело в нём - в его голо- ве и теле. То решение, к которому он шёл, созревая, как плод, который видел и дождь, и солнце, и грозу, и ветер, и небо, и всё вокруг - и стал, каким стал. Наш Жинолл (уже наш, а не мой) всего лишь оружие. Просто Боливар, как известно, выносит только одного. Такая, видите ли, привычка...

Позвольте мне смелость посвятить строки о Жинолле арестан- ту, которого незаконно обвинили в пропаже денег из кассы бан- ка, а также автору "Дорог, которые мы выбираем". Интересно, он и вправду не брал денег из той злополучной (а может, и нет) кассы?

15

- Данечка, мне двадцать пять. Я хочу замуж, хочу детей, дом, спокойствие.

Я хочу, чтоб во мне потихонечку светился огонёк.

Понимаешь?! Потихонечку... Огонёк, а не пламя, которое взрывается, а потом гаснет. А потом надо вновь разводить костёр.

- А как насчёт жить? - спросил я.

- А я хочу так жить...

16

Сейчас пишу книгу - книгу моих чувств. Мне двадцать пять. Как хорошо, что была юность. Я так счастлив, что была юность! Она и сейчас ещё немножко есть. Она всегда немножко будет.

У человека должны быть воспоминания. Это, когда откидыва- ешься в кресле и закрываешь глаза. А ещё должны быть воспоми- нания, когда едешь один в машине и ничего вокруг, кроме тишины да тебя самого. Надо следить за дорогой, поэтому особо не размечтаться, и тогда приходит фон воспоминаний. Хочется верить, что меня сейчас понимают,- пусть каждый на свой лад (как же может быть иначе?!). Давайте простим себе всё плохое и хорошее. Мне двадцать пять... Хорошо, что была юность.

*****

Легче всего сказать: "Бог".

Труднее - всё сделать и сказать: "Бог".

Труднее всего - всё сделать и не сказать ничего.

Легче всего - сказать.

Труднее - не сказать.

Труднее всего - думать "..." и не говорить.

Легче всего.

Труднее.

Труднее всего.

*****

Двенадцать часов ночи. Маленькая улочка, на которой я живу, убегает от широкой магистрали, забирая у неё последние капли тишины. Мой первый этаж. Балкон. Меня притянул еле слыши- мый звук трубы. Какая-то джазовая мелодия, нарочно сбиваю- щаяся и продолжающая плавно литься. Только труба... Интересно, можно ли нарисовать джаз?..

Два трёхэтажных дома, смотрящих друг на друга балконами. Жарко и влажно поэтому все окна и двери балконов, а также жалюзи открыты. У кого-то напротив, на третьем этаже, уста

17

новлен мотор кондиционера, с которого через равные полсе- кунды капает вода. Эти капли бьются о жесть, которая встре- тилась им на пути, на своё и окружающих жильцов горе. Где-то включили телевизор - передают новости, которые пытаются заглушить джаз (уже подключились фортепиано и ударные). Новости громче, а джаз лучше. Слышно и то, и это... Капли продолжают свою работу; кто умрёт раньше - жесть или мотор? Ставлю на жесть... Передумал. Ни на кого не ставлю.

Обшарпанные стены домов не огрызаются, но мягко, по-стар- чески, улыбаются - чего уж там. Маленькая аллейка между зданиями, шириной в несколько метров, кажется частью домов, как единого ансамбля. То там, то здесь решётки на окнах. Старые дома... Кое-где висит стираное бельё. А фасад - как будто только построили.

18

Я очень давно решил написать книгу, ещё не было сегодняш- него меня, не было того окружения, что есть сегодня, и для меня, зависящего более от того, каким я сам его вижу, не было сегодняшнего понимания, ощущения. Брызнул какой-то блик в сознании, какой-то сигнал, ещё не понятый мною самим. Потом, позже, этот сигнал, но уже как-то по-другому, вновь напомнил мне о чём-то внутреннем, о чём-то таком, что способен услы- шать только я. А потом снова и снова эти зёрна падали, но не вырастали; наверное, не созрела тогда ещё сама земля для этих зёрен. Тогда ещё не было Кристины, тогда я не осознавал, не мог пока увидеть таких тем, произведений, чувств, которые нельзя, невозможно ни с кем обсудить, не обязательно связанных с лю- бовью, разлукой, лирикой, смертью, но просто тем, чувственных тем, состоящих из слов, красок, киноплёнок, нот, молчания... Или, может быть, да, - можно было обсудить? Но был, появ- лялся, я это прекрасно помню, тот блик.

Я и сам внутренне успокоился. Или, может быть, просто открыл для себя новые чувства: мне хорошо и спокойно; мне хорошо, потому что спокойно; я не бегу; время остановилось; мы просто сидим и болтаем и можем сидеть так вечно, - нет, я не сошёл с ума, я про чувства... И, наконец, книга. И тоже уже что-то другое: не сейчас, не десять страниц в день, а пусть само, пусть полный, зрелый плод, удовлетворение от того, что ты пишешь и как ты пишешь.

То время оголило меня. Роман с Кристиной. Мы оба студенты. Живём в общежитии, у каждого своя комната, и весёлое, без- заботное время, если не считать трудный старт, разные хара- ктеры и бессонные ночи, связанные с этими самыми характе- рами. Потом тяжёлый разлад, трещина в отношениях, расцветающая как раз, когда у меня начинают появляться деньги, мы оба работаем в летние каникулы, снимаем двухэтажный кот- тедж... Я потом ещё ездил посмотреть на этот коттедж: дом, рассчитанный лишь на двоих. Первый этаж - только салон, кухня и ванна, а наверху - огромная спальня. Интересно, я припоминаю свои чувства - я ни о чём не думал, не анализи- ровал, не сожалел, не вспоминал, а так... просто приехал

19

посмотреть на этот первый и последний наш общий дом. Он находился на самом краю огромного земельного участка с такими же домами как наш, и утром можно было увидеть нежный, цветной, неземной туман, его светло-голубую про- хладу.

В первое наше утро в том доме я проснулся первым. Я стоял совершенно голый у окна. Красота тумана настолько оглушила меня, что я не услышал, как поднялась с кровати Кристина. Она обняла меня и тихо сказала: "Я почувствовала, что тебя нет рядом со мной, - и добавила, - какая красота!"

Да, та пропасть имела своё начало именно в этом прекрасном, сказочном доме.

Домашние заботы? - нет, я мог этого вынести, тем более что большую часть работы по дому несла на себе она. Проблема была глубже: Кристина впервые предпочла провести отдых отдельно, работать где-то в другом месте, рядышком со сво- ими родителями, иногда мне звонить, видеться раз в пару недель (если вообще) и... вернуться к нашей совместной жизни к началу нового учебного года. Первый раз наши синусоиды серьёзно не совпали, но мой эгоизм победил - она приехала, изменив планы, и была со мной. Кстати, до сих пор не жалею об этом. Понимаю, что эгоистично... да, понимаю, что, может, было бы потом лучше, но нет, не отдал бы те дни... Я нуждался в ней, я не мог быть без неё, мне не спалось без Кристины, моей Кристины. Я получил то, что по праву, простите, принадлежало мне. В конце концов! - уже кричу я,- женщина ради своего мужчины меняет свои планы!.. Ничего, к чертям, это не изменило бы в будущем, не созданы мы друг для друга! И мне плевать, как называется то, что я брал от жизни всё, что мог, и смотрит ли на меня сейчас Бог. Да, да, плевать, мать твою божью!