Сергей Городецкий - Избранные произведения. Том 2

— Я тебе подарки привез… Слышишь? Я ему покажу, кто здесь хозяин… Я его прикажу повесить… Слышишь?

Но девочка опять закрыла глаза, откинув забинтованную головку.

— Никого живого больше нет, — доложили офицеры.

Медленно тронулись в путь, и тяжелый, едкий запах гари долго еще плыл за отрядом.

Девочка лежала на бурке, на коленях офицеров. Генерал часто наклонялся, прислушиваясь к ее едва заметному дыханию.

Артавазд, Мосьян и Тигран нарочно замедлили шаг, чтобы лишний раз взглянуть на ребенка.

— Одна! Одна живая из целого селения! — говорил Мосьян.

— Всех не могли вырезать. Многие в горы ушли, — отвечал Тигран.

«И так везде, везде, по всей Ванской области, и в Битлисе, и в Муше, и в Моксе, и в Эрзруме… — неслись думы Артавазда. — А ту, которая на дороге… сегодня ж ночью… шакалы растерзают».

Ехали весь день, забыв о еде, останавливаясь только у родников, чтоб напиться и попоить лошадей, умыться и переменить повязку на голове девочки, все время набухавшую кровью.

На этапе Пор-Кох из притулившейся под склоном горы землянки навстречу путникам выскочил человек в вылинявшем на солнце, истертом френче. Давно не бритый, с истомленными, провалившимися глазами, он отрекомендовался:

— Начальник этапа Пор-Кох, прапорщик Сергеев.

— Что вы тут делаете? — накинулся на него генерал. — Дорога эвакуирована.

— Не имею приказа об оставлении пункта.

— Кто с вами?

— Я один.

— Садитесь в фаэтон, вот здесь, на ступеньке.

— Не имею права, ваше превосходительство.

— Продовольствие?..

— Немного сухарей.

Генерал приказал выдать ему коньяку и закусок.

— Завтра будете в Ване.

Снова тронулись в путь. Через недолгое время на конце подъема открылся вид вниз, на долину.

Среди зеленых склонов сверкнул треугольник Ванского озера.

Ночь уже редела — та же холодная, горная ночь, от которой прятались в бурки Пахчан и Вагаршак в лавке Акопа, — когда к одному из очень немногих уцелевших домов на окраине Вана прискакали трое.

Коренастый, большеголовый человек первым грузно соскочил с лошади и застучал в дверь старым виноградным корнем, заменявшим ему плетку.

— Эй, Айрапет! Отворяй! Ты здесь? Ты жив? Не убежал? Айрапет?

Одинокий среди развалин дом ожил от стука и низкого, густого голоса. В верхнем этаже хлопнула дверь, хрустнула лестница под быстрыми шагами, в стекле над дверью показался свет.

— Кто стучит?

— Мы, свои! Отворяй скорей!

— Парон Костя?

Радостный крик слился с грохотом засова.

— И Ашот? И Вартан?

— И весь народ за нами. Кормить надо. Дрова есть?

— И дрова есть, и крупа есть. Подымайтесь наверх. Вот фонарь. Я и без фонаря лошадей поставлю.

Айрапет нырнул в дыру двора. Парон Костя, Ашот и Вартан поднялись в верхнюю комнату. Пустые белые стены сверкнули черными частыми окнами. Парон Костя поставил фонарь на стол и тяжело сел на койку.

— Кто, кто это делает?

Круглые кулаки закачались на коротких руках в воздухе.

— Кому это нужно? Десятки тысяч людей гнать на север по безводной дороге, когда можно было спокойно оставаться тут, когда никакой опасности не грозило! Сколько заболело, сколько умерло, сколько детей опять потеряно! О, когда-нибудь распахнутся горы и выйдет из чрева их мститель и отплатит за все наши страдания!

Глаза его наливались темным блеском, как два черных окна в ночь, запахнувшую горы тоской и гневом.

— Вартан! Куда ты больных положишь? У тебя десять коек. А их сколько? В приют нельзя. Там дети.

— По своим домам. Где кто жил. А заразных изолировать.

— По домам! Без крыш, без окон! Ашот! До рассвета нужно развести огонь под котлами, засыпать пшено. Айрапет тебе поможет. Думал ли ты когда-нибудь, Ашот, народный учитель, воспитанник Варагского монастыря, читатель древних книг, что будешь простым кашеваром для своего народа?

Горькая усмешка скривила тонкие губы Ашота. Воспаленные от ветра веки прикрыли узкие, острые глаза.

Заложив руки за спину, он зашагал, как в классе, по пустой комнате.

— Вся история армянского народа — это история нечеловеческих страданий, предсмертных судорог и быстрого возрождения. Так было уже много раз, как теперь. Кажется, что мы погибаем. Но мы не погибнем!

Глаза его широко раскрылись. Вдали блеснула синева Канского озера.

— Не погибнем!

— Мы живучие! У нас горячая кровь! — обнажая крупные белые зубы в кольце красных губ, окруженных черной щетиной, закричал Вартан, и коротким ударом распахнул окно. — Здесь кошками воняет! Айрапет без нас опять кошачий приют устроил!

— Этому городу, — продолжал, шагая, Ашот, — не первая тысяча лет. И не один раз в тысячелетие его сравнивали с землей, как сейчас сровняли. И каждый раз он снова вставал в цвету садов, в гуле девичьих песен.

— Да, эти звезды видели много.

Вартан сказал эти слова в окно, в пустую, немую ночь, едва оживляемую журчаньем арыка. Густые ивы под окном сливались в одно черное пятно с гребнями Варага, над которым низко висели пушистые звезды.

— Скоро светать будет. Ночи у нас такие темные, что, кажется, света никогда не будет, а чуть заря — и день сейчас же.

— Ассирийцы топтали предков наших в этом городе, продолжал Ашот, — и не растоптали. Теперь турки хотят растоптать и не растопчут.

Отсветы узких языков пламени лизнули ночь, вырезывая зелень деревьев из темноты.

— Айрапет костер развел! За работу! — приказал парон [9] Парон — господин. Костя.

Ашот тем же марширующим шагом направился к двери. Вартан двинулся за ним.

— Подожди! — остановил его парон Костя.

Взял под руку, увел в угол комнаты и шепотом стал расспрашивать. Лицо его исказилось от гнева и страданья.

— Вартан! Я слышал, что много малолетних девушек пострадало при этом отступлении. Есть малолетние изнасилованные. Есть пропавшие без вести. Враг в корню истребляет наше будущее.

— Это правда. Были набеги. Народ плакал от горя и стыда.

— Если нельзя их спасти, им все-таки надо помочь. Если больница доктора Мандьяна не разгромлена, размести их там.

— У меня плохие отношения с доктором Мандьяном.

— Он фантазер. Не обращай на это внимание. Я напишу приказ. Сейчас же иди, займи помещение и приведи его в порядок.

Он набросал несколько слов на бланке особоуполномоченного по устройству беженцев. Вартан торопливо вышел. Парон Костя перегнулся через подоконник во двор, где у огня мелькали черные фигуры Ашота и Айрапета.

— Живей! Живей! — крикнул он. — Я пойду посмотрю, что осталось от детского приюта.

Погасил лампу, шаги его громыхнули вниз и смолкли.

По стенам комнаты забегали отсветы огня. Черные пятна окон стали быстро зеленеть. Проявлялся пейзаж: руины, ивы, обглоданные пожаром тополя. Гребни Варага ушли вдаль и, утомленно налегая друг на друга, ждали света.