Сергей Городецкий - Избранные произведения. Том 2

И была невыразимая скорбь для его друзей в возможности каждый день слышать его голос и не видеть его самого. Как будто злые силы сказок заколдовали его…

И когда эти силы одолели его, отняли у него любимейшее, что было — жизнь, показалась весть об этом несправедливейшей и жесточайшей обидой. Нестерпимо было видеть черный крест рядом с именем Ан. К. Нестерпимо было видеть черный огромный ящик посреди товарного вагона. И горькой жалобой казались деревенские гирлянды цветов и среди них синих васильков — любимых цветов Ан. К.

Но были те дни очень солнечными. Расщедрилось солнце, провожая своего сына. И сквозь мои слезы слышались мне в солнечных лучах в чудесном соединении звуки музыки Ан. К. и его бархатного голоса.

Вскоре после похорон Ан. К. я посетил, по ласковому приглашению его вдовы, комнату, где он жил, думал, работал и читал почти всю свою жизнь.

Большая комната старинного типа, убранная скупо, но со строгой обдуманностью, не имела ни одного лишнего предмета, ни одной ненужной вещи. В левом от входа углу рояль, у левой же стены диван, на котором сидел Ан. К. в бессонные ночи и читал, перед ним маленький столик с лампой. Все самое обыкновенное, но удобное и облюбованное. Над диваном портрет Шопена. У той же стены небольшой шкаф с книжками, тщательно переплетенными, с письмами Вагнера и «Ecce Homo» Ницше в центре. У окон два стола, рядом, письменный и ломберный, с самыми необходимыми вещами. На письменном разрезной серебряный ножичек, сделанный по заказу. На ломберном несколько листов нотной бумаги с начатым кое-где начертанием нот. У окон же, в правом углу, сильно разросшиеся кусты. Ан. К. говорил про них, что когда он смотрит в их листву, то видит в ней всяческие физиономии, «рожицы» разной твари. Направо дверь в столовую, телефон с креслом под ним и камин. Вот и все убранство комнаты, этой изящнейшей пустыни, приюта стольких дум, хранилища стольких сокровищ музыки.

Тут же я получил от вдовы Ан. К. четыре альбома рисунков Ан. К., несколько акварелей на отдельных листах, а немного позже три тетрадки стихов.

Ан. К. был и живописцем и поэтом. <���…>

Большую аналогию своему умонастроению Лядов нашел в Гансе Христиане Андерсене. Тяга к сказке, нежная насмешка над противоречиями сказки и действительности, жившие всегда в душе Ан. К., нашли себе в сказках Андерсена щедрую пищу. На протяжении всей жизни Андерсен был одним из любимейших писателей Лядова. Ан. К. читал его многократно, писал о нем восторженно в письмах к друзьям, заставлял их читать его, дарил им его сочинения.

Сколь любовное было у него отношение к Андерсену, столь же презрительное к той грубой подделке под юмористику, которая последние годы так распространилась в России.

Юмор Лядова был глубок, и скорбь занимала в нем большое место. Храня в душе своей целые миры высшей гармонии, где все прекрасно, стройно, справедливо, и обладая любвеобильной наблюдательностью к несовершенному земному миру, где так много безобразного, неправедного, некрасивого, Ан. К. был юмористом обаятельным.

На перепутье между первой своей родиной — музыкой и второй — землей он встретил, пригрел и увековечил множество уродцев, всякой твари, застрявшей между бытием и быванием. Какой-нибудь «Михайло-кортома, пожарная голова еловая кожа, сосновая рожа» возбуждал в нем столько жалости, что он писал о нем «Забавную» (ор. 22), где, высмеяв любовно уродца, провожал его плачущими аккордами нежной скорби, причем 10 тактов тратил на описание, а 14 на бессловесное раздумье и рыдание о судьбе несчастного. Еще раньше, в ор. 14, взволновали его шесть строчек мифологической песенки:

И в этой изумительной «Забавной», неподражаемо изображая неуклюжие скачки косого беса, Ан. К., быть может, еще бессознательно дает почувствовать всю горемычность несовершенной жизни.

И жутко слушать веселенькую песенку того же опуса про зайчика:

Богатейший материал для характеристики юмора Ан. К. дают альбомы его рисунков.

Дар к рисованию был у Ан. К. несомненный. Он перешел по наследству к сыну его Михаилу, за успехами которого Ан. К. следил с большим вниманием и заботливостью.

Рисовал Ан. К. на обрывках бумаги для своих детей, для выставки, которая устраивалась ими на стене, всегда для кого-нибудь. Альбомы заполнены рисунками для Е. М. Т. — и редкий случай — датированы. Дата: лето 1903. В первом альбоме 39 рисунков, во втором — 34, в третьем — 28. Все рисунки карандашные, все с текстом, и все представляют собою ту мифологическую карикатуру на лиц разных профессий, которая оказалась наиболее удобной формой для юмора Ан. К. Мифологической мы ее называем потому, что Ан. К., кого бы ни рисовал — певца, попа, курсистку, судью, актера, военного, учителя, чиновника, мещанскую девицу, поэта, философа, провизора, абиссинца, лакея, певчего (рисовал он всех), — метод высмеивания был у него всегда один: подвести героя к формам, типичным для полубытия, для жизни полузвериной, получеловеческой, выискать в герое тварь. (Очень часто Ан. К. на этом пути создавал чистейшие мифологические формы, о которых мы говорим ниже). Именно этот мифологизм, придает его карикатурам детски божественную незлобивость. Все формы жизни благословенны. Уродцы не виноваты, что они уродцы. И потому пусть живут. Едва ль не про каждого из своих уродцев Ан. К., высмеяв его, мог сказать: «Ведь он такой милый».

Многие из уродцев имеют имена, выдумывать которые Ан. К. был такой мастер. Зачастую в надписях заключается целая характеристика.

Альбом 1, № 7. «И что же это такое, право, тетенька? Как к барышне подойду — так и замлеет». Тетенька. «Да уж с лица ты, Пашенька, очень уж аппетитен: как булочка беленький». И нарисован низколобый, круглоносый, в клетчатом костюме с бантом урод.

№ 15. Домашний учитель. «Скажи, Васенька, что мы видим летом?» Васенька… (молчит). Уч. «Мы видим летом природу во всей ее красе».

№ 19. «Мамаша, почему мужчины про меня говорят: вот так штучка!»

№ 22. «Кретин собирается купаться».

№ 28. «Я страстный мужчина! — Посмотрите на губы».

№ 32. Мать (говорит). «Мамаша, я его люблю! Люблю! — Какая глупость! А любить мать тебе мало?»

№ 37. Ногидополу (грек). «А хочешь халвы, душа мой?»

Альбом 2, № 17. «Я твоя… бери!.. — Простите, ради бога, — я пошутил».

№ 21. «Вы вечно недовольны, всегда с надутыми губами, мне такого чиновника не надо!» — «Ваше Пр-ство! Это у меня уж от рождения так».

№ 28. «Соблюдайте пост, братья мои!»

Альбом 3, № 1. «Маменька, я, как Магомет, хочу создать новую веру для своего народа». — «Ах, Васенька! молился бы ты лучше богу — право, слушать страшно!»