Марианна Баконина - Школа двойников (1 и 2 части)

- А он что?

- Совсем приторный стал, за плечи Леночку приобнял, говорит: "Это вы занимались гримом на этом фильме! Я восхищен!" - Марина так произнесла последнюю фразу, что Лизавете сразу вспомнился большой бал у Воланда и крики Бегемота: "Я восхищен, я восхищен!" Ей подумалось, что и продюсер, должно быть, похож на кота - жирного, ласкового и несимпатичного.

- А зачем ему был нужен этот портретный грим?

- Бес его знает, - пожала плечами Марина. - Но он несколько раз переспросил: "Вы и портретный грим можете? Любого двойника сделать умеете?"

- Двойника? - машинально переспросила Лизавета. Это редкое в общем-то слово она слышала слишком часто. И слово теперь казалось ей зловещим. От него веяло замогильным холодом. Лизавета почувствовала, что у нее леденеют ладони. - Он так и сказал - "двойника"?

- Вот, вот... Ленка молчит, а я и ляпни, что Ленка лучший мастер по портретному гриму в городе, кого хочешь "сделает". Тут продюсер как крыльями захлопает, как закричит, что Леночка - именно тот человек, которого он всю жизнь ищет...

Марина замолчала, часто моргая глазами. Потом спросила:

- Значит, это он...

- Да не знаю я, - Лизавета старалась говорить как можно убедительнее, - и никто не знает. Ведь ни милиция, ни кто другой толком Леночку и не искали. Муж даже не знал, в какую командировку она уехала, мы только вчера Новоситцева нашли. Понимаешь? - с напором спросила Лизавета.

- Ага, - многозначительно согласилась Марина, а Лизавета продолжала:

- Я не знаю, но все может быть. Постарайся вспомнить дословно, о чем дальше шла речь. Только точно. - Марина послушно кивнула. - Это очень важно, для Леночки прежде всего.

- Сейчас, погоди. - Марина смяла окурок в пепельнице и прикрыла рукой глаза. - Он сказал: "Вы тот самый человек, которого я давно ищу!" Леночка промолчала, нам этот продюсер вообще не нравился. Тогда он повторил: "У меня для вас есть работа, хорошая, денежная". - Марина остановилась и облизнула пересохшие губы. - Я не могу ручаться, что повторяю дословно, но смысл был такой. Леночка ответила, мол, денежная работа понятие растяжимое и все зависит от того, что надо делать. Он сказал: "Конечно, конечно, договоримся", - и ушел.

- Это все? - Лизавета пристально смотрела на гримершу.

- Все... - Та опять потянулась к сигаретам. - Вроде все...

- Видишь, мы не знаем, что случилось. А чтобы Леночке не повредить, надо действовать очень осторожно. И никто ни о чем не должен знать. Тут все зависит о тебя... Ты, по сути, видела ее последней.

- Я понимаю...

- И еще вопрос. Что он сказал, когда уезжал с Леночкой? Они когда уехали?

- Часа через два после этого разговора. Что он говорил? Да ничего, я его и не видела. Леночка прибежала, засобиралась, все повторяла, что такая халтура бывает раз в жизни. Видно, он ей что-то пообещал. Я согласилась ее отпустить. Там и работы оставалось всего ничего - актрису попудрить...

- Больше тебе этот продюсер не звонил? - Лизавета старалась не упустить ни одной подробности. Марина отрицательно покачала головой:

- Нет, и вообще он "продюсер" только по названию, нас Новоситцев нанимал.

- Как ты думаешь, сколько он ей заплатил?

- Не знаю. - Марина сделала большие глаза. - Честно не знаю. Тут как кто договорится. Я даже не представляю, сколько Леночке платил Новоситцев! - Лизавета была убеждена, что гримерша говорит правду: западная манера хранить в секрете собственные гонорары прижилась у нас на удивление быстро.

- Вроде все. Ты понимаешь, что если кто-то узнает о нашем разговоре, то этот продюсер уйдет в подполье и мы ничего не выясним про Леночку?

- Понимаю, что я - маленькая? - возмутилась Марина.

- Все зависит от тебя - никому, ни одной живой душе!

Люди любят, когда от них зависит "все", и Марина охотно согласилась хранить тайну, даже от соседок по гримерке.

- Ясно. Значит, договорились - никому...

- Да что ты, как рыба... - На том они и распрощались. Но Лизавета знала, что о командировке в Выборг и отъезде Леночки с продюсером Новоситцева в гримерке и костюмерной узнают практически немедленно. Иначе на телевидении не бывает. Здесь секрет - это то, о чем рассказывают не всем подряд, а только десятку особо близких друзей. Зато была надежда, что каждого посвященного Марина предупредит и до продюсера разговоры не долетят. А остальные - пусть болтают. Телевидение - это на семьдесят восемь процентов слухи и сплетни.

Проводив Марину, Лизавета осталась в кабинете одна - вернее, наедине с угрызениями совести. Не прошло и двадцати четырех часов, как она дала слово не заниматься всяческими расследованиями. Сие "чудище зубасто" терзало ее довольно сильно, и она утешила себя в стиле Скарлетт О'Хара: "Я подумаю об этом позже". Лизавете нравился придуманный героиней "Унесенных ветром" способ вступать в сделку с собственной совестью. Сама Скарлетт ей тоже нравилась. Чуть ли не первая героиня-одиночка... Эгоистка, умевшая сражаться за жизнь, свою и близких, пуская в ход зубы, ногти и кремниевые ружья... Ее оружием были кокетство и ложь. Но она же и доказала: отчаянная жажда жизни, приправленная не менее отчаянным себялюбием, - вовсе не отрицательные качества.

Пишущая домохозяйка Маргарет Митчелл нанесла сокрушительный удар по ханжеским идеалам: любить жизнь не стыдно. Только те, кто любят жизнь, могут выжить при любых обстоятельствах. И выживают, и помогают выжить другим.

Лизавета еще раз повторила заветные слова "Я подумаю об этом позже" и стала собираться домой.

ДАЙ СПИСАТЬ

На столе в кабинете Саши Маневича стоял красивый новый диктофон, его гордость и радость. Мощная машинка, которая могла ловить звук даже через карман куртки. Лизвета и Саша только что отслушали полную запись весьма плодотворной беседы.

Свой разговор с продюсером Новоситцева Саша Маневич записал на диктофон, потому что у него не было другого выхода. Он хотел иметь в руках материальный итог беседы, которой добился с таким трудом. Сначала Саша, позвонив по телефону, попытался сразу же договориться о съемках. Он пространно рассуждал о технологии предвыборной борьбы, о том, как важно именно сейчас рассказать зрителям о роли выборных организаторов-профессионалов, об имиджмейкерах, а лучший пример - именно его собеседник, Олег Целуев.

Целуев стойко сопротивлялся. Прямо как боец из маки - так французские партизаны отбивались от вопросов гестаповцев.

- Представляешь, изображал из себя идейного борца с телевидением и притворялся, что не выносит даже вида камеры! - Саша уже полчаса расписывал Лизавете, с каким трудом он пробился к этому человеку. - Делал вид, что общение с прессой вызывает у него аллергию.

Саше это показалось подозрительным. Лизавете тоже. Такая камеробоязнь для этой публики вообще-то не типична. Торговцы воздухом, а политическая реклама - призрачный товар, обычно рады-радешеньки заполучить бесплатный эфир, рады хоть как-то засветиться на телевидении или в газетах. Господин Целуев отстаивал свое право на приватный бизнес с яростью хорька, попавшего в капкан. Лапу собственную отгрыз бы, лишь бы отделаться. Саша гордо выпрямился: