Исмаил Шихлы - Буйная Кура

Джахандар-ага увидел, как заколыхалось сборчатое платье жены, в лицо ему ударило теплым воздухом. Пока он снимал сапоги и относил их в конец комнаты, Мелек вошла с кувшином и тазом. Она присела против мужа на корточки.

- Эй, пошевелись, подвинься поближе. Джахандар-ага промолчал.

Ему доставило особое удовольствие сегодня даже то, что Мелек не назвала его по имени, а сказала ему запросто "эй". Он поставил ноги в таз с теплой водой.

Мелек ловкими руками закатала мужу штаны, старательно мыла ступни и пальцы, чесала пятки. Джахандар-ага совсем разомлел от ласковых, но в то же время и деловитых прикосновений жены и от теплой воды. Он, откинувшись и не двигаясь, глядел на жену. Когда Мелек наклонялась, коса ее ползла по спине и то облегала поясницу, то спадала с плеча, и тогда Мелек снова откидывала косу на спину. Один раз Джахандар-ага, когда коса повисла над тазом, взял и сам положил ее на спину жене. При этом он невольно дотронулся пальцами до белой шеи жены, и пальцы не могли оторваться сразу, но помедлили и даже погладили шею. Мелек снизу вверх посмотрела на мужа. Джахандар-ага не отводил глаз от ее лица, от ее черных волос, от золотых серег. Словно ему неловко сделалось за минутную слабость, он довольно сурово сказал Мелек:

- Что это ты не покрыла голову?

Мелек, точно поняв настроение мужа, прикусила губу, чтобы не улыбнуться.

- Но здесь же нет чужих, мы одни.

- Что с того? - еще строже сказал Джахандар-ага.

Он, как видно, боялся больше всего на свете проявить слабость перед женщиной.

Мелек спокойно, не обидевшись, поправила шаль, подобрала волосы со лба. Весь вид ее как бы говорил: "Ну, теперь ты доволен? Успокоился?"

Для того чтобы вытереть ногу мужа, она положила ее к себе на колени. Эта капля переполнила чашу. Почувствовав мягкие колени Мелек, Джахандар-ага не мог больше крепиться, он схватил жену, крепко ее обнял и принялся целовать. Растерявшись, Мелек не знала, как вести себя, настолько неожиданным был этот порыв очень сдержанного всегда Джахандар-аги. Но потом она скоро сообразила, что во всяком случае лучше всего не противиться воле мужа, и припала щекою к его груди. Она стояла так, радуясь, что обладает силой, способной вывести из себя твердого как скала мужчину. Но это все длилось недолго. В ней пробудилось инстинктивное движение, присущее всякой женщине, оказать хотя бы внешне, хотя бы для приличия сопротивление. Она вывернулась из железных объятий мужа и смущенно отошла в сторону.

- Стыдно. Увидит кто-нибудь.

- Я знаю. Да уж очень соскучился.

Мелек, и на этот раз вышедшая победительницей, окинула мужа почти насмешливым взглядом и взяла таз под мышку.

- Потерпи немного. Ничего с тобой не случится.

Она прикрыла за собой дверь, и в ту же минуту, оставшись один, Джахандар-ага пришел в себя, отрезвел. Он прилег на тахту, удобно облокотившись на подушку. Последние слова жены, а больше того насмешливая интонация, с которой они были сказаны, сильно задели мужчину, имеющего твердые и устоявшиеся взгляды на семейные отношения. Джахандар-ага разволновался не на шутку. Пальцы, сворачивающие папиросу, дрожали.

Да, он был нетерпелив, как ребенок, и тем самым унизил в глазах жены свое мужское достоинство, достоинство мужа. Ничто не могло оправдать его: ни долгая отлучка, ни красота Мелек, ни ее молодость. Джахандар-ага твердо был убежден, что муж не должен никогда в жизни показывать жене, что он ее любит. Жена должна жить в постоянной тревоге, не зная, как муж отнесется к ней сегодня. Она месяцами должна ждать ласкового слова, а улыбка мужа должна быть для нее редким и светлым праздником. Тогда она будет ценить мужа, будет уважать его и трепетать перед ним. Сила мужа, его власть состоят именно в неизвестности и в тревоге, которую он внушает.

Джахандар-ага до сих пор так и жил, соблюдая обычаи и законы отцов. Но теперь каждый раз, увидев Мелек, он забывает об этих обычаях и законах. Он теряет сам себя, свое лицо, свое достоинство и превращается в игрушку минутного настроения.

Затягиваясь папиросой, он думал: "Что случилось со мной? Ведь и в юности я никогда не склонялся ни перед одной девушкой. Я ни разу не улыбнулся Зарнигяр. А теперь? Почему, увидев Мелек, я забываю про все на свете?"

Веселости на душе как не бывало, широкие мохнатые брови нахмурились, глаза оказались в глубокой тени. Казалось, он нарочно загородил и затенил глаза опущенными бровями, чтобы никто не мог прочитать в глазах, что скрывается в сердце.

Мелек, сразу почувствовавшая перемену в муже после своих не очень удачных слов, старалась всячески смягчить его и задобрить:

- Подожди немного. Я сварю тебе вкусные хингалы10. Со вчерашнего дня готовилась, правду говорю.

Джахандар-ага, нахмурившись, промолчал. Но перед хингалами суровость была бы просто смешной. Острый и пряный дух распространялся от исходящего паром блюда, наполненного хингалами. Джахандар-ага сел перед блюдом, поджав под себя ноги. Хингалы он любил больше всякой еды на свете. Поэтому тотчас он придвинул огненное душистое блюдо к себе.

- Садись и ты поешь.

- Я себе отложила.

- Вдвоем веселее. И аппетит бывает лучше.

Мелек не стала больше перечить. Сев рядом и прижавшись к мужу, она потянулась руками к блюду.

- Ну как, нравится? Кажется, я положила слишком много луку?

- Нет. Хорошо.

Джахандар-ага знал эту слабость всех женщин: любят, чтобы хвалили еду, приготовленную их руками. В этом случае можно сделать жене приятное, да хингалы и вправду хороши. Поэтому Джахандар-ага еще раз уверенно подтвердил:

- Хингалы хороши, ничего не скажешь. Ты умеешь готовить. Молодец!

Джахандар-ага наелся. Мелек принесла ему чай, и он улегся на тюфячке. Подозвал жену, приказал:

- Принеси-ка сюда хурджин.

Через минуту мешок был перед ним.

- Развяжи. Вытащи оттуда все ткани.

Мелек отдельно положила на пол отрезы атласа и отрезы цветастого шелка, ткани для одеял и матрацев, самаркандский шелк, кашмирские шали.

- Возьми себе, что больше понравится.

- Нет, выбери и дай сам.

- То, что нравится мне, может не понравиться тебе.

- Что выберешь, то и понравится.

Джахандар-ага неторопливо допил чай, положил пустой стакан на блюдце и протянул руку к атласу.

- Ну, как?

- Не знаю.

Но по глазам было видно, что Мелек довольна подарком. Тогда Джахандар-ага поднял атлас и бросил его к ногам жены.

- Бери, это тебе. А кашмирскую шаль ей. А этот цветастый шелк я купил для Салатын.

Джахандар-ага поглядел на Мелек сумрачными глазами, спросил о дочери:

- Без меня она заходила сюда?

- Только один раз я видела ее, шла за водой.

- Как она? Осунулась? Изменилась?

- Славу аллаху, расцвела, хороша, как русалка.

- Наверно, им сейчас трудно.