Сергей Городецкий - Избранные произведения. Том 2

Мосьян и Тигран, выпивавшие без закуски, сидя над самым краем обрыва, быстро встали и пошли в дом. Артавазд, шатаясь от дум, пошел за ними.

Все улеглись по койкам. Проспав часов шесть, на заре тронулись в путь.

— Вы говорили, что там, впереди, небезопасно? — уже сидя в фаэтоне, спросил генерал Ляхоцкого.

— В пределах моего района — спокойно. У вас весь день уйдет на подъем к Чуха-Гедукскому перевалу. Грандиозные картины! За перевалом, ближе к Вану вы попадете во владения курдского князька Бегри-бека. Его царство называется Хошаб. Он любопытный тип. Местный Вильгельм Телль: выстрелом сбивает яблоко с головы сына, но и сын может выбить у него изо рта папиросу.

— А курды наши союзники или враги?

— В моем районе, когда я здесь, — друзья. Уйдем — не знаю.

По берегу желтой и пустынной речки потянулся отряд в гору. Долина подымалась незаметно, но волны реки все убыстрялись и берега суживались. Шаг лошадей становился медленней, дорога стала крутить. Башкала осталась далеко внизу, и стало видно, на каком уступе она повисла над пропастями, защищенными со всех сторон стенами скал. Чем выше, тем пейзаж был унылей. Казалось, будто едешь с косогора на косогор, и часто часами ничего не было перед глазами, кроме подымающейся плоскости, скучно подпирающей пустое небо. И вдруг с вершины одного из косогоров открылся пейзаж, как будто обнаружился процесс сотворения мира. Природу здесь можно было подглядеть за работой. Шире и дальше, чем мог охватить невооруженный глаз, расстилалась котловина. Со всех сторон в нее спускались горы — террасами, ярусами, площадками, срывами, как будто здесь производились грандиозные земляные работы для постройки промышленного гиганта. Только машин и рабочих не было видно, потому что рабочими были вода, ветер и солнце. Река, извиваясь, неслась синими полукольцами в центре долины. Рядом с ней, несколько выше, как белая спутанная нитка струилась дорога. А вокруг век за веком, миг за мигом осыпалась почва, выветривались известняки, обнажались граниты, в них появлялись трещины, вода размывала их, разламывалась порода, расщемляясь на щебень, песок и пыль, опять появлялась почва, ветер приносил семена, и опять зеленела трава.

Спуск уже закончился, когда дорогу преградила веселая горная речка. Артавазд с казаками быстро взял ее вброд, и конь вынес его вперед. Дорога шла среди широкой луговины.

Из-за края ее поднялась и понеслась навстречу какая-то черная, продолговатая полоса. Не сбавляя ходу, Артавазд пригляделся и, чуть не вылетев из седла, на всем скаку остановил лошадь. Сомнений не было: навстречу мчались курды.

Артавазд оглянулся: генеральский фаэтон лениво выбирался из воды. Расстояние между фаэтоном и Артаваздом галопом покрывал Мосьян с винтовкой на изготовке.

— Проезжай скорей! — донесся приказ генерала вознице.

Черная полоса выросла в отряд скачущих курдов. Уже видны были цветные пятна головных уборов и кушаков. Отряд генерала Ладогина сгрудился.

От страха генерал прилип к скамейке. Другой офицер суженными глазами, как бы выбирая цель, всматривался в приближающихся курдов, стоя на подножке фаэтона. Тиграну показалось мало одной винтовки, и он выхватил другую из-под ног офицеров, забыв всякую субординацию. Мосьян занял позицию на краю дороги. Казаки встревоженно остановились впереди фаэтона, ожидая приказаний. Артавазд присоединился к ним. Любопытство боролось в нем со страхом.

«Их больше ста человек, — думал он, — а нас и десятка нет. Что они сделают? Винтовки держат наперевес. Значит, стрелять не собираются. Выхватят сабли? Вот сейчас, через минуту, режущая сталь со страшного размаха вонзится в мое тело?..»

Сцена последнего прощания с отцом, с семьей как вздох ветра пронеслась в его голове, и сейчас же он заметил, что совершенно необычайной зоркостью видит мельчайшие подробности одежды и вооружения курдов. Зеленые и синие нитки бахромы на бронзовых лицах, складки коротких, развевающихся, как юбки, казакинов, патронташи, лошадиные гривы — все эти мелочи, слипаясь в мохнатый, угрожающий комок, казалось, через глаза Артавазда входили в него самого и наполняли его странной тоской. Но струйка любопытства пробивалась сквозь тоску все сильней. Он тронул лошадь и оказался совсем вблизи курдов, когда они на полном ходу остановились перед отрядом генерала Ладогина. Казаки замерли, не понимая, почему не слышно никакой команды. Генералу Ладогину стало тесно в его застегнутом френче.

Тогда высокий, сухой курд с большим хищным лицом тронул лошадь на несколько шагов вперед. Чуть отступя, за ним двинулся второй курд.

Судорога, охватившая отряд генерала Ладогина, разрешилась.

По каким-то в детстве прочитанным романам генерал Ладогин хотел вспомнить какой-нибудь подходящий ритуал для встречи с вождями диких племен, но два курда уже стояли у его фаэтона, и ему ничего не оставалось сделать, как вылезти и в ответ на «селям» курда, приложившего руку ко лбу и животу, откозырнуть.

На чистейшем французском языке курд сообщил его превосходительству, что, узнав о приближении русского генерала к его владеньям, он счел долгом с лучшими своими всадниками выехать навстречу.

Генерал, от удивления не сразу сумевший подобрать французскую фразу, чтобы ответить на приветствие, спросил, с кем он имеет удовольствие говорить.

Артавазд, жадными глазами наблюдавший курда, уже догадался.

— Бегри-бек! — воскликнул он.

Бегри-бек, хитро улыбаясь, повторил свое имя.

Весь кортеж торжественно тронулся в путь.

Впереди понеслись курды, показывая высокое мастерство скачки в тесном строю. За ними, несколько поодаль, но тоже желая выказать мастерство, казаки. В центре фаэтон. И сзади опять курды. Конь Артавазда, скакавший рядом с фаэтоном, почувствовал что-то родное, стрелой ворвался в ряды переднего курдского отряда. Загорелые дочерна лица, белые частые зубы, запах кожи и шерсти окружили Артавазда. Перестраиваясь на ходу, курды дали ему место рядом с Бегри-беком.

— Курд! — сказал ему Артавазд, показывая на свою лошадь. Бегри-бек, взглянув недоверчиво, тотчас же нашел характерные для курдских лошадей отметины на шее. Злость промелькнула в его глазах, но тотчас же расплавилась в улыбке гостеприимства.

Дорога шла ущельем. Через несколько поворотов, вонзаясь в озаренное закатом небо, справа высоко вознеслась остроконечная скала. Сливаясь с ее выступами, по ней ползли стены крепости, и на самом верху стояла зубчатая башня. Время сплавило древнюю крепость со скалой в одно неразрывное целое.

Гора с башней приближалась, вырастала и наконец нависла над всадниками и фаэтоном отвесной, уходящей в небо громадой. Курды на лету остановили лошадей и спешились. На небольшой площадке лепилось несколько глинобитных домов. Над ними вилась тропа в горы.